Весна 1971 года. Мы с отцом планируем очередную охотничью вылазку. После долгих обсуждений, споров и звонков остановились на Уржумском районе Кировской области. В то время отец работал в Министерстве лесного хозяйства РСФСР, имел много знакомых в областях, поэтому особых проблем с доставкой в глухие, отдаленные и потаенные уголки лесных массивов, в общем-то, не было. Местные лесоводы всегда шли навстречу: по прибытии в крупные населенные пункты предоставляли то попутную машину, то катер, а то и вездеход.

 

Ну а дальше тяжеленные рюкзаки на плечи, и — вперед!

Каким-то образом узнав о предстоящей поездке, в товарищи к нашей компании, состоящей из двух человек, стал проситься довольно молодой парень, работавший в том же министерстве. Не скрою, что мы оба довольно настороженно восприняли его просьбу. Посоветовавшись, все же решили рискнуть и взять его в эту поездку.

И вот на платформе Ярославского вокзала, во время посадки в поезд дальнего следования Москва — Киров я впервые увидел Володю. Никто не мог предположить, что эта встреча в корне изменит нашу жизнь. С огромным рюкзаком и ружьем, в серой кроличьей шапке, болотных сапогах и энцефалитке, в купе вошел мужчина приятной наружности и, поздоровавшись, сел, вытирая со лба выступившие капельки пота. Познакомились, разговорились и за десять дней охоты подружились.

Володя окончил Воронежский лесной институт и несколько полевых сезонов проработал в лесоустроительной экспедиции в должности таксатора. Здесь он увлекся изготовлением чучел добытых животных и со временем стал хорошим мастером, привив любовь к этому искусству и мне, а впоследствии мы приобщились к таксидермии, и наши повзрослевшие сыновья тоже. Потом перешел в Министерство лесного хозяйства, работал в почвенной лаборатории Центральной лесосеменной станции, обслуживал российских и иностранных охотничьих туристов. Был мастером «на все руки».

До поступления в институт, проработав два года плотником и столяром, мог построить из дерева все что угодно. С легкостью маленьким туристским топориком, попадая им точно по нужному месту, быстро валил довольно толстое дерево, устраивая переправу через речку, вязал плоты, нарты для перевозки грузов, из подручных материалов сооружал теплый и незаметный на местности шалаш, обеспечивая временное прибежище вполне комфортными условиями.

Очень трудолюбивый, рассудительный, на редкость собранный и спокойный, даже в критических ситуациях, которых было немало, принимал единственно правильное решение, которое спасало положение. Соблюдал этику охоты, любил и берег природу, никогда не бросал в лесу отходы, а сжигал или закапывал глубоко в землю. Всегда умел договориться с местными егерями или охотоведом о выдаче путевок и маршруте прохода к наиболее интересным и перспективным в плане охоты местам. В охоте, да и в обычной жизни, не был завистлив и радовался удаче компаньонов. Сам же любил посидеть на бревнышке или в шалаше, понаблюдать за жизнью животных, помечтать и не расстраивался, частенько приходя в лагерь пустым.

Вечером у костра или утром во время завтрака каждый из нас выбирал маршрут очередного выхода и информировал остальных. В случае непредвиденных обстоятельств мы примерно представляли, в каком районе может находиться наш товарищ. До вечера расходились в разные стороны, никогда не мешая друг другу и не охотясь сообща.

Первым в лагерь приходил, как правило, Володя и, разведя костер, тут же принимался за приготовление пищи, что у него получалось блестяще. Собравшись вместе, делились впечатлениями о прошедшем дне, долго сидели у костра, смотрели на звездное небо и мечтали о новых походах.

День рождения Володи приходился на 30 апреля, а в это время мы всегда были на весенней охоте. Он доставал из своего бездонного рюкзака различные вкусности, бутылку хорошего коньяка, которую приберегал на этот случай, мы разжигали костер и поздравляли его.

В течение трех десятков лет каждой весной и осенью втроем мы неизменно отправлялись на 10 дней в охотничьи экспедиции, как правило, в отдаленные, глухие, труднодоступные места, которые редко посещались людьми, а окружающие леса почти не имели явных следов цивилизации. Опыт, накопленный в этих поездках, дает основание утверждать, что оптимальный коллектив охотников должен состоять из трех человек. Двое — мало, если возникла непредвиденная, а то и экстремальная ситуация, которая на охоте — не редкость, четверо — много, ведь от лагеря далеко не уйти и охотники невольно будут мешать друг другу.

На время охоты, домом или базой, где можно оставить лишние вещи, становился искусно спрятанный в глубине леса шалаш, или замаскированная палатка на берегу лесного ручья, или речки, охотничья избушка, или деревенский дом в забытых Богом и заброшенных людьми деревнях, коих тогда было множество. Вокруг избушек и деревень дичи было меньше, поэтому мы старались устраивать лагерь вдали от таких мест, добираясь до приглянувшихся угодий с тяжеленными рюкзаками пешим ходом.
Зато какая охота бывала вокруг!

Рябчиков манили порой сидя в лагере, а глухари садились иногда на ближайшие сосны. Вместе встречали открытие летне-осенней охоты по перу, часто бывали на осенних и зимних охотах в ближнем и дальнем Подмосковье, дружили семьями, растили детей. Нам всегда хотелось побывать в различных уголках нашей Родины, поэтому, посетив уже знакомые угодья 3-4 раза, несмотря на хорошую охоту, выезжали в еще не изученные, привлекающие своей неизвестностью и таинственностью места.

Опишу лишь пару случаев из нашей охотничьей жизни того времени.

Было это в начале октября в Вожегодском районе Вологодской области, совсем рядом с Архангельской. Как обычно, с рассветом мы покинули лагерь, устроенный на берегу речки Пустой, и разошлись в поисках пернатой дичи, каждый своим маршрутом. Договорились встретиться в лагере в 16 часов, за час-два до темноты. Мы с Володей сварили суп, почистили ружья и повесили дневную добычу на сучья деревьев.

Приближались сумерки, а отца все не было. Острое беспокойство постепенно овладевало мной. Места были абсолютно глухие, до ближайшего жилья не менее 20 км, отец уже в возрасте, ему более 60 лет, да и больное сердце время от времени давало о себе знать. Заблудиться он не мог, так как прекрасно ориентировался в любых незнакомых местах с помощью компаса и карты или схемы квартальной сети лесничества. В войну ему часто доверяли приводить колонну своего полка к месту назначения, как днем, так и ночью, и он всегда блестяще справлялся с этой непростой задачей.

Между нами была договоренность — в случае непредвиденных обстоятельств шесть раз подряд, через равные промежутки времени, стрелять в воздух, после чего ждать ответа и помощи. Совсем стемнело, мы стреляли, но ответа не было. Наконец далеко за рекой послышался выстрел, мы тут же ответили. От сердца отлегло, значит, живой!

Володя вскочил в деревянную лодку, на которой мы добрались сюда, завел подвесной мотор «Ветерок» и в полной темноте двинулся по реке в сторону озера. Я же для ориентировки остался в лагере. Каким-то чудом, иначе и не назовешь, среди высоких тростников побережья озера он нашел проход в небольшую речку и по ней доплыл до отца.

Как оказалось, наш компаньон среди обширных сфагновых болот не смог навести переправу и беспомощно ходил по берегу речки, пока не услышал шум работающего мотора приближающейся лодки. Ориентируясь на мои выстрелы, Володя благополучно доставил измученного отца в лагерь. Напряжение спало, руки перестали трястись. Мы хоть и отчитали его за опоздание, но очень радовались, что все закончилось так благополучно.

Удивительно, но через пару дней и сам Володя «застрял» в тех же местах, ведь в сфагновых болотах с редкими низкоствольными сосенками соорудить переход буквально не из чего. Перешагнув утром злополучный ручей в истоках, не смог форсировать вечером довольно узкую, но глубокую речку в устье, и все повторилось, но теперь уже с ним.

Другой случай… Этот выезд убедил меня в том, что Володя — настоящий друг. Набралось с десяток совместных охотничьих выездов в таежные угодья севера Европейской части России. Каждый из них был по-своему интересен и познавателен, но захотелось сменить таежные охоты на степные. Ближайшей осенью мы решили съездить на юг, в Ставропольский край, в район
п. Моздок за фазанами, охота на которых открывалась в средине октября. Спланировано — сделано.

Диких, кавказского подвида фазанов было порядочно. Дневали они в почти непроходимых колючих дебрях поймы реки Терек, состоящих из кустов терна, шиповника, боярышника, акации, гледичии и прочих деревьев и кустарников, густо перевитых лианами друг с другом. По утрам и вечерам роскошные петухи и скромные курочки выходили кормиться на убранные поля конопли, подсолнечника, кукурузы и других сельскохозяйственных культур.

Очередным вечером, подстерегая птиц, мы затаились по кромке полей, каждый в своем шалаше. Договорились за час до темноты, которая наступает там очень быстро, встретиться в условленном месте и вместе идти в станицу, до которой было около 7 км и где нас приютили в конторе лесничества. Встретились с Володей, прождали отца до темноты, стреляли, звали условным сигналом, голосом совы — серой неясыти, который слышно за 1,5–2 км, но ответа не было. Что же случилось? Отказало больное сердце?

На пойму опустился густейший туман, исчезли звезды, в десяти шагах ничего не было видно. Да еще эти чертовы шакалы своим заунывным воем в кромешной тьме нагоняли тоску, усугубляя тревогу. Напряжение нарастало с каждой минутой, стрессовое состояние овладело мною. Наконец, далеко впереди, в самых дебрях, послышался ответный крик. Мы радостно кинулись на звук, продираясь по колючим кустарникам с фонариками. Остановились, снова стали звать.

Опять ответ, ближе, но несколько в стороне. Много раз пытались пробиться на ответный крик, но все безрезультатно. Звук смещался то вправо, то влево. До нас дошло, что отвечает нам не наш товарищ, а сова. Изодранные, исцарапанные, кое-как выбрались на поля и упали на землю. Было уже 12 часов ночи. Я понял, что в кромешной тьме и густейшем тумане искать отца бесполезно, да и в живых его, очевидно, нет.

Несмотря на усталость и переживания, Володя сохранял относительное спокойствие. За все это время, а поиски продолжались уже часов пять, он не изрек ни слова упрека, ни единой жалобы. К рассвету решили собирать лесников и в поисках тела прочесывать полосу припойменных лесов общими усилиями. К двум часам ночи, морально обессиленные, вернулись в станицу. О радость!

Наш товарищ, живой и здоровый, сидел в конторе и пил чай. Стал расспрашивать, где же мы были так долго и почему в таком виде? Оказалось, что он нарушил святую договоренность и ушел с места охоты в станицу в одиночестве. Как же я его ругал! А Володя только чуть пожурил, и мы повалились на пол, уснув мертвецким сном. Тогда я реально осознал, кто такой настоящий Друг.

После этого происшествия мы еще 20 лет регулярно совершали совместные выезды, но ни при каких обстоятельствах не нарушали договоренности, данные друг другу перед выходом в угодья. Вот если бы обещания и соглашения исполнялись всегда и всеми неукоснительно, чему следовали когда-то русские купцы, жить было бы несравненно проще.

Охота — довольно рискованное увлечение. Вспоминается не один случай, связанный с опасностью для здоровья, а то и самой жизни. Однако и обычная жизнь довольно опасна. За эти годы много было радостных дней, в которые собирались за праздничным столом вместе с Володей, были и трагические, печальные дни. И неизменно мы обращались друг к другу за помощью, советом и поддержкой, всегда получая их сполна.

По-настоящему дружба проверяется только при возникновении опасной ситуации, и только тогда можно понять «кто есть кто». Мне в жизни повезло, у меня был друг Володя. По моему мнению, Друг — это тот, кто в экстремальной ситуации, в любое время дня и ночи, сразу же, невзирая ни на что, придет на помощь, подставив свое плечо. Ему без опасения можно доверить свои самые сокровенные тайны и мечты, и он всегда поможет советом и делом. Таким и был Володя. Прикиньте, есть ли у вас такой друг, и если да, вы — счастливый человек! Берегите друзей.

Наша крепкая мужская дружба продолжалась 30 лет и внезапно оборвалась в связи с внезапной и трагической кончиной Володи на 59 году жизни в марте 2001 года.

Прошло уже 13 лет с тех пор, как нет Володи. Нет и второго компаньона нашей дружной охотничьей команды — моего отца, а мне их по-прежнему не хватает, и сердце щемит от этих невосполнимых утрат. Один из подсумков Володиного патронташа висит теперь на поясе у меня, при каждом выезде на охоту напоминая мне о друге. Когда Володи не стало, пару-тройку лет ездили на охоту с его и моим сыновьями и в Володин день рождения давали салют из трех ружей.

Впоследствии салют из своего «Шпрингера» давал я один. И несмотря на то что выросшие сыновья стали охотниками, того взаимопонимания, как прежде, уже нет. Да это и понятно, время теперь другое, молодежь всеми силами старается обустроить свой семейный очаг, вырастить детей, и им теперь не до дальних охотничьих поездок. Заменить нашу прежнюю дружную охотничью компанию не кем и незачем. Коней на переправе не меняют.

Уже 10 лет я езжу на охоту в одиночестве. Привык и создать новую группу или влиться в чью-то не смогу. Всегда будет вспоминаться то хорошее, что было прежде, а повторить это, увы, невозможно.

Что еще почитать