Охота – не место для политики

Интервью губернатора Томской области Сергея Анатольевича Жвачкина «Российской охотничьей газете»

 – Такое ощущение, что сегодня люди стесняются говорить, что они охотники. Как Вы считаете, человек может гордиться тем, что он охотник?

– У нас в Сибири, конечно, можно заниматься гольфом, но увлечение охотой естественнее. Чтобы понять, стыдно ли быть охотником, нужно пожить в Сибири. Ведь что такое охота? Состояние души, поэтому и смысл этого древнего занятия не только в добыче зверя или птицы. Охотники никогда не скажут: «Я убил пять уток». Они скажут: «Я добыл пять уток». Людям, которые не понимают разницы между понятиями добыл и убил, не следует вообще говорить об охоте.

Не надо забывать, что есть два вида охоты – любительская и промысловая. Последняя кормит людей, это их работа. Получается, что тот, кто выступает против охоты, хочет лишить людей заработка. Считаю, что государство не просто должно поддерживать охотничье хозяйство, но и создавать законы и правила во благо человека и окружающей среды. К сожалению, сегодня мы зачастую чувствуем себя в лесу как зайцы, как чужие, а не как хозяева.

Во всех регионах необъятной Сибири человек веками жил охотой, не может он без нее и сегодня. А многие не учитывают этого, когда говорят, что охоту надо запретить или ограничить.

Приходится сталкиваться и с другими проблемами. Первые населенные пункты в Сибири были основаны четыре столетия назад. Люди шли по реке и селились там, где больше рыбы, ягоды, грибов, зверя. В этих селах жизнь кипит и по сей день, вот только иногда выясняется, что рыбачить, охотиться на своих исконных территориях жители уже не могут – леса и водоемы сданы в аренду. И это – по закону. Но по совести ли? Убежден, что вокруг сел и деревень надо оставлять угодья общего пользования, иначе мы нарушим многовековой уклад жизни сибиряков.

– Вы сейчас затронули очень болезненный вопрос: как определить, что важнее – частное или общественное? Как Вы относитесь к общественным объединениям охотников, к Росохотрыболовсоюзу в частности?

– Мы многое сломали и разрушили. И в охотничьем хозяйстве тоже. В такой огромной стране должно быть многообразие форм собственности. Как сегодня можно говорить об одних законах управления охотой и рыбалкой для Подмосковья и для Сахалина? Как можно утверждать, что принципы вывода угодий в общее пользование в центральной России и в Сибири могут быть одинаковы?

В Томской области вопросы охоты, рыбалки и экологии пока объединены в один департамент. Это неправильно. Может, такая модель подходит для регионов центральной России, но в Томской области мы думаем о создании самостоятельных органов управления, которые будут заниматься рыбалкой и охотой, – уж больно много задач и проблем у каждой из них. Своя ниша должна быть и у Росохотрыболовсоюза. И все эти организации не должны дублировать друг друга.

А еще мы редко спрашиваем у народа, что ему нужно. Приведу пример. Весна, охотник едет на таежное озеро, где в это время нерестится щука, карась, – таких озер в томской тайге около 50 тысяч. Вы знаете, что период весенней охоты совпадает с нерестом рыбы, поэтому бросить в воду сеть не можете, а на удочку карась не ловится. А карася – сорной, как и щука, рыбы – там тонны. То же самое сегодня происходит и с лещом, которого запустили в сибирские реки еще во времена Советского Союза. И лещ выдавил сиговых рыб, у которых с ним одна кормовая база, и занял их нишу. Массово леща никто не ловит, в промышленных масштабах он годится только для переработки. Однако консервных заводов раньше в Томской области было шесть, теперь – ни одного.

Сегодня мы добиваемся разрешения на вылов леща весной. Во-первых, этим заинтересуем рыбаков и повысим закупочную цену на рыбу. Во-вторых, не исключено, что начнем развивать переработку. Рыбнадзор опасается, что под видом леща в месячник по запрету начнут вылавливать и рыб ценных пород. Но мы предлагаем собрать несколько бригад и организовать рыбалку на тех водоемах, где, кроме леща, ловить уже некого. И это – решение вопроса с сорной рыбой, для которого не нужны дополнительные деньги. Требуются только добрая воля и здравый смысл.

– Большинство вопросов должно решаться в центре или на местах?

– Конечно на местах! Недавно я провел серию совещаний о развитии охотоведения, рыбохозяйственного комплекса и сферы дикоросов; в каждом участвовало по несколько сотен человек из глубинки, для которых лес и река – это вся жизнь. По итогам совещаний мы готовим областные программы развития. Разумеется, законы тоже надо совершенствовать. Есть еще одна проблема, о которой почему-то забывают: психология людей сломана. Многие охотники и рыбаки сегодня идут в лес как потребители, забывая и о законах, и о совести, и о традициях.

Приведу пример из своего детства. Как-то в 70-е с другом и его отцом мы поехали на охоту на разливы. Причалили. Отец друга пошел ставить скрадок, а нас оставил в лодке. Мы посидели и решили отъехать на противоположную сторону, чтобы поставить скрадок себе. Возвращаемся обратно, смотрим: отец друга стоит с веслом, видимо, забыл в лодку положить. Подъезжаем к берегу, а он этим веслом как «уважит» моего друга по спине, да и меня вместе с ним. «Ты что делаешь? – говорит. – На этом месте твой дед рыбу ловил, я ловил и ты будешь ловить. Разве не знаешь, что сейчас икромет идет? Почему на моторе поехал?»

За прошедшие годы мы утратили философию честной охоты и рыбалки. Ее надо возрождать. Кто мешает рассказать у костра своему сыну, что можно делать в лесу и на реке, а чего нельзя? Отец моего друга правильно нас веслом «повоспитывал» – мы на всю жизнь запомнили философию охотника-рыбака, хозяина реки и леса.

– Серьезный вопрос – ломка вековых традиций хозяйского, рачительного отношения к зверю, нерестилищу, кедровнику. Их необдуманное разрушение может привести к протестному браконьерству. Если это произойдет в масштабах страны, от Калининграда до Камчатки, если затыркать охотников непродуманными, скороспелыми и неисполняемыми законами и законодательными актами, то… страшно подумать, что может произойти.

– Охота и рыбалка – вопрос социальный, а не экономический. К примеру, сибиряки испокон веку ловят стерлядь, хоть сегодня это и запрещено. В каждом доме гостя всегда угощают стерлядью. А мы продолжаем запрещать ее вылов, и всех сибиряков делаем преступниками. Считаю, необходимо разрешить ловить хотя бы по два хвоста в неделю или даже в месяц – от этого только лучше будет, ведь честным жить проще. А рвачей, конечно, надо судить по всей строгости закона.

– Согласен с Вами: русскому человеку легче жить честно. Легче отдать государству 500 рублей и поймать стерлядку или поехать на охоту. Кстати, а какую Вы любите охоту?

– Очень люблю поохотиться с подсадными – это же классика. Я семь лет на Кубани проработал, и мне там очень нравилось охотиться на гусей с манными птицами. Недавно попросил знакомых, и мне оставили гусят, осенью их привезу, буду возрождать в Сибири охоту на гуся с подсадными. Вообще благодарен судьбе, что стал охотником. Родом я из Перми, мой отец не охотился, и мне было лет шесть, когда сосед по коммунальной квартире стал брать меня с собой – он ловил певчих птиц и продавал их на рынке, этим и жил. Спасибо родителям, что они меня с ним отпускали. Мы вставали в четыре утра и шли на первую электричку. Уральские горы, запах спелой земляники, лес, туман… До сих пор дух земляничный помню, и туманы, и крики уток, и трели певчих птиц, которых мы ловили.

Так и учатся любви к Родине. Хорошо, когда есть сосед, дед, родители, которые любят природу. Но и государство должно создавать все условия в школе и в обществе, для того чтобы взрослые и дети учились этой любви. У нас недостаточно хорошей современной литературы об охоте и рыбалке, о природе. А та, что есть, в основном коммерческая и нацелена на другую аудиторию. Иногда открываешь журнал, а там – ружья или техника, которые простой человек купить не может.

К людям, не любящим охоту, отношусь с пониманием: не каждому дано. Иногда даже думаю: как здорово, что не все охотники. Кому-то нравится на горных лыжах кататься, кто-то музыкой увлекается, а кто-то не мыслит свою жизнь без охоты или рыбалки. Хорошо, что мы разные.

– Должен ли быть единый орган государственного управления охотой?

– В такой огромной стране – да.

– Но сегодня начальник управления охотой подчиняется Вам, а так он будет подчиняться Москве.

– Проблемы не будет, если больше управленческих функций будут переданы на региональный уровень. У меня есть довольно большой их перечень, и с этим вопросом я даже выхожу на уровень правительства. Первое, с чего надо начинать, – это статистика. Как мы можем грамотно выдавать разрешение на вылов и отстрел, если не знаем, какое количество рыбы и дичи добываем? Опять приведу пример. В Томской области официальная популяция соболя – 52 тысячи. А в год добывается 60 тысяч. Как такое возможно? Вот с чего надо начать, иначе мы наломаем дров. Поэтому я хочу досконально знать ситуацию с ресурсами животного и растительного мира.

– А что мешает вашему региональному органу заниматься этим?

– Сегодня изменились условия хозяйствования. Возьмем, к примеру, рыбу. Кто раньше занимался расчисткой русел рек? Кто занимался рыборазведением, охранял места ловли, нереста? Кто давал заявку метеорологам, гидрологам на просчет перспективы паводка и так далее? Этим занималась целая система. Мы ее разрушили, а что создали?

Говорить о том, что, создав свой орган управления охотой, мы решим все проблемы, неправильно. Нам надо учитывать текущее состояние лесозаготовок, перспективные планы нефтяников и газовиков, программы строительства дорог и массу других факторов. Один вопрос тянет за собой другой. Поднимая рыбную промышленность, мы продолжаем говорить, что реки и рыбу губят нефтяники. Но никто не думает о том, что прошедшей зимой у нас выпало максимальное количество снега за 30 лет и до 70 процентов рыбы погибло от элементарных заморов, а не от нефтяников.

Зачастую не в ту сторону уводят экологи. В Томской области с 80-х годов речники подвергались критике за добычу гравия (а его мы поставляем по всей Западной Сибири) в Томи. В этом году сели за стол переговоров и решили: до 20 мая гравий в реке добывать можно, а после 20-го, когда вода нагревается примерно до +16° и рыба идет на нерест, – нет. Все выполнили свои договоренности, в итоге мы и промышленность не загубили, и рыбе дали возможность отнереститься.

Сейчас готовим распоряжение по любительскому сетевому лову: разрешим ставить 25-метровую сеть для ловли карася, леща, щуки. Считаю, что рыбинспекция должна заниматься не сорной рыбой, а нельмой, осетром, стерлядью, другими ценными и промысловыми видами. Понимаю, что легче всего подъехать к мужику и составить на него протокол, поэтому считаю необходимым изменить систему оценки деятельности рыбинспектора – оценивать не по количеству составленных протоколов, а по конечному результату.

Будем менять и потребительское отношение к природе: на местном телевидении создаем целый цикл телепрограмм, находим интересных охотников, рыбаков, показываем, как ведут они себя в лесу, рассказываем истории из их жизни. В деле спасения окружающей среды власть ничего не сделает без людей – этим должно заниматься общество в целом.

– Как Вы относитесь к так называемым гуманным капканам? На примере Томской области давайте подсчитаем финансовую сторону дела. Было добыто 60 тысяч соболей. Для поимки одного зверька промысловики выставили минимум 10 капканов. Значит, у них должно быть не менее 600 тысяч капканов. Если один гуманный капкан стоит 1,5 тысячи рублей, то 600 тысяч капканов – 900 млн. Откуда у людей такие деньги? Без помощи государства охотникам перейти на такие капканы нереально.

– Промысел – это работа, и охотники-промысловики не будут задумываться о гуманности – негуманности того или иного капкана. У какого капкана производительность больше, тот они и будут ставить.

– Получается, что промысловики об этом не задумываются, но зато в столице этим очень озаботились и подписали Соглашение, по которому мы теперь – члены очередной международной организации. А гуманное европейское сообщество сказало, что не будет закупать пушнину, которая ловится ногозахватывающими капканами. Выходит, мы сами «убили» своего соболя на радость клеточному зарубежному звероводству. И что делать? И как быть Ивану Ивановичу Иванову, у которого две сотни капканов, доставшиеся ему от отца? Капканы как работали, так еще 100 лет будут работать. А его заставляют переходить непонятно на что за свои деньги.

– Я уважаю Бриджит Бордо – она хорошая актриса, но неправильно, когда люди не понимают сути проблем и занимаются популизмом. У нас уникальная страна, и нам нельзя копировать европейские законы. Даже если они будут самыми прогрессивными, но не учтут специфики России, об эффективности можно будет забыть. Кстати, в Англии, несмотря на запрет охоты на лис с собаками, она продолжается, только теперь за большие деньги. Почему об этом молчат европейские защитники животных? Как и о том, что Россия добывает лося в два раза меньше, чем Финляндия.

Сейчас говорят, что томский губернатор выступает против бобров. Но у нас действительно серьезная проблема: бобры, которые во времена СССР были завезены из Белоруссии, невероятно расплодились. По малым рекам проехать невозможно – все в плотинах. А ведь в тайге реки – это дороги, и от их отсутствия страдают люди. Считаю, что в этом вопросе должен действовать только здравый смысл, а не политика. Охота – это не место для политики.

– Мы коснулись вопроса, что должен быть единый государственный орган управления охотничьего хозяйства.

– Согласен. Но при этом надо передать еще больше полномочий на места. Вертикаль государственной власти в целом должна плавно переходить в разветвленную горизонталь местных полномочий. Без максимальной передачи полномочий на региональный и местный уровни нам не обойтись.

– Как Вам нравится последний пример московского законотворчества? Вы сейчас начнете разбираться с численностью копытных в области. А знаете, что недавно Департамент охоты выпустил методику проведения зимнего учета? Слышали про GPS-навигаторы, компьютерную обработку данных и прочее?

– Надо разработать такую методику, которую я могу применять в условиях, когда 60% территории региона покрыто лесами, а дорожная сеть развита слабо. Такой методики сейчас нет, есть общая – для Томской области, Кубани, Подмосковья и всех остальных регионов. Мы же просим передать нам полномочия в этом вопросе, но вместе с финансированием.

Для того чтобы найти механизм, устраивающий всех, нужно дойти до самых дальних рубежей страны, просчитать взаимосвязь между самыми разными отраслями. Охота, рыбалка, лес малая авиация, речной флот, жизнь сибирского села – все взаимосвязано. Не надо думать, что правительство не хочет решать назревшие вопросы. Но это настолько сложный механизм, что только досконально понимающий проблему человек – и не один, а целое экспертное сообщество! – может все разложить по полочкам.

– Сергей Анатольевич, все, что Вы говорите, абсолютно справедливо. Я искренне желаю, чтобы в масштабах Томской области, где население за миллион (и наверняка из них процентов семь–десять – охотники), Вам удалось отладить вопросы природопользования и охоты в первую очередь, чтобы Ваш опыт применялся потом в других субъектах РФ – там, где «хозяин» области не охотник и не рыбак.

– Ну что Вы! Город-то у нас – 500 тысяч. А почти 600 тысяч живут в селах, в тайге. Чем они занимаются? Охотой да рыбалкой. Мы многому научились за четыре века истории, многим можем поделиться с федеральным центром и регионами. Уверен, сейчас мы как раз на старте такого диалога.

Беседовал Александр ЛИСИЦИН.