22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война, которая пошла совсем не по тому сценарию, который предполагался руководством Красной армии. Вермахт, сконцентрировав свои войска на решающих направлениях, громил советские части, которые под напором врага вынуждены были отступать на восток.
Здесь сыграли свою роль те недостатки в обучении РККА, о которых говорилось еще год назад, при приемке наркомата обороны СССР от маршала Климента Ворошилова маршалу Семену Тимошенко.
В том документе акта-приемки от 7 мая 1940 года, в частности, отмечалось: «Боевая подготовка войск имеет крупнейшие недочеты; слабая тактическая подготовка во всех видах боя и разведки, особенно мелких подразделений; пехота не умеет прижиматься к огневому валу и отрываться от него; войска не обучены лыжному делу; применение маскировки отработано слабо; в войсках не отработано управление огнем».
Подчеркивалось: «Войска не тренируются в обстановке, приближенной к боевой действительности, применительно к требованиям театров военных действий. Войска мало обучаются в поле практическому выполнению всего необходимого для боя. Недостаточно воспитывается и прививается выносливость, физическая закалка и стремление выполнить приказ беспрекословно, точно и быстро, несмотря ни на какие трудности, и преодолевая их».
Особую тревогу у Тимошенко вызывало состояние царицы полей: «В наркомате обороны до 1939 года существовало неправильное мнение о том, что пехоту легче подготовить, чем другие технические рода войск. Вследствие этого: а) вопросам организации, вооружения и подготовки пехоты не уделено должного внимания; б) пехота подготовлена слабее всех других родов войск… е) пехотное вооружение отстает от современных требований боя и не обеспечено минометами и автоматами».
Все эти недочеты пришлось исправлять уже в ходе войны. В первую очередь войска необходимо было научить метко стрелять, поскольку отечественная армия в мирное время, к сожалению, уделяла и уделяет этому слишком мало времени.
Я сам служил срочную службу в рядах Советской армии в 1985-1987 годах и прекрасно помню, как нам на стрельбище выдавали только три патрона при стрельбе из самозарядного карабина Симонова (при емкости магазина СКС в десять патронов).
В ходе всеобщей мобилизации наркомат обороны во многом опирался на Осоавиахим (Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству), многие из членов которого имели знак «Ворошиловский стрелок». Примерная численность Осоавиахима к началу войны составляла 13 миллионов человек.
В оборонительном бою (а именно такой вид боя превалировал в начале войны) ценность хорошего стрелка была весьма высока. Он один мог заменить одно-два пехотное отделение, меткими выстрелами уничтожая вражеских командиров и минометчиков и тем самым, срывая атаку.
К осени 1941-го фронт начал стабилизироваться, противники перешли к оппозиционной войне как в Первую мировую и как в 1914-1918 годах обеим сторонам пришлось вспомнить о снайперах. Snipe — английский термин, изначально обозначавший охотника на бекаса, быструю и мелкую птицу с непредсказуемой траекторией полета, для стрельбы по которой требуется исключительное умение.
В РККА требовались не просто хорошие стрелки, но сверхметкие, которые при этом могли бы замечать малейшие изменения в расположении неприятеля, великолепно маскировать свою позицию и уметь при случае незаметно подкрадываться к противнику.
И тогда на выручку Красной армии пришли охотники. Их количество на 22 июня 1941 года составляло около двух миллионов человек — при общей численности населения СССР в 196 миллионов (по другим данным, 198 миллионов). 350 тысяч охотников были промысловиками.
Многие из них были призваны в РККА или пошли добровольцами и проявили себя в боях с самой лучшей стороны.
По типу охотничьих костюмов снайперы начали облачаться в специальную одежду, которая должна была долгое время сохранять тепло и не цепляться за ветки. Оружие и амуниция не должны были звякать, чтобы не спугнуть цель, а сам стрелок использовал для своей скрытности ветви деревьев или траву.
В снайперское дело охотники привнесли маскировочную раскраску лица, обустройство незаметного укрытия, в котором можно переночевать или переждать непогоду, а главное — умение действовать в экстремальных условиях и находить нестандартное решение в самом трудном положении.
Наиболее результативным советским снайпером времен Великой Отечественной войны стал младший лейтенант Михаил Сурков, на счету которого было 702 уничтоженных вражеских солдат и офицеров (для сравнения, самый эффективный снайпер Третьего рейха Маттеус Хетценхауэр убил 345 бойцов и командиров РККА).
До войны Михаил жил в таежном поселке в Красноярском крае и был потомственным охотником-промысловиком.
Писатель Николай Тихонов отмечал: «Это человек, пришедший с дальнего севера. Он охотник такой, что бьет белку в глаз. Он может попасть в щель танка, ослепить водителя на ходу. Он может выследить врага, как бы тот ни маскировался. Он — один из многих снайперов. Его лицо с энергичными, сильными линиями кажется застывшим, мучительно напряженным. Но это выражение типично для него. Когда он сосредоточивается, он весь превращается в натянутую струну. Но вот его «охота» была удачна. Лицо мягчеет, и перед вами молодой, скромный, тихий человек, который смеется как-то очень застенчиво».
Кинооператор Союзкинотехники Аркадий Левитан, который зафиксировал на пленку, как стрелял Сурков, вспоминал: «Михаил срезал на огороде тыкву, надел на нее каску и высунул над бруствером ложного окопчика, метрах в 400 от немцев. Со стороны врага эта тыква с каской «читалась» как голова солдата. Потом Сурков переполз в другой окоп, метрах в 40 от ложного, сделал выстрел и стал наблюдать. Очень скоро по тыкве стали бить — вначале это были винтовочные выстрелы, потом ударил миномет. Во время перестрелки Михаил и обнаружил снайпера противника. В тот день он убил своего 702-го врага».
Возможно, что Сурков увеличил бы свой грозный счет еще больше, но в 1943-м после седьмого ранения он был отправлен в госпиталь и демобилизован.
В ходе Сталинградского сражения на весь мир прогремело имя снайпера младшего лейтенанта Василия Зайцева — на его счету было 225 уничтоженных солдат и офицеров врага.
Как и Сурков, Зайцев сызмальства занимался охотой, к которой его приобщил дед, Андрей Алексеевич, в 12 лет подаривший внуку винтовку Бердана с патронташем.
Именно Зайцеву принадлежат знаменитые слова: «Для нас, бойцов и командиров 62-й армии, за Волгой земли нет. Мы стояли, и будем стоять насмерть!»
Сам он так вспоминал о поединке с немецким снайпером в Сталинграде: «Решили его заинтриговать, но первую половину дня необходимо было переждать, потому что блеск оптики мог нас выдать. После обеда наши винтовки были уже в тени, а на позиции фашиста упали прямые лучи солнца. Из-под листа что-то заблестело — снайперский прицел. Меткий выстрел, снайпер упал. Как только стемнело, наши пошли в наступление и в разгар боя мы из-под железного листа вытащили убитого фашистского майора».
Как и Сурков, в 1943-м Зайцев досрочно «сошел с дистанции» из-за ранения.
Среди результативных снайперов Красной армии было немало представителей коренных народов Севера, вся жизнь которых была связана с охотой.
Старшина Иван Кульбертинов, эвенк по национальности, был потомственным охотником. Свой боевой счет 25-летний боец открыл 27 февраля 1943 года под Старой Руссой, мстя за погибшего в начале войны брата Николая.
Вскоре Кульбертинов стал незаменим для красноармейцев, оберегая их от снайперов противника. Так, однажды, охотясь на вражеского стрелка, эвенк попросил бойцов ночью выкопать в сторону неприятеля двадцатиметровый окоп и перед рассветом залег в нем. Он знал, что при винтовочном выстреле в утреннем воздухе образуется крохотное облако пара, которое выдаст врага. Так и произошло и первым же выстрелом советский охотник уничтожил прятавшегося на дереве немца.
К концу войны на счету Кульбертинова было 428 убитых нацистских солдат и офицеров, при этом сам снайпер считал, что довел счет до 500, но не по его вине многие удачные выстрелы не были зафиксированы.
После войны Иван Николаевич вернулся к привычному ремеслу охотника-промысловика.
Нанаец Максим Пассар в 1942 году ушел на фронт добровольцем. С детства вместе с отцом он охотился на пушного зверя, но снайпером стал не сразу, попав в минометчики. Помог случай — в ходе визита в их полк немецкий снайпер застрелил проверяющего из штаба дивизии и разъяренный командир полка приказал отобрать лучших стрелков для немедленной ликвидации нациста.
Пассар убедил комполка, что справится с задачей лучше других и просидев на следующий день несколько часов на высоком дереве, обнаружил и уничтожил врага на ближайшей сосне.
Полностью талант молодого охотника раскрылся во время битвы за Сталинград.
В своем походном блокноте Пассар писал: «Сегодня у меня хороший день — убил сотого фашиста. Первого подстрелили в лесах западнее Москвы, а сотый фриц навечно остался лежать вот здесь, в донских степях. Так заставлю лежать каждого оккупанта, который попадется мне на прицел».
17 октября 1942 года снайпер был удостоен ордена Красного Знамени, он стал героем газетных публикаций и благодаря им немцы узнали о нем.
Командующий 65-й армией генерал Павел Батов, который лично вручал орден охотнику, вспоминал: «Имя снайпера с берегов Амура быстро стало известно всему Донскому фронту. Немцы сбрасывали листовки с дикими угрозами в адрес Максима Пассара».
Пассар превзошел Зайцева, став самым результативным советским снайпером в период Сталинградского сражения — на его счету было 237 врагов.
Военная судьба свела в Сталинграде военного корреспондента, поэта Евгения Долматовского с Пассаром, с которым военкор пробыл на передовой двое суток.
Долматовский писал: «Маленький, с бесстрастным смуглым лицом, снайпер словно дремал в своем укрытии. Винтовка с оптическим прицелом смотрела в сторону немецких позиций, но снайпер, как мне казалось, и за передним краем не очень следил, просто отдыхал или думал о своем, если, не закрыв, то совсем сощурив узкие глаза. Мне хотелось не прозевать момента, когда цель появится и Пассар выстрелит. Но и я невольно задремывал, а когда раздался выстрел, встрепенулся, но уже ничего не было видно на линии вражеских окопов, а Пассар не охотничьим, а перочинным ножиком делал легкую зарубку на ложе своей винтовки… "Однако двести двадцатый", — сказал Максим Пассар».
К сожалению, до конца битвы герой не дожил: в бою 22 января 1943 года старший сержант Пассар скрытно подобрался на 100 метров к немецким пулеметчикам и уничтожил два расчета. Этим он обеспечил успех наступления всего полка, но сам погиб.
На счету якута-промысловика, Героя Советского Союза и участника Парада Победы 1945 года в Москве сержанта Федора Охлопкова числилось 429 уничтоженных врагов, а сам он был ранен двенадцать раз.
Его снайперский почерк характеризовался тщательным изучением местности, обязательной сменой позиции после выстрела и маскировкой звука выстрела, который должен был сливаться с пулеметной или автоматной очередью или выстрелами пехотинцев.
Хамниган по национальности, Семен Новоконов, уже с десяти лет считался заправским таежным охотником с прозвищем «Глаз коршуна».
На фронт попал в ноябре 1941-го, когда ему был 41 год. Ввиду не юного возраста его поначалу определили в санитары. Стать снайпером ему помог случай: подобрав очередного раненного Новоконов увидел, что в них целится немецкий солдат. Охотник мгновенно вскинул трехлинейку и одним выстрелом снял противника. После этого красноармейца зачислили в снайперский взвод.
За годы Великой Отечественной войны старшина Новоконов довел боевой счет до 360 уничтоженных немецких солдат и офицеров, а в том числе и одного генерал-майора. Во время Советско-японской войны 1945 года снайпер ликвидировал восемь солдат и офицеров Квантунской армии.
Новоконов был самобытной личностью, никогда не расстававшейся с любимой трубкой, даже в засаде, где снайпер, конечно, не курил, а лишь посасывал мундштук. На трубке Новоконов выжигал точки по числу уничтоженных вражеских солдат и крестики по количеству убитых офицеров.
Военный корреспондент «Красноармейской правды» капитан Евгений Воробьев свой очерк о Новоконове, вышедший в газете в апреле 1945 года, так и назвал — «Трубка снайпера». В материале известный стрелок щедро делился своими приемами охоты на двуногих хищников.
«— Предположим, фашисты идут в атаку, — говорит Номоконов, прищурив глаз и попыхивая трубкой. — Фашисты не знают, что мы хорошо укрепили рубеж. В кого должен прежде всего целиться снайпер — в передних или в задних?
Я беспомощно пожимаю плечами.
— Конечно, в задних, — говорит Номоконов таким тоном, будто ведет занятие в школе снайперов. — Во-первых, фашисты не сразу узнают, что действуют снайперы. Во-вторых, если бить по задним, меньше фашистов уйдет от пуль, когда начнут пятиться обратно... Ну, а если нужно помочь стрелкам отбить атаку?»
Капитан не знал ответа и на этот вопрос.
Тогда Семен Данилович прищурил левый глаз и назидательно сказал: — В этом случае нужно в первую очередь бить по передним. А почему? Устроить панику. Пусть любуются, как передние будут валиться! Но тут надо бить с разбором, чтобы не упустить из виду офицеров. Та-ак... Ну, а вот, например, два фашиста вышли из лесу, несут бревно. Они на краю полянки строят блиндаж. Когда огонь открыть?
— Как только цель появилась, немедленно, - ответил журналист.
— Ошибка, — строго поправил его Номоконов. — Зачем же цель пугать? А вдруг несчастный случай? (Так Номоконов называл промах). Тогда фашисты сразу в лесу спрячутся. Лучше всего открыть огонь, когда они со своим бревном на полдороге. От леса уже ушли, а к блиндажу, за которым можно спрятаться, еще не подошли. Ну, а какого фашиста следует снять сперва?
И снова слово Воробьеву: «Номоконов, примирившийся с моей непонятливостью, не оставляет мне времени для ответа и тут же объясняет: — Сперва нужно целить в заднего. А почему? Если снять переднего — тот, кто идет сзади, сразу испугается и может убежать. Лучше пусть тот, кто впереди, подумает, что товарищ сзади споткнулся и уронил бревно».
Бурят Цырендаши Доржиев охотился в Забайкалье с 14 лет вместе с отцом, который научил сына чтению звериных следов и меткой стрельбе. В августе 1941-го Дорбжиев добровольцем ушел на фронт, но, как и Новоконов стал снайпером не сразу. Поначалу таежного охотника определили служить в хозяйственный взвод, ездовым при кухне.
Доставка продовольствия бойцам, конечно, нужное дело, но Держиев шел на фронт убивать врагов. Он добился от командования перевода в снайперы и уже в ноябре 1941 года открыл свой боевой счет, уничтожив из засады двух немецких солдат.
Воевал умело. Командир 645-го стрелкового полка Дмитриев отмечал: «Товарищ Доржиев — отличный снайпер. В боях за деревню Симонова 3 мая 1942 года Доржиев истребил одного офицера, четырех пулеметчиков, двух наблюдателей, 18 солдат. И в этот же день Доржиев уничтожил немецкий истребитель «Ме-109». На 26 мая 1942 года снайпер Доржиев уничтожил 174 фашиста. Только в мае месяце снайперская пуля настигла 56 гитлеровцев. Товарища Доржиева представили к ордену Ленина».
3 января 1943 года сержант Доржиев скончался от тяжелой раны, полученной им ранее в бою. К тому времени охотник-снайпер ликвидировал 297 германских солдат и офицеров, сбил один самолет.
Охотники оказались востребованы и в войсковой разведке, где пригодилось их умение часами лежать в засаде, бесшумно подкрадываться к зверю, точно определять расстояние до цели и быстро уничтожать ее.
Уроженец Вятки Георгий Шубин с 12 лет ходил на охоту и однажды едва не погиб, когда медведь напал на него. Однако раненному подростку хватило силы воли успеть выстрелить зверю прямо в пасть, а затем пройти в тяжелом состоянии большое расстояние, без сил упав на пороге своего дома.
После начала войны Шубин добровольцем ушел на фронт, воевал снайпером, был трижды ранен, после чего был переведен в разведку 348-го полка 51-й стрелковой дивизии. Вскоре энергичный следопыт возглавил группу разведчиков, на счету которых было несколько десятков пленных. Сам Шубин ходил за линию фронта 44 раза.
В представлении его к ордену Отечественной войны I степени отмечалось: «Командуя взводом пешей разведки за период с 25.11.43 г. по 22.2.44 г., захватил 10 контрольных пленных и уничтожил 32 гитлеровца, причем младший сержант Шубин лично уничтожил огнем из снайперской винтовки десять гитлеровцев. За это время взяты трофеи: пулеметов два, автоматов девять, винтовок пять, пистолетов шесть, биноклей четыре».
Не раз Шубина выручала смекалка. Несколько раз его разведчики, подобравшись к немецкому часовому, вдруг слышали: «Рус Иван, куда прешь? Гранату брошу!» В войсковой разведке существует неписанный принцип: если тебя обнаружили во время рейда, надо отходить к своим. Но в какой-то момент Шубин рискнул.
Он рассказывал: «Рус Иван, куда прешь? Гранату брошу!» Взяли мы этого крикуна. Рассказал на допросе: генерал заставил всех часовых выучить эту фразу. Всю ночь часовой ходил и покрикивал аккуратно: «Рус Иван…» Аккуратность и погубила».
Военный корреспондент «Красной звезды» Василий Коротеев писал в своем очерке «Разведчики-охотники» (опубликован в газете 17 июня 1943 года) о трудной работе наших бойцов по преодолению переднего края противника, который был плотно заминирован и почти весь простреливался.
Рейду в тыл врага предшествовала интенсивная тренировка на похожей местности.
Коротеев отмечал: «В окопе предполагаемого противника находится командир взвода, который контролирует действия захватывающей группы. Она должна подползти к окопам так, чтобы командир за 10—15 метров не сумел обнаружить ее. Когда это удается — группа готова для выполнения задачи. Она возвращается в окопы, беседует с наблюдателями и, если перемен не произошло, приступает к действиям».
Автор резюмировал: «Насколько успешны действия мелких групп разведчиков-охотников, можно судить по следующей цифре. За несколько последних дней лишь на одном участке N соединения они захватили 19 пленных».
Охотники воевали не только снайперами и разведчиками. Так, сержант Александр Жежеря командовал пулеметным расчетом и отличился при форсировании Днестра, переправившись в ночь на 14 апреля 1944 года на вражеский берег и удержав захваченный плацдарм.
Весной 1944-го за два месяца боев Жежеря был трижды ранен, истребив вместе со своим расчетом 343 немецких солдат и офицеров. Погиб в бою у села Оглендув к юго-западу от Сандомира, успев уничтожить более 20 врагов и взять в плен офицера противника. Посмертно был удостоен 13 сентября 1944 года звания Героя Советского Союза.
Охотничья закалка помогала выжить не только в пехоте. Советский военный инженер, кандидат технических наук, полковник Юлий Каммерер вспоминал, как жарким летом 1942 года, когда Красная армия отступала под натиском врага к Сталинграду, он, лейтенант-сапер, неоднократно находился на волосок от смерти.
Каммерер писал: «Охотничья привычка — держать ухо всегда настороже. Даже у костра во время ужина и неизбежных "баек" стоит хрустнуть где-то сучку или донестись приглушенному крику ночной птицы, как в охотнике точно по тревоге просыпаются слух и зрение. Эти чувства резко обострила война. Где бы ты ни был, чем бы ни был занят, "лесное ухо" чутко улавливало тонкое завывание идущих на большой высоте тяжелых «юнкерсов», монотонное жужжание разведывательного самолета-рамы, близкие и дальние разрывы снарядов и бомб, другие звуки фронтовой полосы».
Охотничья привычка сохранила Каммереру жизнь: «Коротка летняя ночь. Просыпаюсь от быстро нарастающего гула низколетящего самолета. Моментально вскакиваю, кричу: "Воздух!" Одновременно рядом раздаются пушечные выстрелы, пулеметные очереди. Скатываюсь с сеновала и вижу уходящий над самой землей самолет с крестами и полыхающий, как свеча, свинарник. Пока перебежал на другую сторону, горящая крыша рухнула, похоронив в огненном пекле десятки дико кричащих животных».
Множество охотников влилось в ряды партизан, став лучшими из лучших. Им поручались дерзкие диверсии и дальние разведрейды, они же добывали для товарищей в лесу пропитание, охотясь на кабанов, косулей и лосей.
Герой Советского Союза, командир знаменитого 1-го Белорусского партизанского отряда особого назначения Григорий Леньков, которого в годы войны знали под именем Батя, был опытным охотником.
В своих мемуарах он писал: «Вспоминались десятки случаев, когда я один блуждал на охоте в якутской тайге или по лесам и болотам Ленинградской и Калининской областей, по степям Казахстана. За долгие годы у меня выработались большая выносливость и умение приспосабливаться к любым условиям местности. Я умел ходить по лесам и болотам, мог везде добыть себе пищу, устроить ночлег и жилище. Товарищи по охоте в шутку звали меня «тюленем» или «лосем», а я им говорил, что и это когда-нибудь пригодится. И вот теперь это «когда-нибудь» наступило».
Например, Линькову весьма пригодился опыт засад на хищных зверей, в частности, на волков. Впрочем, он отмечал: «Фашисты — эти полчища хищников, ворвавшихся в нашу страну, были во сто крат хуже волков. И надо было бить, уничтожать их беспощадно всеми возможными средствами и способами».
Воевали охотники и подпольщиками, где риск быть раскрытым и расстрелянным был в разы выше, чем в партизанах, которых защищал лес и товарищи по отряду. Но и здесь выручали охотничьи навыки: хладнокровие, осмотрительность, наблюдательность и умение маскироваться — в данном случае выдавая себя за другого человека.
В этом смысле весьма интересна повесть «Конец «осиного гнезда» (1950), написанная явно на документальном материале. Ее автор, Георгий Брянцев в годы Великой Отечественной войны возглавлял оперативную группу НКВД по руководству партизанскими отрядами и сам дважды забрасывался в тыл врага со спецзаданиями.
Главный герой повести, майор советской разведки Стожаров заброшен к немцам под видом некоего Хомякова и проходит обучение в разведшколе абвера, которой руководит капитан Гюберт. Вскоре обучение Стожарова должно закончиться и его перебросят за линию фронта.
Советский разведчик ищет способ, как после ухода из разведшколы продолжать контролировать вражеское «осиное гнездо» и приходит к выводу, что для этого необходимо внедрить своего человека в ближний круг Гюберта, личность крайне подозрительную и проницательную.
Стожаров решает сыграть на единственной слабости Гюберта, страстного охотника, которому не везет с местными проводниками и предлагает ему в качестве егеря пожилого охотника Фому Кольчугина, которого местные партизаны устроили в разведшколу дворником и истопником.
Кольчугин превзошел все ожидания — как Гюберта, так и Стожарова. Показателен их диалог после охоты.
«— Я получил колоссальное удовольствие! Результаты прекрасные. На два ружья приходится четырнадцать тетеревов, три глухаря, пять рябчиков и два зайца. Как?
— Замечательно! — воскликнул я.
— И стрелок он отличный! — продолжал Гюберт. — Перестрелял меня. Бьет с любого положения… Но не в этом главное. Я впервые узнал, что тетеревов можно стрелять, не слезая с саней. Они подпускают к себе на десять — пятнадцать шагов. Как в сказках барона Мюнхгаузена! Сидят на березах, будто чучела, и только шеями крутят.
— Видно на место хорошее попали? — допытывался я.
— Редкое место! И недалеко. Молодец дед!»
Впоследствии Фома Филимонович Кольчугин, руководствуясь распоряжениями Стожарова, заманил Гюберта, ставшего к тому времени майором, в лесную засаду, где глава «осиного гнезда» был взят советскими разведчиками и партизанами живым и самолетом отправлен в Москву, а сама разведшкола — уничтожена.
Охотники-фронтовики, внесшие свой вклад в разгром страшного врага, достойны, чтобы их имена помнили мы, их благодарные потомки.
Комментарии (0)