Побыть с отцом подольше

Человеческая натура все же странная. Поначалу многим вещам не придаешь значения. Жизнь течет, и ты плывешь по ней, как по реке, изредка поглядывая по сторонам, ни о чем не задумываясь. Какие-то слова, поступки, решения кажутся тебе правильными, осознанными. Ты даже думаешь, что все на свете знаешь, все можешь и весь мир у твоих ног. Но мелеет река твоей жизни, струйками сквозь пальцы уходят, часы, дни, недели, года…

Стареют близкие люди, а кого-то уже нет рядом, и ты вдруг понимаешь, что не успел им многое сказать, за многое поблагодарить или просто помолчать рядом. Дети вырастают, и ты уже ловишь себя на мысли, что говоришь с ними «занудными» словами твоих отца и матери, и только сейчас наконец осознаешь, сколько душевных сил вложили в тебя твои родители.

Обернувшись назад, ты непременно вспомнишь свое начало, когда плыл по реке жизни, поддерживаемый сильными руками отца, и ни о чем не думал. Влезая в салон многолошадного авто, вдруг с ностальгией вспомнишь видавший виды батин велосипед с гордым названием «Кама» и подставку на раме, на которой стоял, держась за руль, чтобы не упасть. Загружая в кузов горы «прибамбасов», с улыбкой вспомнишь поношенный туристический рюкзак, вмещающий все необходимое.

А наматывая сотни километров и тратя крупные суммы, вспомнишь охоты в двадцати минутах от дома, когда, держа в руках новенькую одностволку, ты дрожал как осиновый лист при звуках приближающегося вальдшнепа. Вспомнишь, как пьянел от запаха сгоревшего пороха, нюхая стреляную гильзу, как ворочались в ручье килограммовые щуки, идущие на нерест, – они казались тебе огромными крокодилами. Нет уже того ручья и тех щук, но воспоминания греют твою душу и возвращают в мир детства…

Отец стареет на глазах. Все труднее его вытащить в лес, – дача, будь она неладна! – но я стараюсь. Ведь где еще можно поговорить по душам и омолодиться, скинуть годок-другой, как не в лесу на охоте! Я сейчас в том возрасте, в каком был он, когда начал со мной охотиться. Теперь уже я подгоняю его, шевелю, гоню в лес, на воздух. И когда мы стоим на оттаявшей поляне, я смотрю на него, как в детстве, открыто и преданно, но уже по-другому, по отечески, что ли. Он улыбается, глядя на меня, и морщинки лучами расходятся от его глаз, а я счастлив. Кто знает, может, в тот момент и он чувствует то же самое?

Он говорит, что в охоте я превзошел своего учителя, то есть его, и гордится мной. Мне приятно, я благодарен ему за это. Отец смотрит фотографии и по-доброму завидует мне. Бывает, растереблю ему душу рассказами про гусиную охоту – и глаза его загорятся живыми искрами.

– Всё, мать! Еду с Димкой на гусей!
– Да куда ты поедешь, со своей спиной-то?!

А я знай подливаю масла в огонь: скрадок, мол, купил, будешь лежать в тепле и сухости. Съездил-таки отец, попробовал, увидел. Тяжело далась ему гусиная охота. Оно и понятно: годы берут свое. В этом году повезу его на глухариные и тетеревиные тока.

Пусть увидит! Грех не увидеть! Уж больно мне хочется побыть с отцом подольше. Дать ему то, чего он лишил себя в молодости, воспитывая нас. Увидеть его улыбающиеся добрые глаза и хоть недельку «не записать в счет его жизни». А где еще это можно сделать, как не на охоте!