Октябрь. Похолодало на Севере, и потянулись птичьи стаи за уходящим солнышком.
Все труднее и труднее усидеть дома. Тянет на болота, озера, заливные луга.
Тянет туда, где неумолкаемый птичий гомон напоминает о приближающихся холодах и близкой зиме.
В двадцатых числах октября мы с сослуживцем и собратом по охотничьей страсти Герой Кругловым решили побродить по побережью залива «Пчелиные соты». Залив этот, рядом с которым находился наш военный городок, далее уходил в Амурский залив и Японское море.
Гера Круглов был старше меня на год. Несмотря на молодость, уже имел по тем временам добротную охотничью экипировку. У него было прекрасное ружье и даже резиновые чучела различных уток.
Дорога к заливу шла через железную дорогу «Владивосток – Находка», а затем упиралась в то, что осталось от рисовых полей. Она часто терялась в сильно заросших камышом и пожухлой травой рисовых чеках, в которых перекликались фазаны. Затем в нескольких местах необходимо было форсировать заполненные водой глубокие каналы.
За разговорами, байками об охоте перешли железную дорогу, практически без остановок прошагали примерно половину пути к заливу.
Внезапно со стороны залива, в нескольких сотнях метрах перед нами, налетела и опустилась в оросительный канал большая стая каких-то птиц. Это произошло так быстро, что мы не успели определить, что же за птицы летели – утки, кулики или кто еще из «цыганского племени» мигрирующих птиц?
Мы остановились, тихо подошли к каналу. Из-за большого расстояния, зарослей камыша и чакана смогли лишь рассмотреть какие-то темные точки на воде.
А солнышко все пригревало. В лицо дышал прохладный ветерок с залива. Нам было немногим больше двадцати пяти. Мы были счастливы и верили в свою охотничью удачу.
Совещались недолго. И вот уже мы крадемся вдоль канала-оросителя. Прошли уже больше трехсот метров.
Незнакомые нам птицы не взлетают. Стало не хватать терпения. Мы не выдерживаем. Подходим и становимся на краю оросительного канала, в котором дневало более сотни чирят.
Одни из них плавали рядом с нами, другие на берегу будто бы спали. Это были красивые, уже надевшие зимний наряд, прилетевшие с Чукотки, Камчатки и островов чирки-трескунки. Сверху темно-бурые с широкими темными продольными пестринами. Снизу грязно-белые с темными крапинами. Селезни уже надели на свои плечи голубое покрывало, отчего их зеркальце стало серым. Повисла тишина. Мы стояли на оросителе и, забыв про ружья, наблюдали происходящее. Уточки, как нам казалось, непонимающе смотрели на нас и тоже замерли.
Спустя мгновение, громкие хлопки крыльев взорвали эту тишину. Вся стая, казалось, мгновенно взметнулась ввысь. Еще какое-то мгновение длилось наше замешательство. Наши запоздалые выстрелы не нанесли урона стае. Все чирята благополучно улетели к заливу. Затем мы стояли, успокаиваясь, и в очередной уж раз убеждали себя, что в охоте далеко не главное трофеи. Трофеи нас ждут впереди, а вот увидеть сотенную стаю чирят на отдыхе, совсем рядом, удается далеко не каждому.
Через полчаса, форсировав оросительный канал, мы наконец-то вошли в прибрежную полосу залива.
Наш залив, как мы его для себя называли, находился несколько в стороне от основных путей осенней миграции птиц. Но и на нем в этот период скапливалось много чернети, чирят, кряквы, свиязи и шилохвости. На самом побережье, на отмелях скапливались тысячные стаи разнообразных куликов.
В прибрежной зоне было много небольших озер, каналов, где практически постоянно можно было застать жирующих уток.
Вижу себя лежащим в зарослях камыша у самой кромки залива. Рядом, кажется, на расстоянии вытянутой руки о чем-то хлопочут кулички: зуйки, галстучники. Поодаль важно прогуливается на своих высоких красных ногах кулик-ходулочник. Слева подсела небольшая стайка веретенников. В песке роются мелкие кулички-песочники, которых скопилось на побережье тысячи. Они совсем не боятся людей.
Ярко и тепло светит уходящее в зиму солнце. Бриз. Вдали черными точками плавают стаи уток.
В устье реки Солянки, где с чучелами остался Гера, время от времени слышатся выстрелы. Пытаюсь представить, что же там происходит. Хотя все ясно. К чучелам время от времени подсаживаются нырки, чернеть.
Опять до рези в глазах наблюдаю за плавающими в заливе стаями. Молю, чтобы хоть одна из этих стай снялась и налетела на меня. Вдруг – чудо: показался рыбацкий катер и разбудил залив. Это казанка, в ней видны какие-то фигуры людей, она идет в сторону устья реки Солянки. Стаи уток стали поочередно подниматься над заливом.
Утки поднимаются в небо выше и выше, нарезают круги по заливу. Некоторые потянули к берегу. Вжался в траву.
От ожидания немеют руки на ружье. Вот одна из поднявшихся с воды стай идет к берегу. Стая все ближе и ближе. Кажется, еще мгновение и можно будет стрелять. Но чуда не происходит. Не долетев несколько сотен метров до берега, стая заворачивает крутой вираж и садится на середину залива. Через минуту наступает умиротворение. Ты уже не жалеешь о несостоявшемся выстреле и возможном трофее...
Позже подхожу к густо заросшему камышом длинному озерцу. Ничего не видно. На открытой воде озерца лишь сброшенные утиные перья. Долго стою на берегу и прислушиваюсь. Ничего не слышно. Делаю шаг назад, спотыкаюсь о кочку и чуть не падаю. Потеряв равновесие, понимаю: что-то произошло. С шумом с разных концов озерца, из рогоза и камыша взлетают сразу несколько крупных уток. Стреляю из своего единственного ствола. Летят. Перезаряжаю «Ижевку», тишина. Делаю шаг к озерцу. Стою и чего-то жду. И вдруг из-под кочки с криком взлетает еще одна матерая. И после выстрела с брызгами падает в двадцати шагах от меня. Набрав в сапоги холодной октябрьской воды, бегу и достаю ее. Кряква не кряква? Утка светло-бурая с широкими черными пестринами. Брюшко светлое, зеркальце синее, окаймленное сзади белой полоской. Клюв черный с ярко-желтым концом. Лапки красные. Чуть меньше обыкновенной кряквы. Позже, показав ее старым охотникам, узнал, что мне удалось добыть редко встречающуюся черную крякву.
В тот день эта была моя единственная добыча. Гера заполевал трех чернетей.
Комментарии (0)