Аблаев камень. По волчьим следам Чингизхана и Тамерлана

На южной окраине мелкосопочника расположена пустыня Бетпак-Дала с выделяющейся сопкой — горой Джамбул, высота которой 974 метра.

На перевалах и вершинах сопок издали видны сложенные в форме пирамид груды камней. Называются они «óбо». Издавна скотоводы-кочевники таким способом отмечали удобные места для перегона скота, наличие родников, колодцев или богатых пастбищ в округе. Сооруженная на вершине горы обо обязательно должна быть видна с места сооружения одной или двух других, но такое положение соблюдается не всегда и не везде. Иногда обо много вокруг, а в иных местах их совсем мало или нет вовсе.

Там, где сооружены обо, следует молиться духам этой местности, просить их о покровительстве и приносить им, духам, подарки и овершают жертвоприношения. Построенные вдоль караванных дорог обо служат ориентирами усталым путникам еще со времен Чингисхана и Тамерлана.

У подножия одной из таких небольших горушек располагалась наша полевая геологоразведочная партия. На вершине сопки возвышалась обо внушительных размеров, а рядом с ней лежал большущий, темно-серого цвета плоский камень. Кто, как, и зачем затащил его на вершину, остается загадкой. Видно, сиживал на нем когда-то древний азиат-кочевник, любовался окрестностями или тысячной своей отарой, пасущейся на покрытых травкой склонах.

На этом нагретом солнечными лучами камне по вечерам любил сидеть и наш водитель, пожилой добродушный казах по имени Аблай. После ужина он не спеша поднимался на вершину и, сгорбившись, замирал на камне, словно старый и мудрый степной орел.

После окончания шоферских курсов в сорок втором году, будучи совсем молодым пареньком и начинающим охотником оказался Аблай на войне. Колесил на своей полуторке по фронтовым дорогам, пока не попал под бомбежку. Очнулся молодой солдатик возле своей разбитой и горевшей машины и с контузией и ранением оказался в госпитале. Потом выздоровление, снова фронт и снова ранение. Подлечившись, Аблай сам попросился на фронт, но в этот раз в автомобильную роту не попал, а оказался в подразделении полковых разведчиков. Их стрелковый полк вел тяжелые бои в степных районах Украины, и из коренного степняка-азиата, к тому же охотника, со временем получился хороший разведчик.

Умело используя складки местности, таскал Аблай «языков» через линию фронта, отыскивал и готовил на нейтральной полосе позиции для снайперов, засекал огневые точки противника, и еще много чего выполнял бывший шофер полуторки.

После третьего, тяжелого ранения, Аблая комиссовали. Прихрамывая, он с медалями и солдатским Орденом Славы на фронтовой гимнастерке вернулся в родной колхоз, где ждала его верная черноокая Айгуль. Свадьба получилась скромной. Продолжалась война. Красная Армия громила фашистов, через Польшу приближалась к границам Германии, фронту требовалось много мяса, и колхозникам было не до веселья. Все для фронта, все для Победы! — под таким лозунгом жила вся большая страна СССР. Аблай снова сел за баранку потрепанного грузовика, и потянулись один за другим нелегкие трудовые будни.

Расплодившиеся за время войны серые душегубы-волки вовсю разбойничали в казахской степи. Страдали от них дикие животные: сайгаки, джейраны, зайцы, косули, доставалось и домашним овцам. От всех колхозных чабанов постоянно шли сообщения о нападении волков на отару, и урон поголовью овец все увеличивался.

Председатель колхоза вызвал Аблая в контору и сказал:
— Ты же охотник, Аблай, да еще и разведчик. Не резон тебе в это трудное время зайчишек стрелять, займись-ка ты лучше волками. Совсем от них житья нет.

Колхоз купил Аблаю новенькую тульскую двустволку, председатель лично освободил его от работы в нужное время, и стал бывший фронтовик известным на всю округу волчатником. Не один десяток серых разбойников получили по заслугам за совершенные злодеяния, и не знала промаха Аблаева двустволка.

Вскоре, как теперь говорят, то ли по ошибке, то ли от незнания истинной ситуации признали волков лесными санитарами. Доказывали их пользу для обитающих в угодьях животных, и охоту на них запретили. Видно, никогда не видели инициаторы этого запрета следов волчьих разбоев.

Аблай отправился в контору за разъяснением. Однако председатель, ставший директором совхоза «Ленинжол», распорядился:
— Как стрелял волков, так и стреляй! Я отвечаю за мясопоставки и за выполнение плана, я и за истребление волков отвечать буду. Только ты поменьше болтай о своих успехах.

Аблай продолжил охотиться. Отыскивал логово с волчатами, поджидал разбойников на их тропах в ущельях, караулил на водопоях. Волк — зверь хитрый, умный и осторожный. Ходить в угодьях бесшумно бывший разведчик умел, как правильно маскироваться, тоже знал. Когда ладил засидку на водопое, никогда не нарушал привычную для волков обстановку. Скрадок не делал, а устраивался в естественных укрытиях. Из фронтового опыта Аблай помнил, что лучшее укрытие в солнечный день — это теневая сторона куста, камня, обрыва и т.д. Очень хорошо, если перед спрятавшимся в тени охотником будет освещенный солнцем кустик, куртинка травы или бликующий камень, уступ. Всегда учитывал охотник направление ветра и его завихрения, потому как чутье у волка развито чрезвычайно. Пригодилось и умение подолгу сидеть без движения.

Через десяток лет опомнившиеся законотворцы вновь разрешили охоту на волков, даже премии стали выплачивать за добытых хищников. Только Аблай к тому времени перестал охотиться. Подступала старость, разболелись фронтовые раны, и другие хвори стали одолевать. Повесил на гвоздь Аблай любимую двустволку, уволился из совхоза, устроился в экспедицию и продолжал там работать, ждать пенсию.

Отдыхая после трудового дня, старый охотник по вечерам долго сидел в задумчивости на теплом камне возле обо. С грустью смотрел на розовый закат, вспоминал ушедшую молодость, удачные охоты, свою черноглазую красавицу Айгуль, которая ушла от него после нескольких лет совместной жизни, потому что детей у них не было. Возможно, сказались его фронтовые ранения — кто знает! И прожил оставшиеся годы Аблай бобылем, хотя это и не принято у казахов.

У нас в экспедиции Аблай числился водителем водовозки. Однажды, когда он закачивал воду в емкость автомобиля из горного ручья, машина неожиданно покатилась и слегка прижала водителя к скале. Каждый профессиональный шофер знает, что самый надежный стояночный тормоз (ручник) — это включенная первая передача. Знал и Аблай. Но в данной ситуации такое стало невозможным, так как насос качал воду только при работающем двигателе, а ручник у машины либо был плохо отрегулирован, либо уклон оказался слишком крут.

С большим трудом, порвав рубашку, Аблай высвободился из западни, затем, превозмогая боль, отвез воду на буровую, приехал на базу, а утром пожаловался начальнику на боль в груди и объяснил, как все произошло. Повезли пострадавшего в поселковую больницу. Там его наспех осмотрел местный эскулап, скорее всего фельдшер, и сказал, что все у Аблая в порядке, а грудь малость поболит и заживет. Если бы его отвезли в городскую больницу, до которой было более двухсот километров, скорее всего, человек остался бы жив, но что случилось, то случилось: на следующий день фронтовой разведчик умер.

Кто-то скажет: судьба. Возможно. Лишились должностей наши руководители — начальник партии, главный инженер и зам, ответственный за эксплуатацию транспорта, только что при этом изменилось? Разве что место для забора воды потом определили и приказом оформили. А может, и не судьба виновата, а наше обычное разгильдяйство…

Аблаев камень — так позже стали называть наши сотрудники горку, на вершине которой любил сидеть по вечерам старый охотник. Тот камень и сейчас лежит на этой самой горе. А что ему за полвека сделается? Он даже мхом не покрылся. Не растет мох на вершинах сопок.

Воет теперь матерый волчара у подножия той сопки, возвратившись с удачной охоты. Скликает на обед подрастающее прожорливое потомство, и звучит в ночной тишине жуткая волчья какофония, и только нет сейчас охотников, способных в одиночку сражаться с серой напастью…