Ну вот, дорогой Низами Киримович, написал. И опусом этим поздравляю всех любителей ушастиков, отметивших замечательной выставкой тридцатилетие Подольской секции РОС.
Вечером в воскресенье 26 апреля 2015 года Львович пригласил меня с Люсей поохотиться на вальдшнепиной тяге. Поехали за Вощажниково, что на благославенной Ярославской земле. Это именно то Вощажниково, где находится одноименное знаменитое сельскохозяйственное предприятие, о котором упоминается даже в фильме Владимира Соловьева «Президент».
Погода была дрянная. Шел гадкий дождик. До чего же я ненавижу дожди в России! Не знаю, что я больше не люблю: дождь или ветер. Вот в Англии — другое дело. Там дождь совсем не такой…
Пошли по тропинке в лес. Львович в дождевике, я (за неимением такового) в лыковом плаще «леший». Вдруг — было это ровно в 20 часов — шедший впереди Львович замахал руками, снимая с себя ружье. Сказал, что над ним протянул вальдшнеп. Я спрашиваю:
— Молча?
— Нет, — отвечает, — с голосом.
Не знаю почему, может быть, от раздражения, вызванного дождем… Или ввиду общего упадка настроения, связанного, возможно, в том числе и с неудачно складывающимися уже несколько весен сряду охотами, но я ничего не видел и не слышал.
Дошли до места. Разошлись.
И вот сижу я в ожидании тяги на стульчике под дождиком. Далеко где-то стрельнули… Больше ни звука. Ни хоркающих, ни молча летящих вальдшнепов не наблюдается. И Львович не стреляет. Тишина и дождь. Встал. Пошел к машине. Опять сижу и жду. На тяге, значит, охочусь. Тут выстрел, и через непродолжительное время выходит из темноты леса Львович.
— Я же на вас пропустил, прямо над вами прошел, почему не стреляли?
— Не видел ничего. Молча летел? — спрашиваю.
— Нет, хоркал. А этот за елки упал. Прямо с места, где вы стояли, стрелял. Верно битый. Слышал, как об землю ударился.
— Ну пошли, посмотрим, — говорю.
— А она найдет? — с сомнением в голосе спрашивает Львович.
В ответ я молча пожал плечами. Это могло обозначать от «конечно» до никулинского «постарается». (Если помните, так говорил герой фильма «Ко мне, Мухтар!» младший лейтенант Гладышев в исполнении народного артиста).
По некоторым только мне понятным звукам, издаваемым Люсей при поиске битой дичи, я понял, что вальдшнепа она нашла. Но показалась справа от меня, с наклоненной к земле мордочкой, характерной походкой собаки, несущей битую птицу… без вальдшнепа! Я глазам не поверил:
— Люся?! Где он?
Отошла Лапушка метра на два-два с половиной. Я сделал к ней пару шагов. Посветил фонариком, к слову, полученным в качестве приза за Люсин чемпионат на прошлогодней выставке «Золотая осень». Смотрю, Люся за краешек крыла приподнимает вальдшнепа, как будто украдкой показывает его мне, кладет на землю и отходит в сторону, никак не реагируя на мои возгласы: «Подай в руку!» В недоумении продолжаю светить.
Сверкая разноцветными бликами микроскопических радуг, словно рождаемых из света гранями множества бриллиантов, как платиновое ювелирное изделие в стиле модного Дома Картье, на благородной терракотовой подушечке из прошлогодней травы подлинной драгоценностью лежал лесной кулик. Я никогда не мог бы представить себе, что в луче искусственного белого света перья коричневато-пестрой птицы будут излучать такое неестественное, какое-то неземное, волшебное, удивительное свечение. Настоящий хрусталь! Казалось, что от легкого удара-касания серебряной ложечки эта искусно сделанная рукотворная фигурка вальдшнепа зазвенит.
Нагнулся. Взял. Поднял. Вальдшнеп как вальдшнеп.
— Вот он, — как-то неуверенно и растерянно сказал я в темноту.
— Нашла! Ой, собачка! Он же аж за елки упал, — махнув рукой в направлении темнеющих на фоне ночного апрельского неба елей, произнес Львович. — Люсик же тут сидела, — продолжил он, указывая на то место, с которого я только что поднял с земли битую птицу. — Я думал, пенек.
Мысли мои были далеко. Любой владелец подружейной собаки, а особенно спаниеля, собачки, отношение к подаче у которой доведено до некоего «абсолюта», поймет меня. Как? Как моя любимица Люся, собачка, демонстрировавшая изумительные подачи и на испытаниях, и на состязаниях, имеющая дипломы II и I степени от разных экспертов, всегда надежно работающая на охоте, могла не подать вальдшнепа?
На похвалы Львовича я промямлил что-то о том, что это подача «на троечку», что вообще все очень плохо, а сам решил проконсультироваться о странном поведении моего ушастика у большого знатока спаниелей, эксперта-кинолога Всероссийской категории, добрейшего Олега Игоревича Янушкевича.
Последний день сезона весенней охоты 2015 года в Ярославской области пришелся на понедельник 27 апреля. Еще затемно, только подходя к шалашу, услышал, как почти с того места, где собирался я высадить подсадную, вселяя надежду, с голосом поднялся кряковый.
Рассвет я встретил в шалаше. Подсадная не умолкала. Но этой весной у меня, да и не только у меня, а и у родственника моего Петровича, навестившего меня в Сытино, попытки охоты на селезней были неудачны. Происходило что-то непонятное. И, как оказалось позже, не только для меня. Люди, гораздо более опытные в деле охоты с подсадной, недоумевали. Почему? Утки активно квачат разными голосами. И повыше. И, как моя, будоражащим воображение грудным контральто с хрипотцой. Встают столбиками, разминая крылья частыми взмахами… Осадки дают! И... ноль! Как будто вымерло все.
Может быть, время уже не то? Кряквы на пары разбились, селезни «своих» уток не оставляют? Но между тем Львович сказал, что один охотник из его бригады в Шалковых лугах с подсадкой больше двадцати селезней убил. Может быть, мои утки «говорили» селезням что-нибудь не то? Но один ученый человек, когда я ему высказал такую мысль, пояснил мне, что у уток нет отпугивающих сигналов…
Днем посидел еще немного. Утка, даже выходя на берег, квачила. Результат тот же. Ноль! Посидел-посидел я так, теперь на селезней, значит, поохотился, и начал собирать свой лыковый шалашик. Замечательная и удобнейшая, доложу я вам, любезнейшие читатели мои, вещь! Петрович его дворцом окрестил.
Так вот, только я убрал подсадную, свернул «дворец»… и тут началось! С Шалковых прошли три гуся. А потом… Сначала две, потом три кряквы над Пурой носятся. Думаю, все были селезни, но точно сказать не берусь, не разглядел. То снизятся, то повыше пройдут. Круги дают, ищут… Кого? Ту, которая уже в корзинке в машине сидит, а до этого кричала на всю округу на своем утином языке вместо: «Иди сюда, дорогой» что-нибудь вроде: «Проваливай, я не такая, я честная уточка!» Согласитесь, дорогие братья мои по увлечению, среди людей такая постановка вопроса случается.
Возвратился домой в деревню Сытино. Надо позвонить Янушкевичу. Только я успел об этом подумать, как телефон мой зазвонил. Кто бы, вы думали, «на проводе»? Говорит Олег Игоревич Янушкевич собственной персоной. Спрашивает о прикладе для своего Форжерона. (Мой добрый знакомец — прекрасный Мастер с большой буквы, «деревяшку» ему ладит).
Поговорили, и я свой вопрос задаю о Люсином поведении с вальдшнепом. Начали обсуждение традиционно: подача — дело тонкое, ответственное. Заниматься надо. Лакомство, а то и корм вообще только после подачи давать. «Жрачку за подачу!» — так, может быть, грубовато, но верно говорил мне выдающийся спаниелист Вадим Евгеньевич Голанов, владелец абсолютного полевого чемпиона Российской Федерации Леона ВПКОС 5028/09 (Люсиного отца), консультируя меня, когда я только-только приобрел своих первых спаниелек.
Поговорили мы так, поговорили и пришли к выводу, что не о том рассуждаем. Собаке ведь шестой год. Олег Игоревич в поле ее не раз видел. На межпородных состязаниях легавых, спаниелей и ретриверов в 2013 году судил. Она тогда стала призером, заняв 3-е место с дипломом 2-й степени.
А в субботу, 25 апреля, переплыв разлив, взяла в лесу «за водой» вчерашний след. Как говорят гончатники, «ушла со слуха». В моем случае это относилось к тому, что я перестал слышать звуки, сопровождающие Люсины перемещения по лесу, таково было расстояние, на которое она удалилась. В результате поймала в заросшем лесном озере убежавшую накануне вечером подсадную. Принесла ее живой. Отдала в руки.
Причина странного поведения в чем-то другом… Думаю, сказал я, что Люся спрятала вальдшнепа. Не захотела отдавать мне его при Львовиче. Понимала, что не я его застрелил и нам он может не достаться. Вот и положила птичку на совершенно чистое место, «спрятав» ее в паре метров от нас. Когда же я подошел, показала, где он лежит, и отошла в сторону.
Да-а. Они ведь все понимают, заключил наш разговор знаток спаниелей, эксперт Всероссийской категории добрейший Олег Игоревич Янушкевич.
P.S. Конечно, они все понимают. Ведь «Спаниели, как люди», написал в «РОГ» № 5 за 2015 год преданнейший русскому ушастику эксперт-кинолог Леонид Николаевич Карантаев. А за расхожими «истинами»: «Не очеловечивайте собаку» или утверждением, что утка не может подавать отпугивающие селезня сигналы, скрывается лишь бессилие многое объяснить из поведения животных, опираясь на категории материалистической картины бытия и учения об условных и безусловных рефлексах.
Цель — не допустить мысль, что все гораздо сложнее, а одновременно проще, умнее и понятнее устроил в окружающем нас мире Создатель.
(Отрывки из рассказа «Крылья всегда над Сытино»)
Комментарии (1)
Александр Стефанович
Да, спереть она хотела его бриллиантового и сожрать.
Такое хоть раз в жизни у всех собак случается.