Команда состояла из охотников-активистов, которые, как и я сам, занимались промыслом и сдачей государству пушнины, за что и поощрялись бесплатной спортивной лицензией.
Мое капитанство, хотя в команде были охотники значительно старше и опытнее меня, объяснялось тем, что я хорошо знал егеря, с которым нам предстояло охотиться.
Егерь Виталий проживал в том селе, где проживали тогда еще мои родители и с которым мне часто приходилось встречаться по охоте.
В пятницу вечером, встретившись с егерем, выяснилось, что к нему уже приехали две команды охотников, и было принято решение о самостоятельном проведении облавной охоты, то есть егерь ведет свои две команды в дальний угол своего обхода, а я свою команду в противоположный.
Утром, еще затемно, на нескольких автомобилях приехали охотники, с которыми я был совершенно незнаком, разве что общался с каждым из них по телефону.
Были оформлены все необходимые документы, я провел инструктаж, и мы отправились за пять километров от села охотится на кабанов.
Квартал леса, который мы должны были обложить, почти примыкал к дороге, и сначала были высажены загонщики, приглашенные мной из местных охотников, которые хорошо знали лес. Их задача продвинуться, рассредоточиться вдоль квартальной просеки и в нужное время начать загон.
Тут надо пояснить, что в то время не было сотовой связи, рации применялись крайне редко и начало загона определялось по простым ручным часам.
Прикидывалось время, за которое должны быть расставлены все номера и после чего загонщики с голосом продвигались в глубь леса. Моя задача — поставить стрелковые номера с противоположной стороны квартала.
И вот мы, выйдя из машин и расчехлив оружие, гуськом идем в сторону леса. Было снежное тихое начало зимнего дня. Снег, который валил всю ночь и не прекратился к утру, быстро убелил плечи охотников.
Нас окружала снежная пелена, и лес, до которого всего метров триста едва-едва угадывался. Перед лесом небольшое поле с остатками неубранного овса и все перекопано кабаном. Значит, кабан здесь есть. Вопрос в том, окажется ли он в обложенном нами квартале?
Продвигаемся из-за глубоковатого снега с трудом, но в лесу нахожу пробитую запорошенную тракторную колею, по которой идти значительно легче. Начинаю ставить номера, стараясь по возможности делать это на кабаньих переходах. Стрелкам указываю сектор обстрела.
Контролирую, чтобы номера фиксировали свое место постановки соседям визуальной отмашкой. Стараюсь расставить номера так, чтобы перекрыть все пространство до следующего квартала.
Двигаясь по тракторной колее, я был совершенно уверен в том, что иду по прямой квартальной просеке, исхоженной мной с детских лет вдоль и поперек. Оставшись один и зная, что впереди есть лесная поляна, просвет которой явно угадывался, я решил сам стать на номер, хорошо бы если еще и на кабаний переход.
Пройдя еще какое-то расстояние в поисках перехода, я буквально остолбенел, увидев стоящего передо мной охотника с ружьем.
Как и откуда взялся охотник? Неужели егерь Виталий, вопреки нашему вчерашнему уговору, привел сюда охотников с другой стороны лесного массива, или здесь охотится какая-то другая команда? Однако, подойдя ближе к охотнику и узнав его, я все свои негодования обрушил на свою голову. И было за что.
Охотник оказался первым номером, которого я сам и поставил на самом заходе в лес. Просвет впереди оказался не лесной поляной, а полем, с которого мы заходили на квартальную просеку.
Сам того не замечая, в снежном мешке, в заваленном кухтой беспросветном лесном завале, я заблудился в трех соснах. Если бы я удосужился посмотреть на компас, который был на руке, то убедился бы в том, что, ставя последние номера, иду в противоположном направлении.
До меня дошел смысл заснеженных березовых пеньков вдоль тракторной колеи, которые я видел, но не придал должного внимания. Какие-то самовольные рубщики леса, которые в отличие от меня хорошо ориентировались, просто проехали по кругу, при этом спилив и затрелевав несколько берез.
Дезориентированный заснеженной стеной леса, я принял тракторную колею за квартальную просеку.
Одним словом — учудил! И это притом что я считал себя знатоком леса. Ругая себя и вдобавок сбивших меня с толку лесорубов, матушку-зиму за ее проказы, я осознавал то, что по моей вине загон явно загублен. Грубо нарушены правила облавной охоты.
Стрелковая линия, которая должна быть прямой, расставлена «котлом». Фактически охотники с заряженным оружием стоят друг перед другом.
Нужно было что-то предпринимать. И я уже собрался было бежать с голосом вдоль цепочки номеров с командой: «Отбой! Разряжай оружие!» Но тут послышались дальние, приглушенные пеленой снега голоса загонщиков.
Немного поразмыслив и успокоив себя тем, что в нашем «котле» наверняка ничего нет — кабан, как известно, идет на дневку в лесную крепь, мы же находимся на самом краю леса рядом с полем, где по моим рассуждениям зверя быть не должно.
Я так и стоял с незаряженным оружием, думая о том, как побыстрее собрать загонщиков, снять стрелковые номера, вернуться к транспорту и продолжить охоту в другом месте. Извинюсь перед охотниками — с кем не бывает, оплошал!
По голосам определяю — загонщики прошли половину квартала. И тут!.. И тут началось!!!
Это была не просто стрельба. Это была настоящая канонада.
Как оказалось, кабаны, окруженные стрелками, не сразу прорвали это кольцо, а какое-то время метались внутри «котла» от одного номера к другому. Кабанов было много. И это была не семья, а приличное кабанье стадо.
Я стоял в каком-то оцепенении, осознавая одно, что натворил. Ведь охотники стреляют в направлении друг друга. Расставляя номера, я видел, что у некоторых охотников, как и у меня самого, нарезное оружие. В голове, как в кошмарном сне, представлялась страшная картина того, что может произойти здесь и сейчас.
Вспомнился случай, когда егерь нашего хозяйства лишь незначительно искривил стрелковую линию, поставив стрелка на другую сторону оврага — и это привело к непоправимой трагедии.
А тут такое!!!
Стрельба, которая, как мне показалось, продолжалась длительное время, наконец закончилась. Не слышно голосов загонщиков. Бегу вдоль номеров и вижу еще издали стрелка и что-то темное, лежащее на снегу. Сердце мое екнуло, пробил холодный пот!
Приблизившись, вижу улыбающееся лицо охотника и лежащего подсвинка. Бегу дальше. Лежит еще один кабан. Третий виднеется в кустарнике недалеко от стрелка. Появились загонщики.
Я пребывал в каком-то нервном напряжении и несколько раз пересчитал всю команду по головам — все на месте. Все живы.
Жду вопроса от загонщиков, ведь они должны были выйти на квартальную просеку, на которой должны были стоять стрелки. Но, как оказалось, они до нее не дошли. Услышав стрельбу, изменили направление и подошли прямо к нашему «котлу».
Уже на охотбазе, сидя за столом, так ничего и не понявшие охотники не единожды поднимали стопку за меня молодца. За то, как я умело расставил номера, и в первом загоне рядом с транспортом, без лишней утомительной ходьбы.
Я не стал разочаровывать охотников, не стал им рассказывать, что было на самом деле. То есть из всех присутствующих лишь мне одному было известно, каков я «молодец». На следующий день охота продолжалась.
И в первом загоне взяли двух лосей. Расставив все номера, я стоял крайним и один из них, старый крупный бык вышел на меня. В руках у меня был недавно приобретенный, хорошо пристрелянный и опробованный на охоте карабин СКС.
В то время патроны к нему продавались без всяких вариантов, только армейская «оболочка». Стрельба таким патроном по месту, то есть по лопатке, была малорезультативной.
Наиболее успешной была стрельба, когда прицеливание производилось чуть ниже позвоночника. В этом случае пуля, попадая в твердую «арматуру» костей, творила чудеса большой разрушительной силы. Мой лось просто рухнул на месте после одного выстрела.
Видимо, это было мое время, мои золотые охотничьи дни. Мне было тогда тридцать лет, и поначалу случай на кабаньей охоте я воспринимал без должного понимания. Как русский авось, пронесло и — ладно. Осознание пришло с возрастом.
Осознание того, что я подвергал опасности не только охотников, но и егеря, который на свой страх и риск отпустил меня охотиться самостоятельно, и тем, кто доверял мне, выдавая мне эти лицензии.
Ко всему сказанному нужно добавить и объяснить, как в то время относились к «перестрелу». То есть в нашем случае были отстреляны звери сверх нормы. Ведь по теперешним временам за каждого такого зверя надо платить по коммерческой стоимости. А это немалые деньги.
Тогда у егерей были товарные лицензии — это когда зверь сдавался государству. Мы же своих лишних зверей просто передали тем двум командам, которые охотились с егерем и не смогли ничего добыть. Были закрыты все лицензии трех команд.
Егерь Виталий похлопал меня по плечу, поблагодарил за удачную охоту и в который раз назвал меня молодцом. Ну а какой я был «молодец» в то время, можете судить и вы, уважаемые мною читатели и охотники.
Комментарии (0)