Кому платить и за что?

В февральских номерах «РОГ» мое внимание привлекли статьи Виктора Залогина «Миф о бесплатной охоте» (№ 7) и Олега Трушина «Быть ли охоте бесплатной?» (№ 8). Полагаю, что большинство сознательных охотников (не халявщиков) согласится с авторами, что за охоту надо платить. Но вот вопрос, кому и за что платить, требует, на мой взгляд, дальнейшего обсуждения (равно как и вопрос, сколько платить).

Казалось бы, убедительный ответ дает В. Залогин: платить нужно в первую очередь охотпользователям (обществам, частным арендаторам или отдельным госучреждениям, например промхозам) за проводимые биотехнические мероприятия.

Автор перечисляет их: «подкормка, вакцинация, мониторинг больных животных, регулирование численности вредных хищников и птиц, в том числе бродячих кошек и собак, постройка наблюдательных вышек, прокосы, просеки, дороги, охрана угодий, закупка техники и ее содержание» (стр. 5).

Но вот незадача: для меня и многих других охотников, практикующих преимущественно ходовые охоты на пернатую дичь и на зайца, реальное значение имеет только одно из названных В. Залогиным мероприятий – охрана угодий (с оговоркой, что численность бродячих кошек и собак да и других «вредных хищников и птиц» я и мои друзья «регулируем» по собственной инициативе, без участия охотпользователей).

Трушин, как его можно понять, особо важной задачей, которую призваны решать охотпользователи, считает контроль за пропускной способностью угодий (что по логике вещей тоже требует затрат). Но вот те примеры, которые он приводит в доказательство необходимости такого контроля, выглядят недостаточно убедительными. Цитирую: «Выбейте на одном участке всех тянущих вальдшнепов – следующей весной вы будете обречены на неудачу. Вальдшнепа не будет. То же самое с зайцем, не говоря уже о глухаре и тетереве» (стр. 2).

Во-первых, на тяге отстреливаются только самцы, и вообще эта охота малодобычлива. И во-вторых, если вальдшнепы и выбиваются, то в основном, на зимовках (т.е. не у нас и не нами). Что касается зайца (имею в виду зайца-беляка), то его численность на европейском севере страны, на Урале и в Сибири регулируется почти исключительно природно-биологическими факторами, а не охотниками. Да и с куриными дело обстоит сложнее.

На Среднем Урале, к примеру, глухарь из года в год стабилен, тетерев же все более редок, но не из-за интенсивной охоты, а из-за исчезновения покосов (не путать с прокосами) и зарастания гарей и бывших вырубов высокоствольным лесом (нынешних, захламленных порубочными остатками, вырубов тетерев не любит и потомства на них не выводит).

К чему я клоню? К тому, чтобы в тех случаях, когда мы не нуждаемся в услугах охотпользователей или когда эти услуги фактически обнулены, платить за право охоты нужно непосредственно только государству, как субъекту владения и распоряжения природными ресурсами страны, включая охотничью фауну. По сообщениям СМИ именно такая – госпошлинная – охота практикуется в Финляндии, Швеции, США.

Понятно, что финансовые возможности некоторых охотпользователей при таком порядке будут сужаться, но это, как говорится, их проблемы (предлагайте реальные услуги и повышайте их качество). Кстати, знаю охотников, которые принципиально не выкупают путевки в промхозе, на территории которого охотятся. Довод их таков: «Платить за виртуальные услуги или просто за право охоты на дичь, которая является общенародным достоянием, это все равно что заниматься благотворительностью (в пользу промхоза)». Эти охотники называют себя «браконьерами поневоле», и лично мне трудно их разубедить.

Теперь об охране угодий (за которую, конечно же, надо платить). Начну с информации к размышлению. В прежние годы я и двое моих компаньонов после окончания весеннего сезона регулярно ездили в лес на патрулирование. Воспоминание об одной такой поездке изложу по записи в дневнике.

Проснулись в то утро поздно. За завтраком балагурили, пропустив по рюмке для аппетита и хорошего настроения. И тут со стороны Старой Пасеки донесся выстрел. Первым среагировал Анатолий: «Браконьеры! Собираемся и идем наперехват».

Полянка открылась сразу за поворотом тропы. В центре ее дымилось кострище, возле него на подстилке из елового лапника спал мужчина, а чуть в сторонке, на поваленной лесине, сидел паренек лет пятнадцати. Прежде чем представиться, Анатолий проворно подскочил к парню и подхватил прислоненное рядом с ним к лесине ружье. Оно оказалось заряженным. Разрядив ружье, напарник передал его мне.

Между тем спящий проснулся и сел. Как и следовало ожидать, никаких документов на право охоты и на право владения ружьем у него не оказалось. Анатолий приступил к оформлению протокола, а мы с Александром стали осматриваться, изучая обстановку.

По количеству вещей и предметов на стоянке, в том числе пустых водочных бутылок (их было две), а также по площади, застеленной лапником, выходило, что ночевали здесь не два, а четыре человека. Как бы в подтверждение такого предположения, неподалеку раздался выстрел. Хотелось поскорее уйти, чтобы не обострять ситуацию. И мы ушли, унося с собой ружье.

В Правлении ГООиР были удовлетворены результатом нашего патрулирования. Но если бы сейчас мне вновь предложили по участвовать в подобного рода мероприятии, я согласился бы, но только при условии, что в составе патруля будет представитель государственного охотничьего надзора с соответствующими полномочиями и внешними атрибутами (форма, нагрудный знак и пр.).

Вот ему-то надо платить достойную зарплату – из фонда госпошлин, собираемых с охотников. Впрочем, не исключаю, что в коррупционной обстановке кое-кто из рассматриваемой категории госслужащих станет за мзду уводить от ответственности нарушителей правил охоты (по аналогии с ситуацией, складывающейся в службе ГИБДД). Так что тема, которую обсуждаем, неотделима от других, более широких социальных, правовых и нравственных вопросов, волнующих наше общество.