История, которую я собираюсь рассказать, имеет признаки детектива и даже триллера.

Открытия весенней охоты на селезней в этом году я ждал с нетерпением. Как обычно, в пятницу, рванул в угодья. Охоту я решил провести на маленькой лесной речке в одном из отдаленных районов Московской области. Ничего не предвещало неприятностей. Селезни мотались над рекой, отвечая своим ласкающим слух «жужжанием» на крики подсадных уток, сидящих в ящике. Подсадных было две: проверенная временем чубарая «старушка» Бородка и ее внучка Линда. Утки были хорошо вызорены и окупаны, легко сидели на воде и вообще имели жизнерадостный вид.


Место для охоты, как мне казалось, было выбрано идеально. Затопленный мелятник с окнами воды, травяные островки, заросли камыша, перо на воде — все говорило о том, что утки не просто посещают этот разлив, но и жируют здесь. Еще пока я при свете фонарика возился с утками, в ответ на их квачки и в воздухе, и в затопленном ивняке зажвякали кавалеры.


Не успел я пролезть внутрь скрадка и зарядить свое верное ИЖ-54, как утки мои разразились заркой осадкой, и к подножию шалаша плюхнулся одинокий селезень. Стрелять, приставив ружье к его зеленой голове, было некрасиво, и я спугнул жениха. Он улетел, несмотря на вопли подсадных.


Буквально через пять минут загремела новая осадка дуэтом, и с ходу, без облета, к подсадным упала стайка свиязей из четырех особей, три из которых сели поодаль, а один селезень, отзываясь характерным свистом, оказался как раз на расстоянии выстрела. Еще раз удостоверившись, что это точно селезень, я открыл счет трофеям.


После моего выстрела на некоторое время установилась тишина, нарушаемая лишь щебетом проснувшихся птичек. В воздухе витала чудесная смесь запахов под названием «весенняя охота»: пахло порохом и мокрым утиным пером, хвоей и торфом. Настроение мое поднялось до верхнего предела, я сидел в шалаше, мечтал и радовался.


Утки тем временем спокойно плавали на привязи, изредка обозначаясь квачками. Рассвет набрал силу, и реку стало хорошо видно в бойницы шалаша.


Внезапно утка Линда издала душераздирающий крик и начала, хлопая крыльями по воде, бешено вертеться вокруг кола, сделав кругов десять, а то и больше. Бородка распласталась по воде и затаилась. Я немедленно выглянул из шалаша с целью определить, что так напугало моих помощниц? Но вокруг не было никого: ни тетеревятника, который иногда атакует уток, ни лося, который может слоняться по камышам и пугать мелких лесных обитателей. Водная гладь разлива тоже была абсолютно неподвижной, как зеркало, и только в русле вода слегка дрожала и перекатывалась.


Но что-то произошло. Утки мои потеряли всякий интерес к селезням. Правда, внешне они успокоились, но молчали и все время озирались по сторонам. Видно было, что какой-то ужас не отпускает их. Вскоре совсем рассвело. На призыв моей чирковой «дудочки» к шалашу начали присаживаться шустрые чирки, оглашая веселым треском окрестности и напрашиваясь в ягдташ. Казалось, что охота только начинается. Меня же, между тем, беспокоила Линда. Она выглядела все хуже и хуже. Сначала мне показалось, что она мокнет, как бывает с плохо вызаренными утками. «Ничего, очухается, не первый день на воде», — подумал я.
Но Линда не очухалась. Крылья ее постепенно расползлись, и она уронила клюв в воду. Я выбрался из шалаша и поднял ее из воды. Она была мертва. Я перевернул ее на спину и обомлел. Кусок живота был буквально вырван чьими-то острыми зубами, страшная рана зияла, наружу вывалились бледно-розовые внутренности. Я растерянно огляделся вокруг, но убийцы нигде не было. Только невинные кулики-перевозчики радостно перепархивали от островка к островку. Тишина, которая казалась мне недавно такой прекрасной, стала теперь напряженной и даже зловещей. Признаюсь, что я испытал даже некоторое облегчение, когда вынул ноги из воды и поместился в безопасную «Казанку».


Будучи в удрученном состоянии, я быстро свернул охоту и вернулся на базу. Там рассказал всем о том, что произошло, и показал остывшее тельце несчастной Линды. Сразу собрался «консилиум» из охотников и егерей. Все смотрели, удивленно качали головами и говорили, что видят такое впервые.


Начали думать и гадать, кто преступник, какое неизвестное животное могло осуществить такую атаку из-под воды? Один мой старый друг вспомнил, как однажды за его уткой на Унже охотилась легендарная гигантская щука, та самая, которая «как топляк». Другой подозревал известного


«рецидивиста» — выдру. Образовалась даже группа людей, обвинившая в этом кровопролитии речного бобра, который, по их мнению, только умело притворяется паинькой. Долго шумели и спорили, вспоминали акул и крокодилов, а к вечеру дошло и до русалок с водяными. У всех были свои примеры и аргументы. Но никто не чувствовал себя уверенным в своей правоте, и атмосфера большой загадки не рассеивалась.
Расстройство мое из-за утки, конечно, вскоре прошло. Все же утка — не близкий друг или родственник, век ее и без того короток, хотя была она, конечно, славной и породистой, да и голос имела густой и сильный. Но причина ее гибели так и не найдена, и это немного беспокоит меня, тревожит пылкое воображение. Как в знаменитой «Тайне Эдвина Друда», убийца остался неизвестным и, наверное, живет до сей поры в той реке. Маленький охотничий детектив остался без развязки.


Но, может быть, у кого-нибудь из любителей охоты с подсадной был похожий случай, когда нападавший обнаружил себя? Сходство подчерка и обстоятельств позволит уличить таинственного потрошителя, который так запросто, мимоходом, может убить подсадную. Правда, наказывать в этом случае виновника не стоит — он, в отличие от человека, делает это не по злому умыслу, а в силу природного инстинкта.
В заключение же хочу предупредить всех охотников — в сумерках опасайтесь холодных и темных вод лесных рек: кто знает, кого скрывает весенний поток и чьи хищные глаза наблюдают за вашими утками из речного Зазеркалья?

Что еще почитать