Возвращение

Довольно бодрая «девятка» катила по дороге Ярославль — Иваново. Водитель спешил, но обходился без нарушений и другим проблем не создавал. Шоссе подсохло, хотя весна как-то не спешила в этом году. Ехать было даже приятно, мешала лишь накопившаяся усталость.

Машина зарулила на заправку. Из нее вышел мужчина средних лет, оплатил в кассе бензин и двойной кофе. Заправился, отъехал от колонки, протер фары и фонари и, опершись на капот принялся за кофе в бумажном стакане. Уже низкое вечернее солнце подсвечивало смуглое лицо. Между глотками кофе он чему-то улыбался и щурил глаза от легкого ветерка, крутившего пыль на АЗС. Смятый пустой стакан отправился в урну. Водитель потянулся, пару раз как-то хищно прогнулся в спине, нырнул за руль, машина покатила дальше.

Ему нравилась эта дорога. Утром в глухой Новгородской деревне под колесами грохотал острый ледок, ближе к обеду закончилась заснеженная и хмурая Вологодчина. Прокатился через Пошехонье берегом Рыбинки. К вечеру позади осталась Ярославская область.

Путь вперед был известен, не раз пройден, и через тройку часов вполне вероятно оказаться дома, в небольшом городке под Владимиром. Определенно, ему нравилась сегодняшняя дорога. Все сходилось к тому, что вечером он будет дома. Дети еще не лягут спать. Как всегда, в день возвращения они выходили прогулять старого пса перед сном вместе. За время прогулки успевали рассказать все новости, похвастать школьно-спортивными успехами и пожаловаться друг на друга. Жена тоже ждала и звонками по телефону контролировала его продвижение к дому.

Краем города он проскочил на Владимирскую шоссейку, подразбитую, но знакомую и спокойную в будние дни. В машине было тепло, из динамика лилась уютная музыка. Еще одно радостное событие ждало и гнало его домой из командировки. Оно же заставляло задумчиво улыбаться в дороге. Два дня назад открыли весеннюю охоту. Путевка лежала дома — спасибо друзьям и супруге. Сколько там до Владимира еще? Угу, 96 км. Ладушки, хорошо...

Интересно, как себя поведет пес на охоте? Восемь лет ружье стояло в сейфе без дела — столько потребовалось времени, чтоб забыть другую стрельбу. Не охотничью. Все это время пес обходился длительными прогулками, походами за грибами и выездами на рыбалку. Его было жалко. Особенно весной, когда в открытое окно по ночам доносилось гоготание пролетающих гусей.

Лохматый охотник соскакивал с места и лаял в окно. Приходилось вставать и успокаивать. Ружье же брать не хотелось. Слишком часто вспоминался серый весенний день на Кавказе, злые глаза задержанных боевиков, ровесников его солдат. Вроде ничего особенного не случилось, свои все целы-здоровы. Только ружье с тех пор брать в руки не хотелось. Чистил, протирал по привычке — и в сейф. Этой зимой, когда новгородский выжлец выгнал прямо на стройплощадку яркую лису, все закрутилось в обратную сторону.

Пес гнал по-зрячему. Между свай, по замерзшему льду котлована летела лиса. В окнах строящегося здания орали таджики. Тарахтела техника. Над площадкой стоял рев гонца, в нем тонули звуки стройки. Что-то забытое шевелилось у позвоночника, хотелось мчать вместе с собакой и догнать лису.

Вечером после ужина бригадир спросил, не хочет ли он на охоту, и услышал в ответ обычное нет. Прораб соврал. Выжлец гнал его в лес, следом за лисой, за тем, что шевелится у позвоночника.

Показались огни Суздаля. Движение усилилось. Стемнело. Вести машину стало сложнее, и воспоминания ушли сами собой…

По привычке проснулся в 6:00. Укрыл одеялом дочку, убрал подушку с головы сына. Пес позвал на прогулку. Начался день, который всегда тянется медленней улитки… К возвращению жены с работы он, сын и собака извелись от ожидания. Денек начался солнечно, но ближе к вечеру затянуло, даже начинало накрапывать.

Пришлось объяснять, что в 9 лет самое время сходить на первую тягу, ничего с ребенком не случится. Бутерброды и термос взяли, уроки сделали. Кое-как отболтались. Вопрос «куда так рано» остался без ответа, и вся троица через пару минут отъехала от дома. Через четверть часа они бодро топали по весеннему лесу. Снег просел и местами стаял, но знакомого, дурманящего запаха оттаявшей земли еще не было.

Он шел и удивлялся, как сильно все изменилось за прошедшие годы. Сенокосы, куда он мальчишкой с родителями ездил на уборку сена, заросли березняком. Та же участь постигла и пашню. Года три не обрабатывали, кустарник выше пояса поднялся. Они кружили по опушкам и не могли найти подходящего места. Вроде одно приглянулось — полянка, на которую выходит полевая дорога.

Разместились на двух осоковых кочках: за спиной невысокая сосенка, впереди ручей, кругом невысокий олешник. Пока обживались, показался еще один непоседливый охотник. Поздоровались, выкурили по сигаретке, поговорили. В выходные он тоже работал, на неделе выбрался, обстановку не знает. Заторопился, пошел дальше. Начало накрапывать. Он расстегнул куртку, поставил перед собой сына с кружкой чая, прикрыл ему плечи полами. Так они и стояли.

Почему-то опять всплыл вопрос, который волновал его на первой в жизни тяге: услышит ли он вальдшнепа, узнает ли его голос, отличит ли среди других? Сейчас ему очень хотелось показать птицу сыну.

Первого они прозевали. Этот молчаливый «разведчик» непонятно откуда появился. Почти следом в лоб налетела пара, изредка попискивая, Главное — их увидели, проводили взглядом. Пес же на них внимания не обратил, весь в ловлю мышей ушел. Ружье надо собрать, а то и одиночек стрелять не сможем. Вскоре послышалось квонг-квонг, но птица прошла за деревьями. Были пролеты удачные, и он расстрелял с десяток патронов. Впустую. Сказался долгий перерыв в охоте.

Стало как-то неудобно перед сыном, да еще пес начал облаивать. Опять послышалось хорканье. Спаниель повернул голову в сторону темнеющего леса. Кулик вылетел справа и из-за головы, под неудобную стойку. Боевой офицер, пистолетчик-разрядник, один из лучших стрелков полка, он не мог описать этого выстрела. Вальдшнеп упал в прошлогоднюю траву. Вслед побежавшей собаки раздалось «Дай!» — и через полминуты пес был у ног. Подал аккуратно, держал бережно, не мял.

— Держи, сынок. Хватит на сегодня. Пошли-ка домой.

Дома сын уплетал макароны по-флотски и рассказывал матери и сестре о том, какая у них умная собака. А умная быстро справилась с сытной кашей и тыкала носом в руку жены, выпрашивая еще чего-нибудь. Он стоял, опершись на холодильник, с кружкой чая. Что-то почти забытое и потому особенно остро ощутимое творилось с ним.
Впереди была почти неделя для возвращения в охоту.