Эта история под названием «День ужаса» была опубликована в ноябрьском номере журнала Outdoor Life за 1957 год
Мы с Марти Кордесом провели вторую половину сентября 1955 года, охотясь на лосей в долине реки Чилкат к северу от Хейнса, Аляска, где мы живём и работаем строителями. Первые десять дней нам совсем не везло.
На второй день нашего пребывания в лагере я ранил лося под проливным дождём и шёл по кровавому следу, пока его не смыло. В итоге я его потерял. В течение недели после этого мы вообще не видели ни одного лося, поэтому вскоре мы погрузили снаряжение в наше каноэ и поплыли к пустой хижине в 10 милях (16 км) выше по течению Чилката, в так называемую страну лосей, которая меня в плане охоты никогда не подводила. Мы бы отправились туда и раньше, но решили, что там может быть слишком много охотников и без нас.
Мы были предоставлены сами себе, и в первый же день увидели достаточно следов лосей, чтобы убедиться, что мы пришли в нужное место. Спустя час после того, как мы отправились в путь следующим утром, на участке ивняка, примерно в двух милях (3,2 км) от лагеря, мы наткнулись на двух быков и нескольких коров, которые мирно паслись в тишине. Сезон размножения либо закончился, либо ещё не начался, поскольку взрослые самцы лосей нечасто встречаются вместе во время гона. Как бы то ни было, быки были очень хорошими, и мы добыли их обоих.
Остаток дня мы потратили на то, чтобы разделать их и упаковать часть мяса в лагерь. Оставшееся мясо и две шкуры мы спрятали на деревьях, убедившись, что всё это недоступно для медведей. Бурые медведи и гризли в этих краях в изобилии водятся, и мы знали, что любое мясо, оставленное там, где они смогут до него добраться, почти наверняка исчезнет за ночь.
На следующее утро мы загрузили каноэ мясом. Затем Марти завёл мотор и отправился в Хейнс к нашему морозильнику. В тот день и на следующее утро я ещё раз съездил за мясом, и к тому времени, как Марти вернулся в субботу, у меня в лагере было всё, кроме его лосиной шкуры. Она всё ещё висела на большой берёзе, на высоте трёх-четырёх метров над землёй, на том месте, где он добыл его.
В воскресенье утром Марти захотел поохотиться на рябчиков, поэтому я согласился самостоятельно привезти его шкуру. Мы оба планировали вернуться в хижину примерно за час до полудня, чтобы свернуть лагерь и отправиться домой.
Прибыв на место добычи, я обнаружил, что медведи наконец-то взяли верх. Земля выглядела так, будто по ней прошлись садовыми граблями, а две аккуратные кучки травы и мха свидетельствовали о том, что они прикрыли несъеденные внутренности обоих лосей. Это должно было меня насторожить, но не насторожило.
Шкура Марти всё ещё висела на берёзе, нетронутая. Я подошёл к дереву, сбросил свой рюкзак и, подняв взгляд, заметил движение в кустах, примерно в 90 метрах от меня. Я взглянул ещё раз и только тогда разглядел спины и головы двух медведей примерно в 10 метрах друг от друга.
Они меня не напугали, хотя по их цвету и форме я был уверен, что это были гризли. Все медведи, которых я когда-либо встречал, тут же убегали, едва заметив меня, и я не видел причин ожидать неприятностей от этой пары. Почти сразу же они скрылись из виду, а в следующее мгновение один из них уже мчался на меня сквозь чащу.
Я его не видел, но кусты шевелились, когда он пробирался сквозь них, так что я мог проследить его путь по шуму, который он издавал.
Я всё ещё не боялся. Я прыгал и размахивал руками, крича, чтобы отпугнуть его. Потом до меня дошло, что этот медведь не собирается блефовать. Он явно нападал, как одержимый.
У меня не было ни винтовки, ни даже охотничьего ножа. Я приехал налегке, единственной моей целью было доставить в лагерь шкуру нашего лося. Оставалось только одно. Я прыгнул на нижнюю ветку берёзы и подтянулся вверх, цепляясь за нее руками. Но прежде чем я успел подняться хотя бы на высоту своего роста, медведь резко выскочил из кустов и кинулся на меня.
Он вонзил свои зубы в заднюю часть моей правой ноги чуть выше колена и одним яростным рывком потянул меня вниз. Я упал на спину, и мы несколько секунд боролись. Я оказался в сидячем положении, а левая передняя лапа медведя перекинулась через обе мои ноги, прижав меня к земле. Зубами он схватил меня за внутреннюю часть бедра чуть ниже промежности и одним глубоким, решительным укусом оторвал кусок плоти. Брызнула кровь, и я, уперевшись левой рукой в землю, ударил его второй рукой кулаком в морду. Однако он не обратил на это никакого внимания, принимая мои попытки оказать сопротивление за муху, жужжащую вокруг его головы.
Эта первая минута была едва ли не хуже любой другой части всего этого испытания. Морда медведя и мое лицо были всего в метре друг от друга. У него была большая, крепкая голова, с длинными, жёсткими седыми остевыми клоками, торчащими в стороны. Его глаза были красными и горели ненавистью, морда была скривлена в угрюмую маску, и он, пуская слюну, грыз мои ноги.
Он так и продолжал рвать мою плоть, кожу и одежду в клочья, а я уже каждую секунду ждал, что он схватит меня за горло и одним рывком прикончит.
На мне были шерстяные брюки и плотное шерстяное нижнее бельё, но они не защищали меня. Я чувствовал, как он с каждым укусом буквально втирает ткань мне в кожу, и понял, что вскоре он может оторвать мне ноги, в то время как мне придётся сидеть и позволять ему это делать. Я бил его по морде, пока не сломал руку, но это никак мне не помогло.
Когда-то я читал, что человек, которого терзает большое животное, испытывает благодатное онемение. Возможно, в некоторых случаях это и происходит, но в моём случае точно не было. Я совсем не оцепенел. Я чувствовал каждый его укус, и это было чертовски больно.
Не знаю, сколько это продолжалось. Может, минуту, может, всего несколько секунд, но мне показалось, что целая вечность. Внезапно меня осенило, что единственный шанс выжить — притвориться мёртвым. Я перевернулся на спину и бок, и обмяк.
Медведь мгновенно перестал жевать. Он встал надо мной, прижав одной ногой к земле. Я даже старался не дышать. Но, несмотря на всю силу воли и осознание того, что моя жизнь висит на волоске, я не смог сдержать тихого стона.
Он схватил меня, как кошка хватает убегающую мышь, и я снова почувствовал, как его зубы вонзились глубоко в меня. Зверь полоснул меня лапой по боку, оторвав лоскут кожи и мышц, обнажив мочевой пузырь. Боль была невыносимой, но я лежал неподвижно и позволял ему терзать меня. Он откусил от меня ещё пару кусков плоти, а затем отпустил меня.
Не знаю, шевельнулся ли я тогда, или он просто хотел наверняка меня прикончить. В общем, он еще раз снова ударил меня лапой, на этот раз в спину под правым плечом. В итоге медведь выдрал мне три ребра от позвоночника и прорвал дыру в теле до самой грудной клетки. Если бы он укусил меня чуть ниже, в области почек, этот укус убил бы меня уже точно.
Я уже не сопротивлялся, не двигался и не стонал. Теперь я знал, что нужно либо притвориться мёртвым по-настоящему, либо уже быть мёртвым.
В итоге он все же бросил меня и ушёл. Я не мог его видеть, не повернув головы, но не осмеливался рисковать, поэтому лежал неподвижно и надеялся, что он не вернётся.
Но вдруг я почувствовал, как подо мной затрясся торфяник, и услышал, как он снова тяжело ступает. Он приближался со странным, прерывистым звуком, не похожим на рев или рычание. Я приготовился к новой атаке, но он меня не тронул. Я видел его ступни и голени в метре от своего лица. Он стоял и смотрел на меня, наверное, с минуту. Затем повернулся и медленно пошёл прочь.
Минут через пять он повторил то же самое: бросился на меня, задыхаясь, постоял надо мной, не трогая, а затем ушёл.
Долгое время я его не видел и не слышал. Мне становилось трудно дышать из-за боли в спине, и я понял, что если не перевернусь на живот и не дам соплям выйти через нос и рот, то задохнусь. Я ждал так долго, как мог. Наконец, решив, что медведь все же ушёл навсегда, и медленно, с трудом перевернулся. Ничего не произошло, и я начал думать, что худшее уже позади.
Ещё долго мне казалось, что я слышу слабые звуки рычания, примерно в ста футах (30 метров) от меня, но когда я затаил дыхание, чтобы прислушаться, шум прекратился. Так повторялось три или четыре раза. Затем я снова почувствовал, как подо мной задрожал торфяник, и услышал это странное дыхание. Никакой звук из самой преисподней не мог бы звучать для меня хуже.
Медведь, должно быть, почуял по моему положению, что я пошевелился. Он издал убийственный рёв и снова набросился на меня, схватив за ягодицы. Он охватил челюстями весь мой зад, прокусил до кости, а затем впился ещё глубже, словно собираясь разрубить меня надвое.
Затем он поднял меня с земли и тряс до тех пор, пока я не подумал, что у меня сломается спина или оторвётся голова. Я видел, как медведи убивают лосося таким образом, одним взмахом челюстей переламывая позвоночник, и был уверен, что со мной произойдёт то же самое. Но он отпустил меня так же резко, как и схватил, и пошёл прочь. Я слышал, как затихают его тяжёлые шаги.
Он бросил меня лицом вниз, так что мне теперь не грозила опасность задохнуться. Но холодная вода из луж просачивалась сквозь одежду, пробирая до костей, и я испытывал невыразимую боль. Медведь разорвал плоть на внутренней стороне моих ног, разорвал обе ягодицы, изуродовал правую руку, полностью вырвал одно ребро, оставив два других торчащими сквозь кожу, пробил огромную дыру в лёгких и изгрыз меня с головы до колен.
Внезапно я решил, что больше не могу терпеть эту боль. Нужно поскорее с этим покончить. Другие мужчины, жестоко изуродованные медведями, о которых я читал ранее, покончили с собой, и теперь я знал, почему.
То, что я сделал потом, кажется безумным и невозможным, и, возможно, вы даже не поверите. Но я поклянусь, что это было, и прежде чем вы вынесете приговор, попробуйте представить себе мои мучения.
Я был убеждён, что умру. Я не видел возможности выбраться живым, лежа там, в болоте, один, не зная, найдёт ли меня Кордес и когда. Внезапно я решил, что больше не могу терпеть эту боль. Лучше бы с этим покончить.
Я сунул руку в карман и достал оттуда небольшой складной нож. На это ушло, наверное, полчаса. Затем я поднял руки перед головой, раскрыл нож и глубоко полоснул себя по левому запястью, пытаясь добраться до крупной артерии. Крови не было, и я почти не чувствовал руки из-за вспышек боли, пронзивших всё мое тело. Я снова взмахнул ножом. Третий взмах обнажил сухожилия запястья, но крови всё ещё не было.
Мне и в голову не пришло, что я просто промахнулся мимо артерии. Я думал, что потерял столько крови, что ей уже просто неоткуда течь. Это означало для меня в тот момент, что я не мог истечь кровью через запястье, а если бы я перерезал сухожилия и каким-то чудом выжил, то моя рука осталась бы искалеченной на всю жизнь. Я был готов покончить с собой, но не хотел рисковать. Поэтому я сдался.
Следующая мысль, пришедшая мне в голову, рожденная болью и отчаянием, была ещё ужаснее. Если бы я смог найти ножом яремную вену, меня бы ждала быстрая и милосердная смерть. Что-то подсказывало мне, что лучше не пытаться, иначе я перережу себе трахею и задохнусь в собственной крови. Я приложил пальцы здоровой руки к горлу, нащупывая пульс, который должен был указывать на местонахождение большой вены, но не смог. Усилие оказалось почти невыносимым. Я ссутулился, отдохнул и снова принялся исследовать шею. И тут в кустах я услышал оклик Марти!
Он был вне себя от ужаса, увидев меня. Первой его мыслью было попытаться тащить меня на себе две мили (3,2 км) до лагеря. Но когда он начал меня поднимать, я закричал, и мы отказались от этой идеи. Боль была невыносимой. Это означало, что Марти придётся бежать за помощью, ехать всю дорогу до Хейнса, а мне придётся рисковать, пока его нет. Перспектива была не из приятных, но мы согласились, что выбора нет.
Сначала он быстро съездил в лагерь и принёс спальный мешок, надувной матрас, ружьё с патронами, сигареты, бутылку с водой, еду, спички и газовый фонарь. Он кое-как засунул меня в мешок, повесил большую часть своей верхней одежды на кусты над моей головой, чтобы защититься от холодного моросящего дождя, положил рядом со мной заряженное ружьё, зажёг газовый фонарь и поставил его так, чтобы я мог до него дотянуться.
«Я совершу самое быстрое путешествие в Хейнс, которое когда-либо совершал человек», — пообещал он.
Был уже полдень. Медведь напал на меня около 10:15 утра. Я был уверен во времени, так как посмотрел на часы как раз перед тем, как увидел лосиную шкуру на дереве. Марти не мог прийти раньше полуночи. Ему нужно было проехать две мили (3,2 км) до лагеря, потом 30 миль (48 км) туда и обратно на моторной лодке и 60 миль (96 км) на грузовике, – плюс ему потребуется некоторое время, чтобы собрать спасательную группу. В лучшем случае мне нужно было ждать помощи восемь-девять часов, а то и больше. Сомневаюсь, что смогу продержаться так долго. Ещё нужно было беспокоиться о гризли. У меня было чувство, что он всё ещё где-то рядом.
Примерно через час после ухода Марти мне стало лучше. Боль утихла, я начал согреваться и решил, что, возможно, всё-таки справлюсь. Послеполуденный свет померк; наступали сумерки. Несколько часов всё было тихо и спокойно. Я почти перестал беспокоиться о медведе, но подавил желание задремать. Внезапно торфяник подо мной задрожал, и я снова услышал этот странный, сопящий, хриплый звук.
Мои руки были в спальном мешке, а лицо было накрыто его верхней частью. Я не двигался. Я даже не дышал. Он остановился в нескольких шагах от меня, издал леденящий душу рёв, а затем я услышал, как он повернулся и убежал. Полагаю, газовый фонарь, мешок и одежда Марти, разбросанная по кустам, оказались для него слишком сильным испытанием.
Господи, какое же облегчение было, когда он ушёл! Но я всё ещё лежал, напряжённый от страха, наверное, полчаса, а потом услышал новый шум справа. Что-то шуршало в кустах.
Я вытянул руки, лицо уже было открыто, а рука моя лежала на ружье. Я повернул голову в сторону, и в сгущающихся сумерках, не более чем в 5 метрах от меня, стоял маленький медвежонок. Был ли напавший на меня медведь самкой или самцом, и принадлежал ли медвежонок ей, я никогда не узнаю. Не думаю, что это была самка, потому что меня растерзал гризли, а медвежонок выглядел словно молодой чёрный олененок.
В любом случае, я был уверен, что его мамаша где-то поблизости, и мне не хотелось, чтобы он натравил её на меня. Медвежонок сделал несколько шагов ко мне, разглядывая меня с живым любопытством, а я не знал, что делать. Если я его спугну и он завизжит, у меня будут новые неприятности. Наконец, я попробовал громко, резко зашипеть. Это сработало. Он развернулся и убежал беззвучно. Пять минут спустя я услышал новый шорох на краю кустов. Он опять пришел, да еще с братцем! Я зашипел на них обоих, и они бросились врассыпную, но им было слишком любопытно, чтобы просто держаться подальше. Они снова вернулись, как два чёрных чертёнка, и полчаса держали меня на иголках, по очереди кружа и подкрадываясь, чтобы посмотреть, но никогда не подходя ближе, чем на 15 футов (4,5 метра).
Я лежал, не зная, как отогнать их навсегда, и с ужасом ждал минуты, когда мама прибежит посмотреть, что они нашли. Наконец, они поспешили прочь, и все снова стихло.
Было уже почти совсем темно, когда газовый фонарь догорел и погас. Само по себе это было незначительное событие, но в моей ситуации оно было серьёзным и пугающим. Я чувствовал, что беззащитен перед надвигающейся ночью, и страх перед возвращением гризли начал нарастать во мне, гранича с паникой.
И вот он пришёл, как я и ожидал.
Я услышал странное дыхание в кустах, но на этот раз он не бросился на меня. Он медленно приближался к моей голове с той стороны, где я его не видел, крадучись, вероятно, осторожничая после своей предыдущей встречи с фонарём. Я подумал, что он набросится на меня, как только убедится, что свет погас.
Я аккуратно поднял ружьё, направил его в сторону шума, приподнял ствол, чтобы пули не попали в него - я мог его просто ранить, и тогда уже точно для меня пришел бы конец, и нажал на курок. Из дула вырвался красный всполох пламени, меня тряхнуло с ног до головы, а взрыв разорвал ночь на части. Должно быть, это напугало медведя до полусмерти. Он издал сдавленный рёв, и я услышал треск кустарника, когда он удирал. Потом всё стихло.
Вскоре после этого я услышал, как медведи где-то рычат и грызут останки лося. Это был ужасный шум, который продолжался три или четыре часа, но никто не приближался ко мне. Мой страх постепенно утих. Если бы сейчас была хоть какая-то передышка для меня, Марти и спасательная группа нашли бы меня живым.
Но я не до конца расправился с убийцей. Примерно за час до полуночи я снова услышал это ужасное дыхание. Он приближался слева, осторожно. Я поднял дробовик, расположив стволы поперёк тела, и приготовился прикончить его с первого выстрела.
Я понимал, насколько рискованно было бы просто ранить его выстрелом, но всё было лучше, чем лежать и позволять ему нападать на меня. Я не мог выдержать ещё одного удара. Я думал подпустить его поближе, метра на три от меня. Если он приблизится так близко, значит, он настроен серьёзно. Тогда я смогу его разглядеть и выстрелю ему в морду из обоих стволов одновременно. Это все же может отпугнуть его, даже если не убьёт. Когда медведь оказался примерно в семи метрах, он остановился.
Я слышал, как он тяжело дышит и сопит, словно великан, пытающийся откашляться, а затем он обошел меня, подкравшись с другой стороны. Я направил ружьё туда и ждал, но он не приближался. Видимо, обстановка была для него слишком необычной. Он пошарил вокруг минут пять или десять, а затем ушёл. Мои медвежьи проблемы наконец закончились.
Около полуночи я услышал далёкий гул мотора Марти. Сомневаюсь, что когда-нибудь услышу столь желанного звука. Он становился всё громче и ближе, а затем резко оборвался. Я решил, что спасательная группа уже у домика и идёт ко мне пешком.
Боясь, что им будет трудно найти меня в темноте, я достал из кармана полдюжины спичек, готовый зажечь их, как только услышу чьё-то приближение. Я продержал их, казалось, несколько часов, но на самом деле прошло всего около получаса. Пока я ждал, снова услышал звук мотора, за много миль и часов вниз по реке, и мои надежды рухнули. Я был слишком далек, чтобы понять, что это вторая лодка, пробирающаяся вверх по Чилкату вслед за Марти, но она пока ещё очень далеко.
Я прислушался, стараясь не волноваться, и наконец услышал голоса. Я разом чиркнул спичками, и кто-то сказал: «Вон он! Свет!» У меня нет слов, чтобы описать, что я тогда почувствовал.
В темноте мигали фонарики, и через полминуты надо мной стояли Марти и ещё двое друзей из Хейнса. Напряжение спало, и я сделал первый лёгкий вдох с тех пор, как меня схватил медведь. Я спросил, который час, и кто-то ответил: 00:45. Прошло 14,5 часа с начала моих мучений. Это очень, очень долго, чтобы ждать смерти или спасения.
Марти привёл двух друзей: Карла Рейнмиллера и Уолта Дьюмена. Карл — отставной армейский майор, лишённый трёх пальцев и глаза в результате перестрелки на острове в Южном море во время Второй мировой войны, и главный специалист по оказанию первой помощи в Хейнсе. Он сделал для меня всё, что мог: сделал укол пенициллина и ещё один морфина, а затем меня уложили на принесённые носилки.
Они потеряли след в темноте, и им потребовалось три с половиной часа, чтобы донести меня до хижины. Боль и тряска были не такими сильными, как я ожидал, потому что морфин к тому времени уже начал действовать, и я уверен, что путешествие было таким же тяжёлым для Уолта, Карла и Марти, как и для меня самого.
Видимо, медведю не понравилось просто так отпустить меня, потому что по пути в лагерь мои друзья дважды слышали его вой вдалеке. Они полагают, что он следовал за нами примерно до середины пути, угрюмый и немного сварливый, но не желавший нападать на такую большую группу.
Вторая спасательная группа из трёх человек ждала у хижины. Их лодка была той самой, которую я слышал где-то внизу по реке Чилкат. Они добрались до лагеря как раз перед нашим прибытием.
Вскоре после восьми утра следующего дня к домику прибыл доктор Роберт Шулер из Джуно. К тому времени вся спасательная техника Аляски и Канады была уже в полном составе, готовая помочь мне. В 10 утра большой вертолёт с базы Королевских ВВС Канады в Уайтхорсе, расположенной в 160 километрах от дома, приземлился на небольшой поляне перед хижиной. Вертолёт накануне разобрали для капитального ремонта, но когда поздно вечером на базу дошли слухи о моём бедственном положении, ремонтная бригада работала всю ночь, чтобы собрать его и привести в состояние, пригодное для проведения спасательной операции.
Огромная вертушка перевозила команду из пяти человек, включая врача и медсестру, плазму и лекарства. К тому времени я был в критическом состоянии. Меня быстро загрузили в машину и доставили в Хейнс, по дороге капельно вводя плазму. Там меня ждал самолёт береговой охраны, а вскоре после полудня машина скорой помощи высадила меня в больнице Святой Анны в Джуно.
В общей сложности на мне было более сотни следов от зубов, от плеч до колен, а также бесчисленные порезы и раны на спине и боку. Несколько рёбер были сломаны, одно вырвано, а ещё позднее пришлось удалить часть двух. Конец одного из них упирался в лёгкое, но, к счастью, не проколол его.
Всего через 27 часов после того, как меня схватил медведь, я оказался на операционном столе, и хирург из Джуно, доктор Касс Картер, страстный охотник на крупную дичь, приступил ко мне.
Врач резал, зашивал и накладывал заплатки три часа, поддерживая меня переливаниями крови, и позже сказал мне, что не дал бы ни цента за шансы любого человека с моими травмами, если бы медицинская помощь не прибыла к нему в течение шести часов. Я ждал гораздо дольше.
Моя жизнь висела на волоске ещё несколько дней после того, как доктор Картер закончил работу. После этого, хотя я бы точно не выиграл бы никаких наград на конкурсе красоты, но я был в лучшей форме, чем мог бы ожидать.
В итоге я провёл в больнице с 3 октября по 10 декабря и вернулся домой с недовесом в 13 килограммов, но потом снова набрал вес. У меня по жизни теперь не хватает трёх рёбер, и остались довольно серьёзные шрамы на этом месте. Правая рука сильно повреждена, средний палец на 1,5 см короче, чем был раньше, но я ещё могу с этим справиться. Правый бок всё ещё иногда болит, но я вернулся к работе и чувствую себя хорошо.
Марти, доктор Касс и я прошлым летом построили хижину в том же районе и охотились там прошлой осенью. Мы с Доком оба добыли лосей. Я застрелил своего всего в 400 ярдах (365 метров) от того места, где на меня напал медведь. Всё время, пока я был на охоте, я высматривал гризли с жёсткими серыми клоками на голове. Я его не встретил, но у нас были доказательства, что он или ему подобные всё ещё где-то поблизости.
Касс добыл своего лося как раз перед наступлением темноты, и у нас было время только на то, чтобы разделать его и накрыть брезентом той ночью. Друзья ранее нам рассказали на будущее, что если мы построим вокруг добытого животного забор из палок высотой в несколько метров, это отпугнёт медведей, поэтому мы попробовали.
На следующее утро мы обнаружили, что забор повален, голова лося отвалена в сторону, а брезент сорван. Мы даже наткнулись на круглую впадину в песке, которую оставил жирный зад медведя, когда он присел, чтобы оценить обстановку. Но шум нашего катера или наше приближение, должно быть, спугнули его, и он убежал, толком и не поев. Больше мы его не видели, и без промедления забрали все мясо в хижину.
P.S. Осталась одна деталь. Мы так и не привезли в лагерь шкуру лося Марти. Я предполагаю, что она всё ещё висит там... на берёзе...
Читайте также по теме похожие истории:
Зуб медведя в черепе женщины. Охотница выжила после атаки хищника
Я увидел морду медведя в пяти метрах от себя. Сердце мое оборвалось
Дно каньона было залито кровью. Собаки загнали медведя в тупик
Съездили за лосем. «Медведь рычал и грыз мои ноги»
Медвежий гештальт. Моя ошибка в 1941 году едва не стала фобией
«За моей собакой по пятам бежал медведь». История юного охотника
Дно каньона было залито кровью. Собаки загнали медведя в тупик
Комментарии (0)