Позавтракав и обсудив свои планы, решаем идти на дальнее болото. Прошлой осенью, делая разведку, нашли сосновую гриву в пятистах метрах от края огромного болота, растянувшегося на десятки километров. Осенью там не раз мы поднимали глухарей. Очень хотелось посмотреть, не токуют ли они снова?


Дорога предстояла дальняя и трудная, ночевать собирались на болоте, поэтому брали с собой все необходимое... Идешь в лес на сутки, бери еды на трое! С этой мыслью мы собирали свои рюкзаки.
Наконец, упаковав все, проверив снаряжение и оружие, двинулись в путь. До темноты должны дойти. Начало смеркаться, когда ноги почувствовали твердую почву, и мы наконец дошли до места напротив тока, углубились в лес, где стоял старый, наполовину сгнивший шалаш. Побросали свои рюкзаки и, пока совсем не стемнело, принялись за обустройство нашего жилища. За что я люблю своих друзей: они все понимают без слов, делают все дружно и быстро. Лентяями их назвать у меня язык не повернется!


Поэтому через час шалаш был готов, дрова огромной кучей возвышались рядом, горел костер, и на нем кипела лапша с тушенкой, источая сказочный аромат. Лес накрывала ночь, и под вальдшнепиное хорканье и отдаленное бульканье тетеревов мы подняли стаканы, провожая угасший день. Поужинав и приняв «анестезию», я почувствовал всю усталость, накопившуюся за день. Залез в шалаш и под потрескивание костра и разговор друзей провалился в сон.


Проснулся я от холода, взглянул на догорающие угли и все понял. На часах было половина четвертого, пора вставать! Бужу Николая с Андреем, но они отказываются идти, видно, вчера очень долго «сидели» у костра.


Встаю, беру, свой любимый ИЖ-27, заряжаю двумя единицами и тихо иду в сторону тока. Растворившись в ночи, останавливаюсь, чтобы глаза привыкли к темноте. Вот уже вижу сосну в трех метрах от себя и иду к ней. И так метр за метром тихо продвигаюсь вперед, временами останавливаюсь и слушаю тишину в надежде услышать долгожданные щелчки и точение. Вдруг в темноте с соседней сосны срывается молчун и с шумом улетает прочь, напугав меня. Поняв, что я достиг границы тока, прислонился к сосне и стал слушать. Протянул первый вальдшнеп, второй, забормотали тетерева, стало совсем светло, но я ничего не слышал. Надо продвигаться дальше, а то скоро поднимется солнце, и за пением птиц я ни чего не услышу, да и попробуй, по светлому, подберись к нему.


Идти по слегка влажному мху было одно удовольствие, шел тихо и достаточно осторожно, с редкими остановками, на пять-десять секунд. Открытая болотина кончилась, и я зашел в сосновую гриву. Пройдя метров сто, услышал глухариное точение и замер от неожиданности. Песни лились одна за другой без остановки, такое впечатление, что глухарь боялся не успеть и поэтому торопился изо всех сил! Солнце поднялось над верхушками сосен, и все искрилось в его лучах. Я подкрался к краю сосной гривы и, выглянув из-за поваленной ветром сосны, увидел его. Глухарь сидел метрах в ста от меня, на толстом горизонтальном суку большой старой сосны и, обратившись грудью к восходящему солнцу, самозабвенно, с неистовой страстью пел, запрокинув голову вверх...


Я быстро осмотрел местность вокруг, вижу, слева открытое пространство с редкими соснами, незаметноне подойти, а справа густой молодой сосняк в рост с человека, доходящий до сосны с глухарем.
План возник сразу же. Раскатываю болотные сапоги, закидываю ружье за спину и на четвереньках под песню ползу по сосновому карандашнику к поющему глухарю. Он точит, не прерываясь ни на секунду, и я ползу, не останавливаясь, приближаясь с каждым метром к своей мечте. И вот он! Во всей своей первобытной красе! Подняв голову, стоя на четвереньках, затаив дыхание смотрю на глухаря. До него не больше двадцати метров. Огромный старый мошник, запрокинув краснобровую голову, с первобытной страстью пел свою брачную песню, тряся черной бородой. Его грудь на солнце переливалась оттенками зеленого; черный, с белыми пятнами раскрытый веером хвост издавал странный шелест. Со стороны, наверное, это выглядело очень забавно: стоит охотник на четвереньках, открыв рот, смотрит на токующего глухаря. Осталось лапку поджать, и любой легашатник прослезился бы от умиления! Вдоволь налюбовавшись, плавно снимаю ружье и, чуть приподнявшись, прицеливаюсь в основание крыла.


В этот момент глухарь внезапно замолкает и, замерев, смотрит на меня. Звучит выстрел, и с секундной задержкой глухарь, падая, отлетает на несколько метров в сторону и исчезает из виду. Бегу в сторону упавшей птицы, вижу несколько перьев, но глухаря нет. Делаю круги в надежде найти, но все впустую! Подхожу к сосне, где пел глухарь, считаю шаги от того места, где я стрелял, — шестнадцать шагов! Промахнуться я не мог! В чем же дело?! Эти мысли разрывали мою голову! Больше всего мне было жалко глухаря, серьезно раненный он наверняка достанется хищникам. Этого нельзя было допустить! Поэтому я вернулся в лагерь, взял Андрея и Николая, и мы втроем возобновили поиск. Все обшарили, но глухаря не нашли. Сказать, что настроение мое было испорчено, это ничего не сказать! Пришли к обеду домой, сели обедать, кусок в горло не лез! Голову сверлила одна и та же мысль — ПОЧЕМУ?!


Взял ружье и патроны, ребята нашли старое ведро, повесили на ту же высоту, на елку, отсчитал шестнадцать шагов, прицелился и выстрелил. Пять дробин попало в ведро, не пробив его переднюю стенку! Все встало на свои места! Я купил патроны и не удосужился их проверить, хотя знал, что охота ответственная, и шанс будет только один! Это был горький урок, запомнившийся на всю жизнь! Андрей покупал патроны другого производителя, мы решили их отстрелять. После выстрела сняли ведро, в нем было двадцать сквозных пробоин! Вот и думай, охотник! Покупая патроны, обязательно их отстреливайте! И, найдя производителя, устраивающего вас, все равно не ленитесь это сделать! И тогда на кровях поднимут друзья тост за удачного охотника, и настроение не омрачит напрасно загубленная жизнь! Ни пуха вам, ни пера!

Что еще почитать