Изображение Дело было в «N-ском» хозяйстве
Изображение Дело было в «N-ском» хозяйстве

Дело было в «N-ском» хозяйстве

Прошлый год был малоснежным. В декабре едва насыпало в полсапога, но егерь Абобкин не утерпел – новые хозяева, взявшие угодья в аренду, выдали ему видавший виды снегоход, поэтому едва припорошило, он решил его опробовать.

С утра, ещё затемно, он выкатил его из сарая, завел и, будучи очень довольным собой, отправился в обход.

Егерь был человеком весьма противоречивым. С одной стороны он был опытным, грамотным, имел заслуги перед руководством, азартно и порой изобретательно отлавливал браконьеров. С другой – был очень тщеславным, любил поманерничать, показать себя. Денежку любил самозабвенно. До новых хозяев организовывал незаконные охоты для толстосумов. Деньги делил с таким же прохиндеем, как и он, – председателем охотхозяйства, пока тот не спился, и хозяйство не пустили с молотка. Теперь же ему положили приличный оклад, обеспечили техникой, но поставили условие: чтобы в хозяйстве кроме «них» ни кого не было. Абобкин всё понял, быстро и рьяно принялся служить не закону, а хозяевам, для начала «перекрыл кислород» всем старым охотникам. Лицензий по гос. цене, даже не взирая на летнюю отработку, не дали никому. Всё ушло на «рынок», а там зайчик – 3000, косулька – 15000, лосик – уже 38 000, а кабан, которого нынче просто нереально много стало, – аж 20000. Народ возмутился, таких денег в деревнях никто платить за охоту не мог. Жаловаться некому. Самые смелые решили браконьерить, да не тут-то было. По осени новые хозяева отловили Ваньку Лиховцева и без долгих разговоров прямо в лесу избили, ружье отняли, в озеро выкинули и пригрозили, что ещё раз в лесу увидят, на суку повесят.

Изображение
 

Пошёл Ванька к участковому, но защиты не нашёл: то ли побоялся участковый крутых парней из города, то ли и его купили, как егеря. Одно слово: для местных правды не стало.

Однако для тех, кто правды никогда не искал, а жил только со своей кривдой, ничего не изменилось. К таким закоренелым браконьерам относились два друга: Вася Зайков (по прозвищу Заяц) и Сергей Чудов (по прозвищу Чудо-Юдо).

Заяц был не просто браконьером, а Браконьером с большой буквы, он как зиц-председатель Фунт при всех властях сидел за браконьерство. При советской власти ему давали аж два года «химии» (как тогда говорили). При демократах дали 2,5 года условно. При нынешнем режиме Васе нарисовали штраф в 50 000. Но его гордая браконьерская душа сдаваться не желала. В своё время Заяц служил на флоте, с тех пор у него осталась татуировка в виде тельняшки. В пьяном угаре он всегда рвал на себе пробитую угольной пылью робу (работал кочегаром в сельской котельной), и во весь голос орал: «Суки, кого нагнуть затеяли? Да я на Фидже буйвола стрелял, а уж тут на своей земле козла мне бить нельзя? Да вот вам!» При этом из его глаз текли пьяные слёзы, а пальцы сами складывались в известную фигуру, которой он, потрясая в воздухе, тыкал в нос собеседнику. При чём тут Фиджи и буйвол – я не знаю, но тельняшка, выколотая на Васиной коже, впечатляла. «Не жарко и стирать не надо», – чётко и в любом состоянии отвечал интересующимся бывший дизелист подлодки Б 88 Василий Зайков.

Второй персонаж тоже заслуживает особого внимания. Прозвище «Чудо-Юдо» Сергей получил не только из-за фамилии. Чудов любил почудачить. То водку подожжет и прям с огнём выпьет, то свой зубной протез в сельмаге на пиво выменять пытается, то директору автобазы на крещенье в бане в трусах дырку прорезал, тот не заметил, надел их, да помчался в прорубь. Ну и шокировал там своим голым задом батюшку, детишек и женщин, которые тоже в прорубь ныряли. А соседке Агофоновне, налил в корыто для гусей браги. Гуси напились и повалились пьяными вокруг корыта. Агофоновна во двор, а там гуси валяются. Она подумала, померли, и ну их щипать пока мясо не пропало. Положила в рядок ощипанных и в дом ушла. Гуси очухались и строем на пруд двинули, вся деревня в шоке. Гуси лысые по деревне топают. А Агофоновну чуть Кондратий не хватил от ужаса, что гуси ожили. Однако последнее чудо из чудес, которое Серёга отмочил, заставило вздрогнуть не только деревню, но и всю округу. Серега работал водилой и как-то повез бычков на мясокомбинат. Там увидел, как их током убивают, ну и затеял так же дома бычка забить. Соорудил палку, к ней железку наладил, провод прямо к уличному трансформатору приспособил, чтобы помощнее. (Как самого не убило – вопрос.) Поднёс к бычку это чудо-оружие, нажал тумблер. В результате – КЗ (чего и следовало ожидать). Деревня без света. Обезумевший бычок так рванул, что снес перегородку в сарае, свернул ворота загона и с диким рёвом понесся по тёмным улицам деревни. Тут у клуба молодежь на улицу высыпала. Дискотека была, но света не стало, и дискотеке конец. Ну и бычок прямо в толпу. Короче, как в Испании: кто убежал – тому счастье.

Вот такие два «орла» в тот день, когда Абобкин решил совершить первое патрулирование на снегоходе, наладились на охоту. И также затемно, заведя старый «Урал» с коляской, двинули в лес.

Изображение
 

Косуль добыли быстро. Догнали семью на мотоцикле, и Заяц из своего незарегистрированного ствола чуть не в ухо стрельнул самку, потом ещё двух сеголетков добрали. Те без мамки растерялись и двинули по полю. Что браконьерам и было надо. Стащив всех в лог, принялись обдирать. Мяса набили полную коляску, да всё не вошло, пришлось оставить, закопать в снег с намереньем потом вернуться. Пьяные от быстрой удачи и водки, выпитой на месте разделки, браконьеры отправились домой. Но тут-то и «нашла коса на камень». На лесной дороге судьба лоб в лоб свела егеря и лихоимцев.

Первым сообразил Серёга. Разворот был мастерский, коляску от земли оторвало чуть не под тридцать градусов. Заяц едва удержал падающее из мешка мясо, да при этом сам умудрился не упасть. Началась погоня. Егерь достал из кобуры ракетницу (понты опять же). Первый выстрел прошёл ровно над головами браконьеров, второй угодил в коляску. Чудо-Юдо на миг потерял управление, и «Урал» со всей дури влетел в огромную канаву. Но и снегоход далеко не уехал. Из-за малого снега он шёл тяжело, подскакивая на самой маломальской кочке. Когда Абобкин выстрелил, снегоход наскочил лыжей на ствол упавшего дерева, сорвался с дороги прямо в лес, где буквально воткнулся в приличную берёзу. Берёза обломилась, верхушка со всего маху упала на голову несчастного егеря.

Изображение
 

Сознание первым вернулось к Серёге. Именно он грузил всю компанию в свой изломанный, но ещё живой «Урал». В местной больнице долго ломали голову: где чья кровь, и откуда взялись лишние рёбра и задняя нога. Но в итоге. Заяц заполучил перелом обеих рук, Абобкину пробило сучком голову, и он потерял память. Серёга сломал два ребра.

Как всегда, жизнь расставила всё по своим местам. Егерь после этой истории забыл (или сделал вид, что забыл) строгие указания новых хозяев и выдал-таки лицензии старым охотникам (мужики потом шутили: «спасибо берёзе, пробила дырку у его в башке, вот дурь-то и повышла»). В угодья не совался до конца сезона. Лечил свои хвори. За порядком следили сами охотники, да и новые хозяева спеси-то поубавили… Про то, что берёзы падают сами по себе, может они и не поверили, но то, что жить надо мирно, видно, смекнули. Больше всех страдал Заяц.

– Всё бы ничего, – признавался он друзьям. – Одна беда: выйдешь на двор по-большому, а подтереться возможности нету. Гипс мешает. Так я приспособу придумал. На палочку тряпку повешу и в поленицу воткну, ну и задом сдаю, а Люска моя из окна кричит – кудысь жопу поворачивать: влево или вправо. Так на тряпочку наткнусь – подотрусь, потому как вонять ходить неприлично, на флоте за это морду бьют.

Так закончилась эта история. Но жизнь не закончилась. В чем тут мораль и надлежащие выводы – я и сам не пойму. Ищите всё сами, если найдёте. Одно мне ясно: когда кривда с кривдой сходятся, начинают берёзы падать и канавы на дорогах разверзаться. Так что, господа беспередельщики, как те, так и эти, когда в лес пойдёте – поберегитесь: лес для людей, а не для бесов.

Что еще почитать