КУДА-ТО БОРЬКА ДЕЛСЯ

Не раз сетовал очередной охотовед по поводу исчезновения кабана... В те давние времена на всю страну была объявлена новая программа – продовольственная. В нашем районе она удалась, правда, не везде.

Не удалось построить коровники и свинарники в районе Дорофеевских и Филипповских карьеров. Долго, пока не сгнили, валялись завезенные строительные материалы за усадьбой егеря Суслова И.А. С облегчением вздохнули охотники, когда узнали, что охотугодья МГС «Динамо» не будут нарушены мычанием коров и хрюканьем свиней. Щебеночной же дорогой, построенной для этих целей, между прочим, все пользуются с удовольствием.
В другом уголке района продовольственная программа выполнялась успешно. Если на карьерах землю под подсобное хозяйство взял Московский завод имени Ухтомского, то здесь командовал местный ДОЗ. На небольшом участке, окруженном спелым сосновым лесом, как грибы выросли свинарники, телятники, кормовой и убойный цеха. Около тысячи свиней, сотня телят, коров, были даже овцы и ... одна лошадь.
Корма привозили из Москвы, с овощехранилищ. Из мусорных контейнеров около кормоцеха вываливались огурцы, помидоры, слива, морковь, свекла, бананы, апельсины, мандарины и прочие заграничные фрукты. Яблоки, пораженные паршой, сваливались сюда тоннами.
С наступлением сумерек из леса выходили олени, кабаны – наедались вволю и исчезали в темноте.
Но недолго процветало и это подсобное хозяйство. На горизонте взошла заря перестройки. Поток кормов из Москвы иссякал, и решено было выращивать картофель. Нашли в полгектара полянку и всю зиму сваливали туда навоз. Унавозили так, что картофель пошел не в клубни, а в ботву. Картошку выкопали, а кучи ботвы остались.
Однажды я заметил, что эти кучи кто-то разворошил. Подошел ближе. Ба! Да это кабан! Вечерком схожу на эту полянку, может, еще придет.
Как только стало темнеть, встал на бугорок на краю леса под толстой трехлапистой березой. Стою. Жду. Вечер тихий, полная луна справа над липовой аллеей как раз все поле освещает. Я и не заметил, как кабан появился слева от меня. Переходит от одной кучи к другой, что-то роет. Целюсь в силуэт кабана, а мушку не вижу. Перевожу стволы на диск луны и совмещаю планку стволов и мушку. Плотно прижав приклад к плечу, медленно опускаю стволы в сторону кабана. Опять не вижу мушку. Выше она кабана или ниже? Кабан еще тут. После третьей попытки с помощью луны совмещаю на одной линии планку стволов и мушку – наугад, раз за разом, стреляю в силуэт стоящего боком ко мне кабана.
Кабана как ветром сдуло, а эхо от выстрелов все еще катилось по лесу. Был кабан, осталось поле, залитое лунным светом, луна и ночная тишина. Что делать? Фонарика нет, в лесу темно. Постоял, постоял и ушел, гадая, попал – не попал?
Под утро луны уже не было, но зато был морозец. Чуть свет подхожу к тому месту, где стоял кабан. Никаких следов. Метров через двадцать, уже войдя в лес, на листьях и сучках нашел капельки крови. Настроение поднялось, но и опасения, что зверь ранен, усилились.
Сколько ни вглядывался, впереди себя ничего не вижу, хотя уже почти светло. Надо обрезать. По дорогам замкнул путь у кормоцеха. Выхода нет. Кабан где-то здесь. Вернулся назад на поле и уже смелее иду по следам, выискивая капельки крови. А их все больше и больше. Кабан-секач глыбой лежал в углублении. В 30-е годы здесь вручную добывали глину. Ямы с тех пор по краям заросли лесом. Ночь была морозная, ноги кабана холодили, и в нем было не менее 200 кг. Оказалось, две пули вошли в него на расстоянии 6–7 см одна от другой и обе в сердце. Раненый кабан еще метров восемьдесят прошел по лесу. Полдня потратил я, чтобы частями подтащить свой трофей поближе
к дороге.
А через неделю или две очередной охотовед все сетовал:
– Куда-то Борька делся?
Спустя годы старший брат с Дальнего Востока, не раз ходивший в тайге на косуль, изюбря, кабанов, побывал на этом поле. Постояв на бугорке, с которого я стрелял, поглядев на березу, под которой стоял, на ее гнилые сучочки, сказал:
– Твое счастье, что ты не ранил кабана! Он бы тебе показал...

Что еще почитать