Скользко идти в резиновых сапогах по пропитанному водой снегу, но вот я на месте.
Небольшая речушка разлилась и затопила все низины.
Возле самого берега раздался резкий всплеск, это отошла крупная икряная щука.
Известное место вязки зубастых хищниц.
Вспомнилось, как в восьмом классе мы с другом смастерили поджигу и приходили на этот бочажок. Отец у друга охотник, так что с дробью и порохом проблем не возникало, правда, наш поставщик об этом не знал.
С замиранием сердца мы ждали, когда щуры начнут тереть щуку со всех сторон на мелкой воде у тростника. Но вот грохот выстрела, фонтан воды — и мы со всех ног к воде. Но долго мы шарили по дну замерзшими руками, не веря, что нет добычи. Так себе способ, из десяти попыток лишь две приносили удачу.
И сейчас заиграли всплески, активно вяжется хищница, да только я теперь не школьник. Сердце радуется, глядя, как вся природа пришла в движение, повинуясь инстинкту продолжения рода. Делаю неглубокую засечку на березе и под хлынувший сок подставляю походный чайник.
Поправляю свежим еловым лапником скрадок. В лесу еще много снега, но я успеваю заметить, как с проталины под елочкой взметнулся вальдшнеп. Развожу костер, ставлю чайник с березовым соком — его на полторы кружки набралось.
Важно теперь его снять с огня, как только появятся первые намеки на пар. Мелко строгаю ножом кусочек чаги, принесенной с собой, и сыплю в чайник.
Пора! Снятая посудина заворачивается в куртку настояться. Солнце ощупывает последними лучами лес, словно прощаясь с ним и не желая уходить на ночь. С азартным хорканьем протягивает первый вальдшнеп; на дальней заводи крякает дикая утка; от реки тянет сырым и холодным воздухом…
Подкидываю дров в огонь и пью настоявшийся березовый чай. Глядя на горящие поленья, никак не могу привести в равновесие мысли. Не совершил ли я ошибку, подчинившись древнему охотничьему инстинкту и удрав с престижной работы?
Довольно хрюкая, протянул очередной вальдшнеп. Я заметил, что, пролетая рядом, он старается погромче себя обозначить. Вот ведь озорник, не дает собраться с мыслями…
Едва начинают сереть утренние сумерки, я уже в скрадке. Подсадная накормлена и высажена на воду. Утка норовит спрятаться, активности не проявляет. Эх, я уже забыл, как работает настоящая манная утка, самостоятельно от квачки до осадки. Достаю манок и дую пару призывных серий.
Слышится характерный всплеск на дальней заводи, и знакомое жвяканье доносится до моих ушей. Утка же в самый ответственный момент решает изображать пластиковое чучело. Дую осадку, и селезень чешет по воде в мою сторону на всех парах. Беру его на мушку. Выстрел! Селезень, опустив в воду голову, гребет по кругу лапами — добыт!
Моя 155-я «Мурка», бодро толкнув меня в плечо, как будто говорит: «Взбодрись! Вспомни наши с тобой яркие моменты охот, вдохни полной грудью купаж сгоревшего пороха и весеннего ветра, почувствуй прилив охотничьей радости! Твой выбор верен, друг. С полем!»
Вечером я вновь в скрадке, слушаю хорканье вальдшнепа. А вот квачку утки я не слышу совсем, будто нет ее вовсе. Затаилась и ни звука не издает. Солнце торопится скрыться за горизонтом, неплохо поработав за день. Снег отползает в тенистые участки, копится в ложбинках и оврагах.
Достаю звонкий акриловый манок, чтобы прощупать звуком дальние заводи, поворошить призывами камыши. Никак жвякнул селезень в ответ? Скоро стемнеет, так что гляжу в оба. «Усы» расходятся по воде, это прямо ко мне плывет зеленоголовый.
Ну-ка, разбуди мою капризную утку! Они в прямой видимости друг от друга, но утка как окаменела. Около пяти метров разделяет их, селезень удивлен: мол, звала, а теперь не нужен? Он заплывает в стену камыша… Да, с такой уткой только терять, а не добывать.
Я вновь работаю манком, селезень жвякает в ответ, но из камыша не показывается. Проходит минут десять. Ноги затекли на корточках, скоро стемнеет и надо будет уходить.
Но, как известно, любопытство сгубило девственниц больше, чем любовь, поэтому селезень вновь выплывает из камыша. Целюсь с большим волнением, жму на спуск — добыт!
— Эх! Ты чуть все не испортила! — говорю с досадой утке и сажаю ее в переноску, а добычу кладу в ранец.
Ночью слегка подморозило. Пушистый иней посеребрил прошлогоднюю траву на луговинах, тонким стеклом закрыл воду у берегов. Утро наполнилось морозной свежестью, и мы с другом выдвинулись на охоту. Рассказываю ему про капризную подсадную.
Раньше мы вместе занимались подсадными, и он держал целое поголовье. Он скептически смотрит на утку и интересуется, отчего это я разучился их выбирать.
— Да я слышал ее голос, бархатистый, с хрипотцой. Ну и пусть. что она как чучело, ведь есть манок, и он вытянет всю охоту, — пытаюсь я найти слова оправдания.
— Она яйцо тебе снесла в переноске. Ну хоть какая-то от нее польза! — посмеивается мой друг.
Вся заводь перед скрадком под тонким льдом. Приходится поработать ледоколом. Утка традиционно молчит, но азартно плещется и машет крыльями. Уже хорошо, сойдет за махокрыл. Мы оба работаем манками. Результата ноль. Решаем попить чайку с клюквой из термоса.
Солнце поднимается все выше, но пока оно не в состоянии растопить замороженный ландшафт. Принимаем решение переместиться в резервное укрытие, благо ехать до него не больше семи минут на машине.
Там, правда, есть нюансы подхода и размещения, но особенно беспокоит то, что это излюбленное место змей. Гадюками кишит каждый квадратный метр. Но сейчас мы уповаем на заморозок и обледенелую траву.
Высаживаем подсадную, но она снова не изъявляет желания работать и постоянно пытается вылезти на берег. Игорь проявляет спокойствие, которому позавидуют даже рептилии, меня же бестолковая утка страшно раздражает. Весь день купается в реке возле дома под строгим надзором, а ни одну зорьку я не слышал ее кряканья!
Дружно беремся с другом за манки, и не проходит и минуты, как доносится жвяканье селезня, а следом появляется он сам. Плывет быстро и уверенно в нашу сторону. Справа наш скрадок, достаточно хорошо просматриваемый, именно оттуда и заплывает селезень, создавая угрозу обнаружения. Но дистанция уже около 20 метров, так что Игорь стреляет, и селезень чисто бит.
Ждем, когда ветер прибьет его к берегу. В машине есть лодка, но зачем ее таскать, когда стихия может нам помочь? Игорь убегает из укрытия за причалившим селезнем и тут же возвращается предупредить, что возле тропинки большое скопление гадюк. Они выползли на припек солнца и нежатся в траве, даже не сворачиваясь в клубки.
Все мои последующие выходы в скрадок прошли по стандартной схеме: утка молчит, я работаю манком, далее следует прилет селезня, его добыча и трансфер утки в переноске домой.
Капризная — заключение друзей-охотников. Я уже свыкся с этим, но еще пара выходов — и я ее выпущу на вольные хлеба в угодья…
Очередное солнечное утро я встречаю в скрадке. Утка ныряет и чистится, периодически отвлекаясь на питание ряской. Изредка налетает теплый ветер, создавая рябь на воде.
Весна вступает в свои права: кругом желтеют цветки мать-и-мачехи, летают бабочки, рябчики самозабвенно свистят, а огромный витютень, усевшись на вершину старой сухой ели, все утро просит похмелиться.
— Чекуш-ку по-дай! Чекуш-ку по-дай! — хрипло надрывается лесной голубь.
Вот уже минут двадцать, как селезень, плотно сидящий в тростнике, отвечает на манок, но не выплывает. Я пробую два разных манка, но безрезультатно. Кавалер подплывает к краю тростника, азартно жвякает, но на чистину клюв не показывает: профессор настеганный, стало быть.
Утка беззвучно занимается своими делами, я пытаюсь выманить селезня, с каждой минутой теряя надежду. И вдруг моя подсадная, как учитель музыки, дождавшись, когда ученик закончит мелодию, решает показать правильное исполнение и выдает две жаркие и длинные осадки. Селезень, не помня себя от счастья, перелетает к ней. Выстрел, и он добыт!
— Ура, заработала! — радуюсь я, как кот Матроскин.
С того самого утра утку как подменили. Теперь достаточно высадить ее на воду, как она, пару раз окунувшись и попив воды, начинает с приятной хрипотцой оглашать округу, после чего прислушивается к результату и, едва заслышав либо селезня, либо свист утиных крыльев, сразу дает длинную и жаркую осадку.
Охота тотчас окрашивается дивными красками и становится той самой, настоящей и традиционно русской. Теперь можно любоваться и одновременно слушать природу. Звучит жаркая осадка, и сердце бьется в волнении. Характерно расставив крылья, на посадку идет селезень. Тянуть нельзя, иначе можно сблизиться с уткой, и она «попадет в створ».
По сути, что чучело с манком, что работающая подсадная утка — результат один: добытый селезень. Однако какая разница чувств! Вот уж действительно, утка, отработавшая от начала до конца, дарит ни с чем не сравнимую радость от добычи.
Во время сезона в одну из утрянок недалеко от меня расположились два охотника с подсадными. Утки у них работали как заведенные. Молотили размеренно квачку и лишь изредка прерывались. Охотнички слышали мою утку, ибо подкрадывались взглянуть, но решения разместиться неподалеку не изменили.
Вероятно, рассчитывали, что утки будут меж собой перекликаться, не видя друг друга. Вскоре над нами зажвякал селезень, который, сделав широкий круг, сел в тростник. Утки крякали громко и азартно, перебивая друг друга, как выпившие одноклассницы на вечере встреч выпускников. Но было меж ними одно отличие: две соседские подсадные не давали осадку.
Моя же перешла исключительно на нее. И селезень выбор сделал: перелетел к моей утке и был добыт. Вот это чудо! Забракованная капризная молчунья стала гарантом успешной охоты.
В следующий раз я взял с собой начинающего охотника Сашку.
Рыбак он замечательный, а что касается охоты, то в ней опыта маловато, практически нет, но по молодости ему все интересно.
Приходим на место, вода резко спала. Приходится искать, где удобнее разместить утку, в результате сажаем как придется. Утка дает квачку и сразу переходит в осадку. Все отчетливее нарастает жвяканье селезня, и вот наконец он плюхается рядом с подсадной.
Опасное сближение! Надо бы выйти и шугануть, но со мной начинающий охотник, промахнуться при нем не подобает, да и хочется показать ему весь процесс от начала до конца. В смятении через мушку смотрю на селезня и жму на спусковой крючок. В тот же миг утка дергается к селезню, уменьшая и без того опасную дистанцию. Звучит выстрел, и добыча наша!
Подсадная сидит на воде, как обычно, но пытается крякнуть с с каким-то булькающим звуком. Подхожу к ней и вижу, что из ноздрей бегут капельки крови. Неужели все же попала под осыпь? Жаль, подранок мучится. Посылаю патрон в патронник.
— Оставь ее мне! — кричит Сашка. — Я буду ее лечить!
Попаданий в корпус птицы мы не выявили. Лишь снизу, у основания клюва маленький кровоподтек. Обрабатываю ранку спиртом, дробинки нет. Кровь практически не течет, но утка издает звуки, не похожие на кряканье. Вероятно, крякать больше не сможет. Это удручает.
Отдаю селезня и утку Сашке. Он сажает ее в кроличью клетку, ставит воду и разводит комбикорм. Утка сует голову за крыло и все утро пребывает в таком состоянии. Едва дождавшись обеда, звоню ветеринару, бывшей однокласснице, и договариваюсь о визите.
Рентген утке не потребовался, первичный осмотр подтвердился. Предписано обрабатывать раны и промывать ноздри хлоргексидином. При процедуре из ноздрей утки летят сгустки крови. Таким образом, из травматологии пострадавшая переводится в лор-отделение, долечивание назначено амбулаторно.
Через день пострадавшая уже брала размоченное зерно и пила много воды, через три охотно плескалась в реке и чистила перо…
— Кряк! — неуверенно выдала молчавшая эти дни утка и, наклонив голову набок, прислушалась к эху, повторившему ее призыв в сосновом бору. И практически в тот же миг на воду сел крупный красавец селезень с блестящей на солнце ярким изумрудом головой…
Все. Весенний сезон окончен. Времена года продолжают перелистывать охотничий календарь, вот-вот должен начаться клев карася, потом пойдут черника и лисички, далее появятся красноголовики и боровички, земляника, и вот уже на подходе брусника, а там и осенний сезон...
Комментарии (0)