Табакерка старого колдуна

У каждого из нас есть своя табакерка. Да-да! Та самая, из которой иногда выскакивает черт, прости господи. И у Сергея Павловича, конечно же, имелась такая табакерка. Вещица, несомненно, старинная, изумительной красоты, как бы говорящая за владельца о его породистости и о том, что он — ветвь старинного древа, уходящего корнями далеко в глубь истории Государства Российского.

Черт Сергея Павловича был под стать хозяину табакерки.

Он больше напоминал гетевского Мефистофеля, нежели гоголевского черта.

Но выскакивал он почему-то чаще всего как-то не по-немецки, а когда совершалась какая-нибудь, как казалось Сергею Павловичу, несправедливость.

Неважно, какого размера, маленькая или большая, но несправедливость.

На девятом десятке жизни это чувство справедливости у Сергея Павловича не притупилось, и кто бы ни приходил к нему в гости, непременно мог увидеть рядом с ним эту несравненную табакерку.

А люди, давно знавшие Сергея Павловича, были хорошо знакомы и с этим чертом Мефистофелем.

Стоило лишь завести разговор о наболевшем, проблемах и, как обычно, попытаться определиться с тем, кто прав, а кто виноват, он был тут как тут.

Сергей Павлович занимался разведением глухарей и был единственным человеком во всем российском охотничьем хозяйстве, да и на всей земле, у которого это получалось. У богатых немцев, с их орднунгом-порядком, не получалось. А у него — пожалуйста.

И выглядело это, как какое-то колдовство. И именно по этой причине Сергей Павлович слыл не только великим ученым, но и колдуном.

Читайте материал "Котлеты из глухаря - знатное блюдо"

Когда-то он был близко знаком с самим Дубининым, легендарным директором Института генетики, и с большим числом других известных людей, но не был даже кандидатом наук. Но ему это и не надо было, он и сам был человек-легенда, а некоторые профессора так и в подметки ему не годились.

В свои 86 он еще отправлялся в свое любимое Забайкалье и живьем ловил глухарей. Совсем недавно глухари жили и у него дома, что в поселке художников, почти в центре Москвы, рядом с улицей Врубеля.

Неслись, вылуплялись из яиц, подрастали, вовсю токовали и улетали на крыши соседних высоток и возвращались назад — так, как будто все это происходило где-то в далекой западносибирской тайге, в междуречье Таза и Пура. И сам Николай Николаевич Дроздов снял об этом нашумевший сюжет в своей передаче «В мире животных».

Этот дом построил отец Сергея Павловича, известный еще до войны художник, а во время «мясорубки» на Малой земле, прямо там, писавший портреты бойцов, включая знаменитого Цезаря Кунникова. Там он познакомился с будущим генсеком Леонидом Брежневым.

В этом доме Сергей Павлович и родился, за десять лет до войны. Рядом с домом в сорок первом взорвалась немецкая бомба, отхватив от него изрядный кусок и немного контузив тогда маленького Сережу.

Читайте материал "По весне за мошником"

С тех пор дом мало чем изменился, разве что его хорошенько подлатали да на металлической калитке появилось украшение-примета — часть большого осколка от разорвавшейся немецкой мины — эхо той войны.

Чем-то он напоминал огромное волшебное дупло из детской сказки «О потерянном времени», войдя в которое, оказываешься в каком-то другом мире, в какой-то другой атмосфере, которые, наверное, были присущи Москве и сто, и двести, и триста лет тому назад.

В доме не курили, и собиравшиеся на посиделки к Сергею Павловичу подверженные этой привычке коллеги-ученые выходили подымить на небольшую приусадебную территорию. Этот узкий и захламленный проход из дома «к огородам», где и стоял огромный, сейчас пустующий, глухариный вольер, очень походил на это дупло.

Проход через него был проходом через какую-то черту, за которой все сомнения, кто прав, а кто виноват в бедах нашего российского охотничьего хозяйства, отходили на второй план или вовсе улетучивались. И, похоже, никак тут не обходилось без этого персонажа из табакерки Сергея Павловича.

Когда-то за обеденным столом этого дома собирались генерал Плиев, герой той войны, и писатели Михаил Шолохов и Константин Симонов. Там же, за этим столом, в советские еще времена решилась судьба одного из директоров главного научного охотничьего учреждения страны, в котором Сергей Павлович тогда работал.

Плохого директора и замечательного ученого-охотоведа. Перестав быть директором, он до последних дней своей долгой жизни оставался верен охотничьей науке и отстаивал ее без компромиссов.

Именно он незадолго до смерти написал, что уничтожение института районных охотоведов — это государственное преступление. Наверняка не обошлось тут и без персонажа из табакерки. Его табакерки. То время напоминало отлив после гигантского потопа войн и тектонических социальных потрясений, случившихся в прошедшем веке.

Они походили на «кару божью», но оставили на песке времени и в сознании большинства людей, испытавших на себе этот потоп, упрямо торчащие из этого «песка» валуны и скалы понимания того, что же такое хорошо, а что — плохо. Почти без оттенков. И было это понимание непоколебимо.

Вот и сейчас за этим столом собрались коллеги Сергея Павловича, известные в стране ученые, усилиями и талантом которых это самое охотничье хозяйство достигло невероятных успехов и было достоянием миллионов, а сейчас лежало почти в руинах.

Присутствовали и несколько главных редакторов самых известных в стране охотничьих изданий, которым, хоть и не составляло большого труда участие во всевозможных охотах, было в этих «руинах» не очень комфортно.

Читайте материал "Глухари и тетерева: предвестники весны"

И если внимательнее присмотреться к этому застолью, то можно было увидеть у каждого сидящего за этим столом такую же, как и у Сергея Павловича, табакерку.

Разумеется, все они были разные, не похожие одна на другую. У кого-то она лежала прямо на столе, у кого-то, кто не привык демонстрировать ее на людях, слегка оттопыривала карман. Но у всех, кто присутствовал за этим столом, она непременно была.

И когда на их глазах случалась какая-нибудь несправедливость, неважно какая, маленькая или большая, никто из них и не думал ее припрятать или засунуть куда подальше. То ли из-за природного упрямства, то ли из-за несносного характера, а может быть, по причине чего-то другого.

Может быть, из-за этого упрямства, а может быть, чего-то другого все еще есть надежда на то, что и на «улице», которая зовется «российское охотничье хозяйство», все же будет свой долгожданный праздник.

У каждого из нас есть своя табакерка… Та самая… Но не каждому удается сберечь ее в этой жизненной круговерти. Среди охотничьей братии таких ротозеев все же немного. Почему? Бог знает. Однако это так.