Дурь

Известно, что в охотничьей среде алкоголь, по умолчанию, не является большим грехом. Вместе с тем, вероятно, у каждого охотника с большим стажем в памяти найдется случай, когда из-за алкоголя обычная охота превращалась в целое событие и не всегда с хорошим завершением.

В 1975 году я, будучи студентом медицинского института, проходил практику в центральной районной больнице у себя на родине, в Кемеровской области. Районный хирург Александр Петрович во время практики уделял мне много внимания, многому научил, из его рук я начал самостоятельно выполнять свои первые операции. Молодой человек, родом из города, в сельской местности его интересовало все, в том числе и охота. Я из благодарности за уделенное мне время и внимание наобещал Александру Петровичу устроить охоту на марала.

В те годы наши деревенские мужики охотились на маралов и лосей с собаками загоном. Были они очень искусными в этом деле, и редко какая охота заканчивалась без добычи. «Были», потому что сегодня их уже нет в живых. Время и болезни сделали свое. Василий Иванович Белоусов, Константин Антонович Краморенко, Николай Васильевич Щетинин были крепкими сибирскими крестьянами, хорошими хозяевами, уважаемыми людьми в селе.

Охотились они с детства, знали досконально окрестную тайгу и строго соблюдали неписанные таежные законы. У них я с ранних лет учился охоте и всегда жалел, что не достиг и теперь уже никогда не достигну вершин их охотничьего мастерства. Не лишним будет сказать, что все они были близкими друзьями моего отца, а для меня и по этой причине очень уважаемыми старшими товарищами.

В январе я приехал на зимние каникулы и уговорил мужиков организовать охоту на марала для районного хирурга. В этой просьбе ничего особенного не было. Сельские жители всегда с уважением относились к своим докторам. Поэтому особенно уговаривать никого не пришлось. На охоту собрались мы с Александром Петровичем, Василий Иванович, Константин Антонович (по-деревенски, Костя), Николай Васильевич ( по-деревенски, Чуплан; почему Чуплан, никто не знает, Чупланом окликали и отца и деда Николая Васильевича) и местный молодой охотник Николай.

На место охоты добирались от деревни накануне на лошадях. В устье Кожуха стояла просторная таежная изба, называемая местными жителями Нестеровой по имени Нестера, известного тем, что он, будучи инвалидом с детства (ДЦП) подолгу один жил здесь и рыбачил. Как удавалось ему, человеку с физическими недостатками ( он не ходил) добывать в одиночку много рыбы, до сих пор остается загадкой.

Добирались накануне, потому что в указанное место дорог не было. Дорогу до устья Кожуха тропили по льду Кии. Впереди в санях ехал Василий Иванович на более опытной и спокойной лошади. Река, как правило, замерзала в многочисленных торосах, спешка и нервозность при движении были ни к чему. Две других повозки шли следом. Собаки ( пять или шесть) кружились рядом, две из них были привязаны к саням, чтобы не начали охоту раньше необходимого.

К вечеру обоз добрался до Нестеровой избушки. Долго устраивались на ночлег, наводили порядок в избе, затопили печь, пилили дрова, расчищали место для стоянки повозок, кормили овсом и поили из проруби лошадей. Все делалось с известной крестьянской основательностью и присутствующим при этом у всех в предвкушении завтрашней охоты хорошим настроением. Нехитрой деревенской снедью приготовили ужин.

К ужину хирург предложил немного спирта. Кроме меня, еще не приобщившегося по молодости лет к зелью, никто не отказался. Скоро в натопленной избушке стало тепло и уютно. Постели были приготовлены на деревянных нарах, большие матрасовки набили сеном из саней, застелили шубами. Вечер зимой в тайге долгий. Чтобы скоротать его, наши мужики всегда играли в карты. В этот раз играли в шестьдесят шесть. Александр Петрович тоже оказался знатоком этой игры и с азартом принял в ней участие.

При свете керосиновой лампы веселая компания шумно занимала себя. Так выходило, что один проигравшийся участник игры постоянно сидел и ожидал новой партии. Поскольку ему заняться было нечем, то он по предложению присутствующих следил за печью и разливал новую порцию спиртного. В ход пошла деревенская самогонка. Избушка быстро наполнилась смрадом сивухи и табачного дыма. То и дело приходилось ее проветривать. Хирург от самогона отказался наотрез, Василий Иванович и Николай выпивали понемногу, Костя и Чуплан разошлись на-полную. Чаще и чаще Костя оказывался в проигравших. В ожидании новой партии он сидел на пороге входной двери и курил.

Перед ним спиной сидел за столом Чуплан. Как это бывает в подвыпившей мужской компании острые шутки и подколки не прекращались. Изрядно выпивший Костя то и дело толкал в спину Чуплана и что-то ему вспоминал. Чуплан сначала отмахивался рукой, а потом взял со стола охотничий нож и стал отмахиваться им. Надо сказать, что охотничий нож в среде охотников оружием в принципе не считался. Это был инструмент для готовки пищи, для разделки добытых животных, для починки снаряжения, но не оружие.

Оружием он не воспринимался потому, что никто нападать друг на друга даже в кошмарном сне не собирался. Поэтому в охотничьей избе ножи вольно валялись на столе, и никто на них не обращал внимания. Взаимные тычки между Костей и Чупланом закончились тем, что Чуплан все-таки порезал Косте палец. Рана была неглубокая, я перевязал палец, и вроде бы все успокоилось. Костя по-прежнему сидел на пороге, теперь молчал и курил. Мужики играли дальше, правда, веселья стало меньше. Я лежал в углу на нарах и уже начал дремать.

Вдруг я увидел, как Костя резко поднялся с порога, в правой руке у него мелькнул нож ( снял с пояса) и с размаху через левое плечо ударил Чуплана в грудь. Чуплан дико взвыл и повалился через стол на нары. Василий Иванович и Николай набросились на Костю и тотчас отобрали у него нож. Да, собственно, он и не сопротивлялся. Выпучил глаза и окончательно одуревшим взглядом смотрел на происходящее.

Мы с Александром Петровичем сняли с Чуплана окровавленные гимнастерку и тельняшку. На передней поверхности грудной клетки слева в области соска была резаная рана длиной в пределах одного сантиметра, умеренно кровоточащая. Александр Петрович внимательно осмотрел рану и решил, что ранение непроникающее, т.е. только в пределах мягких тканей грудной клетки.

Причина, по которой мощный удар ножом мужской рукой закончился небольшим ранением, выяснилась тут же. В левом нагрудном кармане гимнастерки Чуплан носил металлический портсигар. В него-то и пришелся удар ножом. Верхняя крышка портсигара была смята. При ударе нож соскользнул с портсигара и рассек мягкие ткани груди, упершись в ребро пострадавшего. Мы наложили повязку и заклеили рану пластырем.

Ругань, шум, гам в избушке между тем не прекратились. Чуплан кричал, что он все равно убьет Костю. Василий Иванович громким воспитательным голосом вещал, что с такими дураками он вообще охотиться не будет. Костя незлобно огрызался. Мы с хирургом пытались уговорить всех сразу вести себя по-человечески.

Закончилось тем, что Чуплан запряг в сани свою лошадь, покидал в повозку вещи и уехал, объявив также, что с дураками он не охотится. Василий Иванович, предусмотрительно собрав ножи, тоже стал собираться. Я так понял, что он волновался за Чуплана, уехавшего ночью неизвестно куда. С Василием Ивановичем уехал и Николай. Когда они трогались, Василий Иванович подозвал меня и тихо сказал, что утром вернется.

В избушке мы остались втроем, За столом сидел Костя. Уронив голову, он что-то бурчал себе под нос. Прислушавшись, я понял примерно следующее: - Знать Косте не тюрьма… Стыдно было перед уважаемым доктором за случившееся, жалко было несостоявшуюся охоту. Костя выпил еще стакан самогонки, ночью его вырвало. В избушке стало невыносимо гадко. Мы с Александром Петровичем кое-как уложили Костю на нары, вымыли и вымели грязь, проветрили избушку. Все утихло. Сон, конечно, не шел. Мы молча лежали на нарах и каждый думал о своем. Кроме того, Костя так храпел, что не спали не только мы, но и, похоже, звери в лесу.

Когда стало светать, приехали Василий Иванович и Николай. Собаки были с ними. Все виновато смотрели друг на друга, понимая абсурдность конфликта и возможность жутких последствий его. По пьяной дури чуть не погиб человек. Костя трезвел, лица на нем не было, он страшно переживал случившееся. Договорились, что в деревне об этом ни слова. Василий Иванович сказал, что он проводил Чуплана до дома, с ним все в порядке.

Несмотря на то, что ночь никто толком не спал, а Василий Иванович с Николаем вообще не ложились, проводили Чуплана до деревни и обратно, решили все-таки один загон устроить. Январский день был чистый, мороз небольшой. Василий Иванович отправил нас втроем вверх по Кожуху в вершину Головиновского ключа, предварительно дав мне и Николаю инструктаж, где и как стоять. Сам с собаками двинулся в длинный загон. Часа через три на гостя вышел небольшой бык. Александр Петрович стрелял, ранил его. Николай, стоявший недалеко, и контролировавший новичка, добил марала. Охота все-таки получилась.

Мы вернулись в избушку. Неучаствующий в охоте Костя приготовил обед, хлопотал по хозяйству. Еще раз почти втрезвую попросил прощения у всех нас за случившееся. Вроде бы все, инцендент исчерпан.

После этого случая еще год или два, когда я встречал в деревне или в лесу Чуплана, он мне говорил примерно следующее: - Саня, увидишь Костю, скажи ему, пусть в тайгу не ходит, убью. По-моему, Костю он в десятки раз в родной деревне встречал чаще, чем я и вряд ли ему это говорил. Во всяком случае, в деревне таких разговоров не ходило.

Прошли годы. Мужики прожили свои жизни, пальцем друг друга не тронув. С каждым из них я много охотился. Но мы никогда не вспоминали тот случай пьяной дури. Нам каждому по-своему было за него стыдно.

Александр Петрович охотником не стал. Стал ли причиной тот случай его первой охоты или так получилось в жизни, трудно сказать. В компании, на охотах он бывал, но не охотник.