Керженец

Рома Белозёров, конечно же, не удержался. Я уже по прошлому сезону знал, что весенней охоты и одного летнего большого похода ему будет категорически мало и он что-нибудь ещё не раз придумает. Я его в целом понимаю, так как и сам могу при определённых обстоятельствах в шутку сказать обессилевшим друзьям: «Устал – умри!».

В конце декабря (как раз в тот день, когда мы с ним мой новенький «Фрегат» обмывали) Ромка заикнулся, что весной очень хотел бы на своей «Варзуге» по высокой воде пройти по Керженцу, эдак бы от Быдреевки (деревушки на Кировском шоссе) до устья и Макарьево (монастыря на Волге). Дескать, от ж\д станции Керженец до Быдреевки он уже сплавлялся, а теперь бы хотел весь Керженец посмотреть. И меня позвал - вдвоём, стало быть.

Почти весь май мы проворонили, так как Рома ездил в отпуск в Прагу. Может и к лучшему: основной массовый весенний сплав проходит с первого по девятое мая и на реке теперь толкотни не будет. Только 27 мая 2011 года изумительным солнечным ранним утром мы выгрузились на стапеле в деревне Быдреевка и приступили к сборке «Варзуги».

Как мы сюда доехали – отдельная песня, ибо транспортным средством нам послужил Ромин «Форд-Фокус», именуемый Федькой. Нанимать ГАЗель ради одной байдарки было нелепо, а вверить руль моего «Патриота» нам оказалось некому. Федька под управлением Роминой дочки Дашки остался единственным вариантом, но запихнуть в него всё наше снаряжение и продовольствие мне казалось невозможным. Я до сих пор не понимаю, как это Роману удалось, но Федька справился.

Однако ещё более сложным оказалось весь наш багаж распределить по двухместной байдарке, ибо гермомешки содержали весенний утеплённый комплект одежды, а продукты, питьевую воду и «керосин» мы закупили от души. Когда мы в байду всё-таки уселись (я едва втиснулся на узкое носовое место загребного) оказалось, что мои плотно сжатые коленки торчат на уровне моих же очков и в такой позе лучше сразу умереть, чем грести полтораста километров. Капитанский кокпит был шире, но всё равно Роме тоже ноги девать было некуда.

Балансируя на фарватере, мы кое-что перераспределили, точнее я выдрал из носового отсека, где должны были быть мои ноги, свой спальный мешок и сделал из него сиденье, а чего там возился Рома, я не знаю. Сложенный спальник «Алексика Айсленд» - это такой крепенький, практически несжимаемый объёмистый тючок, который совершенно не собирался менять подо мною свою форму, а потому я оказался будто на насесте, что не есть гуд, так как центр тяжести байдарки сместился сильно вверх, а для гребка теперь требовался лёгкий наклон тела, что раскачивало лодку. Однако сидеть стало удобно, только Роме я весь пейзаж по курсу загородил. И мы поплыли.

Нет, что ни говори, байдарка – это не моё. Я всю свою охотничье-туристскую жизнь проходил на плоскодонных надувных лодках, а недавно пересел на килевую моторно-гребную посудину и все они великолепно слушались гребца. Мановением весла хоть древняя «Уфимка» или «Омега», хоть современный роскошный «Фрегат» разворачивались на месте на любой заданный угол подобно танку на одной гусенице, а на изменение усилия хотя бы на одном из вёсел реагировали мгновенно.

«Варзуга», зараза, жила совершенно самостоятельной жизнью. Я шёл на байдарке второй раз в своей практике, имея самое смутное представления о технике управления ею, поэтому Роме поначалу пришлось тяжело. Во-первых, оказалось, что сдвинуть с места и разогнать тяжело гружёную байдарку нисколько не легче, чем тяжело гружёную вёсельную лодку. Во-вторых, на все мои усилия держать её на курсе «Варзуга» отвечала издевательским рысканьем, причём рысканье это происходило как в замедленной съёмке, ибо всё реакции лодки на мои движения были сильно растянуты во времени.

Веселухи добавлял задорный боковой ветерок, видимо принявший мою высоко торчащую фигуру за парус фок-мачты и поворачивающий мною нос лодки к левому берегу. Перед нами был длинный почти прямой плёс, а мы позорно плыли по синусоиде, шарахаясь от берега к берегу. Кроме того, ещё по первому своему опыту гребли на байдарке я помнил, что здесь работают другие мышцы рук и плеч, а потому мне понадобится некоторое время для чисто физической адаптации.

- Сергеич ! – сказал наконец Рома, - Ты на плёсах просто греби, не пытайся с ней ничего делать, я сам подрулю, если чё, сзади ж проще!

Дело постепенно стало налаживаться, хотя, признаюсь, только к концу второго ходового дня я начал с этой адской посудиной более-менее дружиться.

Я предупредил Рому, что вскоре нас, по всей видимости, ждёт тяжёлый обнос, так как плёс на траверсе деревни Гавриловка прерывается остатками старой плотины, образующей опасный для шкуры любой лодки порог. Летом мы сплавляли по нему надувные лодки без гребцов, проводя плавсредства на фалах. Единственное, что внушало надежду, это майский уровень воды, а в межень без обноса вряд ли обошлось бы.

Мы вошли в хорошо знакомое мне сужение русла и услышали характерный гул порога. В сужении формировалось активное течение, совершенно не заметное ранее на плёсе, и я предпочёл направить лодку к правому берегу, где есть место для высадки, чтобы осмотреть порог.

Порог был жив-здоров и, на мой взгляд, предписывал себя обносить. Рома поплавал взад-вперёд вдоль линии порога, кинул в воду ветку, пытаясь определить основную струю, и сказал, что сдохнет, но ещё раз грузить байду не станет. Его экспериментальную ветку уволокло центральным пролётом плотины, но я сказал, что если уж он намерен пройти порог ходом, то делать это нужно прямо под тем местом, где я стою, по правому пролёту.

И Рома сделал это. Лодка пересчитала килем все брёвна, образующие порог, Рома лязгнул веслом по лежащей в воде деревянной балке, и байдарка стремительно соскользнула в глубокую воду ниже порога. Мы, как наверняка сказал бы наш друг Серёжка Малышев, вытряхнули адреналин из штанов, я вернулся в лодку и плавание продолжилось. Проверив потом в конце дня днище лодки, мы ещё раз отметили её восхитительную прочность – ни одного задира!

Дальше на протяжении многих километров Керженец представляет собою те же живописные плёсы, прерываемые просторными крутыми излучинами, резко меняющими направление русла. Природа цвела и буйствовала и на многоводных спокойных плёсах вода была местами густо покрыта пухом, который наша байдарка бесшумно раздвигала острым носом. Мы набрали хорошую скорость, вошли в ритм, и быстрое движение воды вдоль узкого корпуса лодки, так остро ощутимое, наверное, только в байдарке или челне, начинало даже слегка зомбировать.

Первым ориентиром должно было быть правобережное село Покровское, до которого оказалось много дальше, чем мне помнилось по двум предыдущим сплавам. Впрочем, и лет-то прошло… Мы долго плыли между по-майски светло-зелёными берегами, которые на большом протяжении не дают никакого шанса встать удобным лагерем – сплошной подступающий к урезу воды смешанный лес, а сами берега не то чтобы высокие, но крутые, поросшие густой травой и подлеском. Ни одного выхода с воды.

На этом участке реки кроме Покровского есть ещё два села – Мериново и Взвоз, все три потрясающе живописны – изумительные дачные места ! Я очень люблю свою дачную деревню Пустынь, расположенную на берегу Керженца в верхнем его течении, но должен признаться, что по живописности и роскошности реки она этим местам уступает.

Между Покровским и Мериново встали на перекус на правом берегу. Высадились на очаровательную поляну с маленьким пляжем, отлично подошедшую бы и для ночёвки, и для днёвки. Славное местечко, а главное без подъездов с берега. Только начали варить супчик на горелке, поставили стулья, нарезали копчёные рёбрышки, помидорку, лучок и разлили тирольский шнапс (обалденный, кстати, напиток оказался !), как налетел грозовой фронт. Мы с благодарностью и надеждой наблюдали, как его протащило южнее и на нас не упало ни капли.

Следующий фронт накрыл уже конкретно, и мы доедали суп в дождевиках, а потом минут двадцать смиренно сидели на стульчиках напротив друг друга, шмыгая носами, а нас и посуду осыпало мелким злым градом вперемешку с холодным дождём. Я считал капающие с капюшона капли и чувствовал, что начинают стыть руки – град резко понизил температуру воздуха.

Когда тучу пронесло, я спустился к лодке за минералкой и обнаружил, что плёнка, которой мы предусмотрительно накрыли кокпит, вместе с прижимавшим её веслом плавает в реке на некотором отдалении от берега – сдуло шквалом. В «Варзуге» же плескалась дождевая вода. Я полез в реку за плёнкой и веслом, а Рома, виртуозно матерясь, начал выкачивать из лодки воду тряпкой, но дождь пошёл снова и мы вновь накрыли «Варзугу» плёнкой. Кончился дождь быстро, как раз, когда мы, наплевав на него, разлили по второй.

- Надо б открыть плёнку, что б вся эта эпитэрсия сохла, - поэтично сказал Рома, держа в одной руке стопку, а в другой свиное рёбрышко.

Так как руки у меня уже освободились, я пошёл убирать плёнку и мыть посуду, а Ромка, допив вторую, взял тряпку и вновь занялся откачиванием воды из кокпита.

Из-за дождя прообедали не час, как полагается, а более двух. Только погрузились и, не снимая дождевиков, поплыли, как заморосило снова. Нам обоим грести под дождём не впервой и даже по куражу, и мы хотели налечь на вёсла, как вдруг за ближайший поворот реки с треском, шипеньем и ошеломляющим грохотом обрушилась ветвистая молния. Я в восторге замер с поднятым веслом, с которого в рукав немедленно потекла холодная вода.

- Шикарно влепило ! – сказал я.
- А вёсла-то у нас алюминиевые ! – обнадёжил Рома,- И мокрые.
- Слышь, - повернулся я к нему, - две чёрные головёшки в красной байдарке – это не очень эстетично !
- Давай-ка к берегу быстро !- скомандовал он.
- К левому, - уточнил я, - Там лес ближе к воде, высокие сосны не торчат и кроны густые.

Мы экстренно высадились под левобережные густо растущие дубки, накрыли плёнками лодку и наслаждались зрелищем грозы ещё почти час.

- Если в грозу есть возможность не плыть, то лучше не плыть,- философски заметил Рома из-под капюшона, и я всецело его поддержал, фотографируя пузырящуюся от ливня реку.

Дождавшись окончания грозы, поплыли, налегая на вёсла, так как по разработанному мною графику, должны были остановиться на ночёвку между селом Взвоз и устьем реки Санохты – правым притоком Керженца, а туда ещё валить и валить!

Пока плыли, нас пару раз помочило средней интенсивности дождём, но мы не останавливались, быстро накидывая, когда надо, дождевики. Когда миновали Мериново, Взвоз и пару заброшенных турбаз, стало понятно, что мы в графике, несмотря на задержку из-за грозы. Начали присматривать место для стоянки, но везде, где были выходы на берег, маячили рыбаки – их вообще в этот раз на реке было не меряно, я раньше никогда столько не видел! Возможно, из-за того, что был конец недели.

Время между тем начинало поджимать, а вместе с ним поджимало и явно приближающееся ненастье – небо стало совсем безнадежно мрачным, сильный ветер гнал по нему сплошную дождевую серость. Мы решили вставать до дождя во что бы то ни стало, особо не капризничая по поводу красот места стоянки.

Минут через пять после того, как мы миновали ещё парочку рыбаков, на правом берегу открылась просторная поляна явно стояночного назначения. Впрочем, поляну эту мы очень быстро забраковали из-за близости тех двух рыбаков, а также из-за огибающей её по краю леса дороги из бетонных плит, большой вероятности прибытия по этой дороге новых рыбаков, кучки консервных банок… и вообще чего-то не поманила она нас… Спустились по реке ещё метров на двести и увидели на правом берегу прогал в густой чаще – маленькую очень симпатичную полянку с удобным сходом к воде. Я уже без лишних слов и обсуждений повернул байдарку к берегу, чувствуя, что Рома полностью доверился мне в выборе стоянки.

- Всё, стоп ! Не будем рисковать, того гляди, опять ливанёт. Но я тут раньше не стоял!
- Тебе видней, как скажешь!

Выскочил на берег, обследовал наше первое пристанище : тьфу ты, чёрт - и здесь дорога! Поляна была зажата между рекой и грунтовкой, ответвляющейся, судя по всему, от той бетонки. Но почва на поляне твёрда, имеется низкая густая травка, луж нет, почти ровно, очень уютно…Ладно, наплевать, никто под вечер в непогоду сюда с бетонки съезжать не станет.

- Выгружаемся, Анатольич ! Жаль, ветер сюда не пробъётся – комары задолбают, сдувать их не будет!

- Комары, комары… - ворчал Белозёров, выковыривая из лодки пакеты с продуктами, - В детстве отправляли нас в деревни, лагеря, не было никаких таких ядов, cпиралек, фумитоксов и никто даже не думал про комаров! А попробуй заикнись, так и не поняли бы, в чём проблема…а щас чёрт-те что: Комары ! Слепни!... Н…ть на них!

- Именно это я и собираюсь сделать! - откровенно отозвался я, таская на поляну снарягу и ощущая всё больший дискомфорт - видимо зря позавтракал дома молоком. Поставим лагерь, и нужно будет принять лошадиную дозу иммодиума.

Лагерь поставили по модульному принципу: сначала мой большой походный тент, а потом пристыковали под него тамбуром Ромкину палатку так, чтобы выходить из неё сразу под тент в случае дождя. Такую компоновку лагерей мы в своей компании называем «карельской», так как впервые пристрастились так ставить в Карелии базовые лагеря.

Анатольич продолжил выгружаться под вновь начавшимся дождиком, который деликатно сделал паузу, пока мы искали стоянку, ставили тент и палатку, а я занялся костром. Из леса над прибрежной низинкой, ещё залитой паводковой водой, нависал горизонтально ствол молодого упавшего дуба, вершину которого уже кто-то спилил на дрова. Взревела бензопила, внеся дисгармонию в тихое шуршание дождика, и на землю стали падать круглые чурки сантиметров по тридцать длинною. Напилив несколько штук, я приложил ладонь к срезу – боже, да он же совсем мокрый! Становилось всё интереснее…

Чурки были поколоты на тонкие полешки, полешки сложены колодцем для проветривания и просушки…Костёр я организовал прямо под краем тента – и дождь не зальёт, и комаров дым выживет, а тент высоко, не сгорит – метод испытанный. Рома, неодобрительно поглядывая на мою возню, хлопотал у газовой горелки – собрался кипятить воду.

- Сергеич! Забей ты на костёр, сырое всё! Давай на газу гречку приготовим и спать…

Это он, конечно, для проформы, ибо знает, что отвратить меня от разведения костра – занятие дохлое, тут мы с нашим охотничьим «атаманом» Володей Малышевым полные единомышленники: в лагере должен гореть костёр, особенно если лес вокруг промок насквозь!

- Шашлычок у нас, дружище! Классный шашлычок! Уголь нужно нажечь. Да и нельзя без костра в такую погоду – не душевно!
- Да не будет никакого шашлыка, ты чё ?! Из дров вода течёт !

Ладно…Тэк-с…сначала кусок старой автомобильной камеры за неимением бересты, потом тонюсенькие сухие (условно сухие, конечно) веточки…потом потолще… вокруг колодец из наколотых дровец…

Костёр разгорелся с первой спички. Правда спичка была охотничья, мощная и долгоиграющая, с большой серной головкой и толстым слоем состава, похожего на бенгальский огонь. И наша взяла! Костёр сначала густо дымил, потом активно взялся… Дым потянуло под тент, и комары в панике разбежались под дождь. Из тамбура палатки их дополнительно выкурили спиралькой. Через полтора часа Рома, сглатывая слюну, переворачивал над углями три шампура с ароматным мясом и на мою добрую иронию относительно гречки, которая нам ещё успеет осточертеть, добродушно бурчал себе под нос:

-Э-э-э, Серге-еич… слушай ты меня больше !

Пока жарилось мясо, мы вытащили лодку на берег, допили шнапс под лёгкую закусь, а под шашлык открыли ещё один припасённый Ромой изыск – чешскую сливовицу! Это было нечто!

Иммодиум, мясо и сливовица начали, наконец, делать своё дело и жизнь определённо налаживалась. Мы напились чаю с конфетами, скинули надоевшую за день верхнюю одежду и с наслаждением залезли в спальники. К этому времени дождь уже не моросил, а лил непрерывно. Как грузиться и плыть под дождём завтра, даже не думалось - вдвоём, без всей группы, без туристов-новичков нам всё было до лампочки и дождь ничуть не страшил.

Тело ещё некоторое время знакомо привыкало к абсолютно жёсткому, хотя и тёплому, ложу, а звук дождя и писк комаров под палаточным тентом уже исчезали за краем сознания. И я с ощущением абсолютной мировой гармонии, как всегда в палатке, провалился в сон.

Туристская мудрость гласит: «Чем раньше встанешь, тем в пол-одиннадцатого выйдешь !» Выбравшись из палатки, я с удовольствием убедился, что дождь уже кончился, а по верху дует довольно резвый ветер – это значит, что серая мгла, затянувшая небо, будет разогнана. И точно, сплошная облачность уже начинала слоиться, подниматься выше, дырявиться и местами начало угадываться солнце – утренний сюрприз после дождливой ночи, очень часто случающийся в походах.

К моему удивлению Рома начал сам немедленно разжигать костёр – решил доесть оставшееся мясо. Пока нажигались угли и жарился шашлык, сварили на газу и с удовольствием поели овсянку. Я натянул между деревьями длинную верёвку, и мы проветрили на ней спальники (мой в ногах ещё и подмок из-за плохо натянутого края палаточного тента), а ветер полностью высушил большой тент. Правда, тент палатки пришлось паковать немного влажным, но не столько от дождя, сколько от конденсата на внутренней поверхности, который без солнца не высушишь. Отчалили без двух минут одиннадцать, решив приналечь, так как по плану надлежало дойти до очень популярной у туристов стоянки в устье речки Шумлевой, где остаться на днёвку, а это ниже Хахал – предстоял переход под 30 км.

Место, где мы находились, это самый приятный моему глазу участок Керженца. Он здесь именно такой, каким я его особенно люблю – не широкий, извилистый, безлюдный и первозданный. И именно на этом участке, между устьями речек Санохты и Великуши есть таинственное местечко – раздвоение русла, образующее большой, заросший дремучим лесом остров. Особо романтичен левый рукав, начинающийся быстрым течением, несущимся поверх завала из поваленных рекой деревьев.

Фотографировать, а тем более снимать видео здесь просто было некому, мы оба были заняты рулёжкой, уклоняясь от коряг и топляка. Несколько сотен метров река быстро течёт под кронами деревьев по пробитому в глухом лесу второму руслу и, наконец, живописно сливается с правым рукавом.

Мы наслаждались пейзажами и тёплой нейтральной погодой, а я попутно осваивал прохождение на байдарке крутых поворотов с мощными прижимами так, чтобы и ловить струю, сохраняя скорость, и не давать течению развернуть лодку поперёк реки.

Мы решили и в дальнейшем строго придерживаться разработанного Ромой режима приёма пищи через каждые два часа хода, а потому остановились на маленьком гостеприимном пляжике среди густого лиственного леса, стоявшего по обоим берегам, примерно в полутора часах хода выше деревни Красное Плёсо с его действительно прекрасным плёсом (не случайно так населённый пункт назван!).

Не торопясь, тщательно и вдумчиво пообедали, не отказав себе в 50 граммах охлаждённой в реке домашней чесночно-перечной крепкой настойки (напиток, прелесть которого, как писал Владимир Солоухин, трудно переоценить) и в том же темпе поплыли к Хахалам.

Я со смешанным чувством ожидал, когда мы выйдем на Красный Плёс (впрочем, как он называется у местного населения, я не знаю). С одной стороны, это потрясающей красоты место, но с другой, гребля по нему на байдарке – занятие очень однообразное. Это как монотонно мчаться в автомобиле по многорядной степной трассе М4 «Дон»: любуешься степью, едва придерживая руль, но думаешь, блин, скорее бы горы!

Тем не менее, красота плёса по-настоящему завораживала, и когда он открылся за очередным поворотом, я ещё раз порадовался , что пошёл с Анатольевичем в этот поход.

Красный и Хахальский плёсы разделяет типично извилистый участок реки, что даёт отдых от монотонной прямолинейной гребли и приятно разнообразит ощущения между двумя этими «федеральными трассами». Когда перед нами открылись, наконец, Хахалы, организмы у нас обоих уже слегка намекали, что второй ходовой день пора бы заканчивать. Но Хахальский плёс тоже на раз не пройдёшь, однако и этой гонке пришёл конец. В половине пятого я увидел окончание Хахальского плёса и сообщил Роме, что «за тем поворотом ещё чуток и Шумлевая».

Я грёб и вслух переживал, не занята ли стоянка какими-нибудь нашими коллегами или местными рыбаками, которых в окрестностях Хахал опять оказалось множество. Уж очень мне хотелось постоять днёвкой в этом нестандартном месте! Я один раз, давно, проплыл мимо него, потому что он был занят другой группой, а четыре года назад не доплыл, сняв с маршрута в Хахалах свою группу, сплошь тогда состоявшую из новичков, из-за не прекращавшегося целых четыре дня дождя (я тогда единственный оставался сухим, вменяемым и готовым плыть дальше).

…Нет, что-то в этот раз подводит ощущение расстояния…До устья Шумлевой опять оказалось дальше, чем мне помнилось. Наверное, моё восприятие маршрута с байдарки как-то отлично от ощущений, получаемых на вёсельной лодке; оно субъективно навязывает ожидание большей скорости, а следовательно, меньшего времени прохождения маршрута. Однако мечты сбываются не только у акционеров Газпрома. Показавшаяся в конце концов стоянка была пуста, ибо маячившего напротив неё на середине реки одинокого рыбака в резиновой лодке в расчёт брать никто не собирался.

Я с огромным удовольствием повернул «Варзугу» к остроконечному белоснежному пляжику, зажатому между Керженцем и очаровательно впадающей в него Шумлевой, но причалить не смог, так как течение в устье Шумлевой с неожиданной силой развернуло и поволокло лодку дальше по Керженцу. Рома тоже налёг на весло, и мы с усилием пришвартовались задом наперёд.

Наслушавшийся от меня хвалебных речей в адрес этой стоянки Рома вышел на берег и поднялся по пляжу наверх, в дубовую рощу, под сенью которой и располагалась стоянка, чтобы осмотреться. Мне было тоже любопытно оценить её, так сказать, вплотную и я пошёл за ним. В моих давних мимолётных воспоминаниях поляна под дубами почему-то запечатлелась какой-то вытоптанной, а может и была тогда такой в конце лета, но сейчас в мае она была большей частью покрыта трогательной нежно-зелёной травкой, а равномерно посечённый дождём пляжик гарантировал, что уж точно в течение последних суток сюда не ступала нога человека.

Стоянку окружал лиственный лес с густым подлеском, на самой её поляне росло несколько дубов и берёз, создающих приятную лёгкую тень и оставляющих место для полудюжины палаток. Посередине поляны лежал кривой ствол старого давно упавшего дуба, к которому уютно притулилась длинная удобная лавка с кострищем. Спереди стоянку завершал умеренно крутой бережок, под которым неглубокий омут закручивал свои водовороты, а слева омывала своей тёмно-красно-коричневой водой Шумлевая, текущая в высоких берегах. Мегаромантичное место!

Ромка особого восторга не выказал, но чрезвычайное удобство и необычность стоянки оценил, и мы разгрузились, втащили наверх байдарку и оперативно поставили лагерь, натянув при этом над лавкой, костром и упавшим дубом, игравшим роль полки для посуды, тент на случай дождя. Предстояла обязательная в нашей компании днёвка третьего дня – совершенно необходимые, по нашему мнению, после первых двух ходовых дней отдых и безделье.

Утром следующего дня я планировал поспать подольше, а потом ещё и понежиться в комфортабельном спальнике часиков до десяти, но уже в восемь утра мой бок палатки так припекло встающим солнцем, что я немедля выполз наружу, как из парилки. Вот незадача, по-другому надо было палатку повернуть ! Впрочем, к чёрту сон, утро было потрясающе красивым и тёплым!

Съев традиционную утреннюю овсянку, мы решили помыться в реке. Лесная родниковая река в мае - это, скорее, для моржей. Я вошёл в устье Шумлевой и даже сквозь резиновые сапоги ощутил сводящий ноги холод. Пришлось сместиться в Керженец, где вода была на пару градусов теплее. С наслаждением разделся и вымылся, брызгаясь, как под душем. Ледяная вода в сочетании с ментоловым шампунем приятно массировала голову, и я ещё раз убедился, что время, проведённое не только на охоте, но и в водном походе, в счёт прожитой жизни не идёт.

Пока растирался полотенцем, ко мне подошёл Ромка в одних плавках с неестественно спокойным лицом.

- Ты представляешь ?! А в меня ведь клещ впился!
- Да ты чё!
- Смотри!

Из его ноги и вправду торчала клещёвая задница, вокруг которой под кожей уже образовался трёхцветный ореол.

- Ни хрена себе ! Это где ж он, гад, подцепился ?!
- Не знаю. Я только сейчас увидел. Вчера плыл весь день и думал, какого лешего у меня нога болит, о борт, что ли намял или ударил ? Нет бы посмотреть!
- Так значит на первой стоянке? Сутки назад ?!
- А дай-ка я тебя осмотрю, может ты тоже нацеплял!

Однако осмотр наших драгоценных тел другой опасности не выявил. Клещ был единственным.
Рома завязал тонкую нить узелком вокруг кончика клещёвого зада, закрутил «против резьбы» и потянул.

- Больно ? - посочувствовал я.
- Как волос выдёргиваешь. Надо клеща сохранить для лаборатории, проверить на энцефалит, - сказал Рома, выдернул клеща и немедленно уронил его в траву. Клещ, разумеется, потерялся.
- Хрен с ним ! Давай я врачу знакомому позвоню, спрошу, что лучше делать !
- Чего звонить, надо рвать в город, у этой дряни три дня инкубационный период, один уже прошёл!
- Не вопрос, у нас целых два варианта: подняться сейчас в Хахалы и вызвать туда машину или завтра спуститься в Рустай, там наверняка есть медпункт – посёлок большой, и сняться с маршрута там.

Ромка посмотрел на меня с благодарностью, оценил видимо, что я готов ради него прервать шикарный поход. Странно, а как может быть иначе?

- Ладно, давай сначала звонить.

Позвонил сначала я своему знакомому врачу, потом Рома своему и как-то так получилось, что он успокоился и проникся фатальным настроением. То ли спокойствие профессионалов подействовало, то ли доверился приведённой мною статистике относительно ничтожного процента заражённых энцефалитом клещей и предположения, что заражены в основном клещи, обитающие в пригородной зоне, а в этой глухомани они девственно чисты и процент «ядовитых» особей космически мал. Было решено завтра сплавляться до Рустая, а там видно будет.

Так или иначе, тема Ромкиного клеща и гипотетического энцефалита была отложена, и я принялся готовить сытный обед, а Рома продезинфицировал ранку и, махнув на всё рукой, пошёл мыться в реке (кстати, с Белозёровым, хвала Господу, так ничего и не случилось, клещ оказался безобидным).

Пюре с тушёнкой и большим количеством пассированного лука с морковкой получилось вкуснейшим. Понюхав его, Рома сказал:

- Сергеич ! У нас ведь столько выпивки нет ! – и полез в палатку за бутылкой.

Мы ещё и маринованные овощи открыли и под такую шикарную закусь врезали крепко – и после весеннего купания, и по причине стресса. Тепло разлившейся по организму перцовки потрясающе гармонировало с ещё сохранившимся от ледяной воды и растирания ощущением жгучести на коже, не оказывая ни малейшего хмельного действия.

После обеда нас развлёк рыбак из местных, пришедший со своей собачкой по берегу и долго ловивший рыбу у впадения Шумлевой на другом её берегу. К моему удивлению он вытащил крупного окуня и вскоре ушёл, а я долго релаксировал на обрывчике, наблюдая, как окунишко гоняет стайки мальков…

…Слонялся я слонялся по стоянке, и пришла мне в голову мысль залезть на толстый дубовый сук, горизонтально растущий над береговым склоном. Этот сук ответвлялся от могучего дуба на уровне моего плеча, и я по давней привычке (всегда любил лазить по деревьям) просто подпрыгнул, рассчитывая лечь на сук животом и зацепиться коленом. Но к великому своему изумлению только ударился о него грудью.

- Что за чёрт, Ромыч ?! – пожаловался я, потирая ушибленное ребро, - Лет пять назад с места брал такие препятствия…Вроде, всего-то шестой десяток, но старею, видать!
- Хе-хе,- послышалось от костра,- Может, ты просто эволюционировал из обезьяны в человека ?

Хм…безвыходное положение. Возразишь, что не эволюционировал – признаешься, что остался обезьяной. Согласишься, что эволюционировал – признаешься, что был обезьяной… Поржали, конечно. В результате полезли оба.

Утром четвёртого дня мы с удовольствием погрузили идеально сухое снаряжение и полегчавшие продовольственные пакеты и рванули к Рустаю.

Ниже нашей стоянки Керженец в не очень далёком прошлом делал крутую, почти полную петлю, оставляя между её началом и концом узкий перешеек. Именно таким он и обозначен здесь на советских ещё послевоенных топографических одно- и двухкилометровках. В действительности река пробила себе прямой путь (а может, в целях лесосллава прокопали), а старое русло обмелело и, хотя течёт пока, но постепенно зарастает травой и превращается в старицу. Все эти речные лабиринты придают непередаваемую прелесть ландшафту, особенно в сочетании с впадающими в Керженец ручейками, зелёными островками посередине реки и живописно склоняющимися к воде подмытыми деревьями.

В одном месте мы повстречались с парой чрезвычайно спокойных непуганых чаек. Они сидели на торчащей из воды коряге, беспечно кося на нас глазами, и подпустили вплотную, взлетев перед самой лодкой. Наверное, привыкли к весёлым не опасным байдарочникам. В одной заводи лежали брёвна со свежими следами бобровых зубов. Вообще, ни на одном сплаве я не видел ранее столько живности и следов её пребывания. За семь дней мимо нас пролетели несколько пар кряковых уток. Мы с Ромкой уже взяли по селезню в апреле, охотясь с подсадными, и теперь просто любовались ими.

Мы взяли настолько хороший темп, что я оглянуться не успел, как увидел вроде бы знакомый участок берега выше посёлка Пионерский. Чтобы убедиться в этом, я привычно полёз в боковой карман куртки за навигатором и … с недоумением обнаружил, что карман расстёгнут и пуст. Пошарил на своём сиденье, просовывая руки между спальником и бортами, посмотрел на дне кокпита…Что за чёрт, неужели выпал из кармана в воду ?! Рома сочувственно наблюдал за моей возней.

- Да ладно, может ты его в мешок запаковал !
- Не исключено, но вряд ли! Слушай, он ведь в жёстком застёгнутом чехле и не мог сразу утонуть, если выскользнул из кармана. Должен был проплыть мимо тебя.
- Так ведь я таращился на все стороны, по бортам и не смотрел… Скорее всего ты его на стоянке повесил на сучок, когда собирался, и оставил.

Закоулки зрительной памяти выдали мне файл, на котором я действительно кладу фотоаппарат на тот горизонтальный ствол дуба, на который мы залезали накануне, возможно, что и навигатор туда же положил. Но фотоаппарат – вот он, как же так?!

- Ну, давай назад ! – самоотверженно предложил Рома.
- Да ты чё ! – повернулся я к нему,- Против течения ! Из–за семи тысяч несколько часов потеряем и измотаемся в хлам!
- Я бы из-за семи тысяч вернулся, - лукаво улыбнулся Анатольич.
- Не-е ! Пропал, ну и шут с ним, с вещами надо расставаться легко!
- Может, ещё на стоянке пошаришь в вещах и найдёшь, сюрприз будет. А на днёвке оставил, так подарок какому-нибудь хорошему человеку.
- Вот именно. Давай, пошли дальше!

Некоторое время я ещё молча скорбел о пропавшем навигаторе, а Ромыч на корме одобрительно молчал (кому ж охота грести вверх по реке несколько километров!), но очень быстро и без большого усилия я удушил мировую скорбь и остался огорчён исключительно возникшим неудобством: точного местоположения теперь не определить, ибо Рома за эти дни два-три раза поговорил с женой по мобильнику, в результате чего посадил аккумулятор, окончательно разрядив его консультацией по поводу клеща, и тоже остался без навигации. Сконструированное им зарядное устройство, работающее от батареек, системно глючило, и мы остались с одной распечаткой карты.

Через некоторое время я убедился, что мы действительно минуем Пионерское, на правом берегу показалась симпатичная деревянная часовенка, после чего начался совершенно не знакомый мне доныне участок реки - от Пионерского до заповедника мне ранее сплавляться не доводилось. Здесь Керженец в целом меняет направление почти строго перпендикулярно и довольно долго течёт на восток.

Ещё через час мы пообедали на маленьком пляже, а после обеда показалась манящая своей глухоманью деревня Лыково с её тоже сказочными спокойными плёсами.

У Лыково Керженец вновь повернул в сторону Волги и понёс нас к Рустаю, радуя прекрасными пляжами в излучинах и полным безлюдьем. Весь нижний Керженец – край больших чистых пляжей.

Я всё ждал, когда появится верхняя, северная граница Керженского заповедника и, наконец, за очередным поворотом появилась синяя табличка. А напротив её, на правом берегу открылась ещё одна отличная стоянка под соснами. Близость заповедника вызвала у Ромы прилив острой неприязни.

- Какой,…., заповедник ?! – вещал Рома , - Помойка какая-то, лес не чищенный, завалено всё буреломом! Вот в Праге я был (к этой фразе я уже начал привыкать)…Я их реально зауважал. В Чехии и вообще в их Европе, если заповедник – так это заповедник! Идёшь, смотришь – зверюга какая-то непуганая стоит, лес, как парк – чисто, прибрано…., - Рому понесло. Впрочем, я был уверен, что он прикалывается, это его стиль.
- Анатольич ! Дык, у нас же с Европой в заповедном деле подходы и цели разные ! Они считают, что заповедник должен быть парком, а у нас цель создания заповедника…
- Сохранение природы в первозданном виде,- согласился Рома.
- Ну, так да ! Коль упало дерево, должно лежать и гнить !

По левому берегу через большие промежутки стояли столбики с жёлто-голубыми полосами, обозначавшими границу заповедника; полосы были нанесены и на деревья, но большинство этих естественных пограничных столбов были подмыты и попадали с обрыва. Видимо, граница давно не обновлялась. Радовало то, что на пляжах всё чаще стали появляться следы лосей, причём ясно прослеживались миграции этих великолепных животных с левого берега на правый и обратно.

Мы гребли очень интенсивно и прошли уже больше, чем в любой из предыдущих дней, но до Рустая почему-то так и не дошли. Было уже часов шесть вечера, когда я, кое-как сориентировавшись по карте, сказал, что до столицы заповедника ещё километров пять по реке. Ромка к тому времени идти в медпункт и эвакуироваться в город совсем расхотел, но нам надо было в магазин, стало быть, приходить в Рустай поздно вечером смысла не было.

Пока мы на ходу рассуждали, стоит ли упираться и идти сегодня дальше, байдарка выскочила на потрясающей красоты излучину с огромным пляжем и таким же огромным правобережным яром, покрытым сосновым бором. Вправо от излучины уходил большой залив, в начале которого угадывалась грандиозная стоянка. В заливе горланили лягушки.

- Ну вот !- промолвил Рома, - Лестницы железные пошли!

Я присмотрелся: от уреза воды на обрыв действительно вела стационарная лестница, сваренная из арматуры и уголков!

- Давай-ка осмотримся ! – сказал я,- Всё равно уже вставать пора бы.
- Да ну, тусовочное место какое-то, понаедут ! – вяло сказал Рома, но согласился. По его голосу было слышно, что он сегодня вымотался, так как, хотя я и не филонил, большая нагрузка от рулёжки ложилась на него.

Он остался сидеть в лодке, а я поднялся наверх. Стоянка действительно была грандиозной и не столько байдарочной, сколько, наверное, автомобильной. На большущей поляне, очищенной от сосен, стояли смонтированные на капитальном стальном каркасе навес и стол со скамьями. Кострище было окружено лавками из уложенных на землю ошкуренных брёвен, на краю обрыва были выкопаны дренажные канавки, обозначавшие места для двух палаток, а вглубь леса с поляны вели две не то чтобы накатанные, но явно пользуемые дороги.

У кострища были беспорядочно свалены напиленные дрова, на одной из сосен висел умывальник, сделанный из пятилитровой бутыли. На другой сосне каким-то шутником были прикреплены символы мужского и женского туалетов. Пейзаж со стоянки на реку открывался умопомрачительный! Выходные дни закончились, и вероятность приезда сухопутных туристов на уик-энд была ничтожна. По стоянке гулял сильный тёплый ветер, и потому насекомых не было в помине.

Я больше не раздумывал и пошёл разгружать байдарку, покопался в багаже, но навигатор так и не нашёл. Рома, кряхтя, поднялся наверх и ему тоже очень понравилось. Он чувствовал себя неважно и был невесел, но как всегда стал ставить палатку, а я занялся костром, частично переколол и сложил в аккуратные стопки дрова.

Умывальник оказался с секретом: стоило чуть, на пол-оборота отвернуть крышку на горлышке бутылки, как её срывало давлением воды и все пять литров оказывались на наших кроссовках. Сначала мы обругали того, кто выделил для умывальника такую подлую бутылку, но потом Рома предположил, что это сделано нарочно, чтобы вырабатывать чёткость движений и самоконтроль. Но я бы, наверное, всё равно сказал бы тому чуваку пару ласковых, так как этот умывальник, скорее всего, был следствием пофигизма и небрежности, чем весёлого нрава.

Мы с редкостным удобством и комфортом поужинали, и за ужином я отругал Ромку за то, что он все эти дни плюхает по воде в мокрых коралловых тапочках и в них же плывёт в лодке. Как будто лето красное и мы в июльском походе ! Ноги стынут, отсюда и потеря сил, и без всяких там клещей ощущение нездоровья. Он выпил какие-то витамины, одел берцы с тёплыми носками, моментально выздоровел и утром был, как огурчик. А я, наконец, затолкал в освобождающийся средний кокпит спальник и сел на штатное сиденье, с наслаждением вытянув ноги.

В Рустае мы были уже в десять утра. Было так тепло, что в лодке мы к этому времени сидели босиком. На подходах к селу наше внимание привлёк мощный завал из упавших в реку деревьев, наваленных половодьем на остров. Завал оставлял широкую, легко проходимую протоку справа и ничуть нас не задержал.

Остановились перед реконструируемым мостом через Керженец, причалив у впадения маленького ручья, который соединяет левый рукав или озеро-старицу с основным руслом. Посёлок стоит скорее на берегу этой старицы, чем самого Керженца, то есть в некотором отдалении от реки и с берега не виден совершенно.

У моста шумела и суетилась цивилизация: работала строительная техника, мельтешили рабочие, на правом берегу стояли палатка, легковушка, тусил отдыхающий народец и какой-то парень плавал вдоль берега в ярко зелёной надувной лодке.
Идти в магазин вызвался я: мне хотелось посмотреть знаменитый посёлок, в котором я был только один раз, да и то мельком, много лет назад; кроме того, идти было далеко, а ходить я очень люблю – будет приятно размять ноги. Да и стояние на берегу час-полтора в ожидании Ромкиного возвращения совершенно не соответствовало бы моему темпераменту.

Анатольевич по каким-то причинам легко согласился, дал мне наказ купить батарейки для зарядки, а остальное по усмотрению и я с удовольствием зашагал в тени берёзовой рощи вдоль берега старицы. Справа от меня вовсю кипел работа – достраивалось шоссе Бор-Рустай.

Рустай был именно таким, каким остался в моей памяти после первого мимолётного посещения – стоящий на песках, очень просторный, с огромными пустыми пространствами, совершенно лишённый буйной зелени и потому странный посреди бескрайних керженских лесов. Однако дома были основательные, ухоженные, некоторые даже новые и явно типовые, на улицах никакого мусора, немногие встреченные мною рустайцы имели доброжелательные лица, а магазин был современно отремонтирован внутри, оборудован кондиционером и предлагал приятный ассортимент, за исключением, пожалуй, батареек – батарейки было только китайские, причём подозрительного вида.

Моя неспешная прогулка заняла около полутора часов, и мы погребли дальше, проплыв в левый, свободный от наваленных рекой на опоры моста деревьев пролёт.

Ещё часа через два миновали устье речки Пугай (Пугайчик), по которой проходит нижняя граница заповедника. Это обстоятельство подтверждала большая табличка на правом берегу Пугайчика, а на левом между двумя деревьями был растянут большой плакат с сакраментальным текстом «Берегите природу – мать вашу !», причём, дефис был явно преднамеренно обёрнут вокруг ствола дерева и абсолютно не читаем.

Через некоторое время, уже изрядно проголодавшиеся, мы встали на обед на очередном пляже, на нетронутом песке которого чётко читались свежие лосиные следы. Лось, видимо, вышел на пляж, форсировав реку, и скрылся в лесу. Это был не первый пляж, на котором мы с интересом наблюдали отпечатки лосиных ног, но здесь вдоль его следа шёл ещё и след матёрого волка – впечатляющего размера отпечатки звериных лап ! Ого, какая интрига тут разворачивалась сегодня ночью !

…В этот день я хотел дойти до бывшей деревни Пенякша, некогда очень большой, но с прекращением лесосплава брошенной и давно уже исчезнувшей, и встать на ночёвку на маленькой правобережной стоянке в конце Пенякшинского плёса, но без навигатора никак не мог понять, далеко ли ещё до неё. Вроде бы уж по времени должна быть, но знаменитой пенякшинской вышки всё не было и не было. Эта лесосплавная вышка должна была торчать над лесом и прозевать её было невозможно, к тому же не узнать Пенякшинский плёс я никак не мог!

Решили плюнуть на этот план и выгрузились на попавшуюся по пути изумительной красоты лужайку под соснами, расположенную на высоком обрыве, с шикарным круто поднимающимся высоко вверх пляжем. Лужайка была окружена густым таинственным лесом, на ней был небольшой столик со скамьями, вдоль берега из леса выходила обильно заросшая мощными ландышами чудная тропинка, а между сосен были натянуты бечёвки для сушки одежды и снаряжения. Ну, просто прелесть ! Из всех стоянок, где мы в этом походе ночевали, эта мне больше всего пришлась по сердцу ! Далеко не самая обустроенная, но у таких мест есть душа.

Вышка, разумеется, никуда не делась и утром мы её прошли. На том же берегу на месте бывшей Пенякши увидели вполне исправную избушку и услышали лай собаки. Похоже, чья-то заимка функционирует. А вот симпатичная ранее стояночка в соснах на правом берегу, где я ранее останавливался дважды, выглядела теперь как-то не презентабельно и мы с удовольствием вспомнили место нашей ночёвки.

Мы прошли благоустроенный кордон охотхозяйства с маленьким причалом и красивыми, основательными постройками, а в привычное для обеда время остановились на одном из огромных пляжей, где на нас впервые напали слепни, но были разбиты в пух и прах, испещрив своими телами песок вокруг нас.

Пока на газу варился суп, Рома пересёк пляж, скрылся в сосновом лесу и вышел оттуда с восторженным взором.

- Слушай, там самая зачётная стоянка на маршруте ! И на обрыв ничего таскать не надо!

Я сходил и убедился, что он говорит правду. Стоянка была действительно прекрасна. Очень красивая и умело оборудованная самодельной мебелью, она годилась для большой группы, а пляж гарантировал ей категорию «пять звёзд». Конечно, если бы не слепни, из-за которых мы всё-таки предпочитаем вставать на высоких берегах с сосновыми борами – там этой гадости нет.

После обеда на одном из плёсов нас атаковала чайка, точнее глава чайкиного семейства. Он заходил на нас с носа, с пронзительным криком летел байдарке в лоб и отворачивал буквально на последних метрах. Объяснение этому могло быть только одно: он отгонял нас от близко расположенного гнезда с кладкой. Мы с уважением наблюдали за атаками самоотверженного пилота, который успокоился и отстал только когда мы, как сказал Рома, вышли из зоны его ответственности.

- Всё ! – констатировал Анатольевич, - Прогнал. Теперь гордый домой полетел!
Трогательный и яркий эпизод нашего плавания!

На одном из пляжей лежала огромная сосна, вырванная с корнем и вынесенная на берег половодьем. Останки другой живописно торчали посередине реки. Рома очень образно пришёл в восторг:

- Ни-че-го себе ! Звездолёт такой гробанулся! Инопланетяне наверное разбежались уже, кто выжил ! Снимай давай, классный кадр.

Через несколько поворотов обнаружился ещё один такой «звездолёт», лежащий в воде.

Когда мы миновали устье речки Арья, я начал высматривать для финальной ночёвки стоянку на высоком левом берегу, от которой завершить маршрут – раз плюнуть. Она не представляла собою ничего особенного, но, насколько я помнил, всегда продувалась стабильным ветром, дующим вдоль реки, что гарантировало нам свободу от начинавших сегодня уже по-июньскому борзеть комаров. Стоянка была опознана с лёгкостью. И её недостаток, заключающийся в том, что от места высадки до места установки лагеря таскать снаряжение надо шагов около ста, оказался компенсированным появившимся здесь шатким столиком – раньше его не было.

Очень высоко на ветке одной сосны почему-то болталась пара исправных на вид кроссовок. Чистая ранее стоянка была усыпана пустыми жжёными на костре консервными банками. Что за уроды тут жили, чёрт возьми ?! Я не успокоился, пока все банки не закопал в глубине леса. Пока возился, обнаружил несколько ловчих воронок насекомого-хищника муравьиного льва, вырытых в песке, спас уже выбивающегося из сил муравьишку. Интересно.

Было солнечно и жарко, но ветер разгулялся не на шутку, раздувая зной и комаров, и свистя в соснах. По реке неслась яростная рябь, и под влиянием этого ветра Рома решил до Макарьево не ходить. Ну, к лешему, говорит, ещё кильнёмся в устье под боковым шквалом, там на просторе наверняка ветер в разы сильнее. В ещё холодной воде не выплыть, да и снаряжение погубим. Постановили в Волгу выйти в следующий раз в тихую погоду, а может и на моём «Фрегате», который чёрта с два перевернёшь.

К вечеру ветер стих совершенно и осатаневшие комары впервые за весь поход загнали нас на чаепитие в палатку. Мы разлеглись с термосами, бокалами и сушками на спальниках, получилось даже очень неторопливо и по-домашнему.

Последний день сплава был очень жарким и неспешным. Ветер был заметно слабее, чем вчера, но в Волгу идти куража уже не было, кроме того у Ромы возникло опасение, что малоискушённая в загородной езде Даша нас там не найдёт. Мы расслабленно спускались к Ивановскому мосту, только Ромку бесило, что до сих пор не было мобильной связи ни на одной из трёх наших разных сим-карт. Я что-то вяло возражал по поводу романтики без современных гаджетов и девайсов, но он с этим категорически не соглашался, говоря, что связь не мешает романтике ничуть и нужна всегда и везде.

Участок реки от урочища Арья до Ивановского моста отнюдь не скучен, но каких-то новых впечатлений и сюжетов он, за редким исключением, не даёт. А высоковольтка, натянутая над рекой, символизирует близость цивилизации и окончания маршрута и разрушает единение с природой.

Однако мне было интересно вновь увидеть один любопытный природный объект – грандиозное плато из чистейшего песка, возвышавшееся, как мне помнилось, над водой отвесной стеной высотою метра два - два с половиной. Я уже было подумал, что его размыло за несколько лет, но плато, наконец, нашлось, однако выглядело отнюдь не так впечатляюще, как в последний раз – то ли и вправду его поразмыло, то ли уровень воды ещё был высок, скрадывая не менее полуметра этой стенки.

Была цела и оборудованная каркасами для навесов и столами с лавками большая стоянка на высоком левобережном обрыве, где автотуристы останавливаются огромными компаниями, но постройки выглядели уже какими-то потрёпанными.
Мы причалили выше моста и несколько часов ждали Дашу с Федькой, приводя в порядок, собирая и перетаскивая под мост, в благодатную тень снаряжение. Жара была страшная, и Роман даже полез купаться, но мне не хотелось – на даче накупаюсь.

Без проблем загрузившись в прибывшего Федьку (продукты и напитки были истреблены), покинули Керженец. Бездельничая на заднем сиденье, я думал о том, что весенний сплав похож на лёгкий воздушный сон, на полёт сквозь нежно-зелёные едва сформировавшиеся облака.

Май – это ожидание близкого уже праздника, лето с его теплом и ярким солнцем, с июльскими сплавами и с августовской охотой – сам праздник. И ожидание праздника не менее волнующе, чем само ожидаемое событие, потому что всё самое замечательное ещё впереди.

Майский поход очень гармонично вписался в это моё ощущение конца весны, став как бы тончайшим, прозрачным, на грани миража предчувствием главного. И я весело рассмеялся, вспомнив, как два дня назад на стоянке выше Пенякши мы сидели поздно вечером у костра, подкладывая дровишки и обсуждая дальнейшие охотничьи и туристские планы. На реку спустилась тишайшая ночь, только река журчала в валежнике внизу под обрывом. Даже комары не прознали о нашем присутствии.

- Нам лижут пя-атки языки костра-а…- запел вдруг Ромка разбойничью песню из «Бременских музыкантов».

И майскую ночь разорвало дружное, на два голоса:

- Не же-ла-ем жить, Эх! по-дру-го-му !
Не же-ла-ем жить, Ух! по-дру-го-му !
Хо-дим мы по кра-ю, хо-дим мы по кра-ю,
Хо-дим мы по кра-ю-ю ро-одно-ому-у-у…