Статистика — вещь беспристрастная. По крайней мере, она была таковой в шестидесятые-семидесятые годы. Из 250-миллионного населения Советского Союза — 20 миллионов составляли рыболовы любители. Это была огромная армия авантюристов и романтиков, бредящих рыбалкой. Досугу этому отводилось все свободное время и ему посвящалось многое, если не сказать, всё в этой жизни.
Время течет, реки меняют русла, страны изменяют свой облик и только армия рыболовов неизменно воспроизводится. Масштабы эти, может, и не так велики, но дух и сила армии неизменно высоки. С этими мыслями Андрей готовился к зимней рыбалке. Скучное осеннее ненастье изрядно поднадоело. Вспоминалось: «Дни поздней осени бранят обыкновенно, а я ее люблю…» Впрочем, Александр Сергеевич недолюбливал лето, а зря. Видно, не побывал на зорьке в свое время и не попал на клев ерша и окуня. Кстати, что-то не помню, пробовал ли он уху. Восхвалял няню, гастрономические изыски, но об ухе ни слова. У Чехова, правда, этот подлец карась в сметане очень хорош, но про уху ни-ни.
Мысли Андрея прервались голосом отца:
— Ты за мотылем-то собираешься?
— Говорят, на рынке уже появился, — отвечал он.
— Смотри, не пропусти.
Все эти сборы напоминали суету. Начало ноября в Петрозаводске выдалось теплым и дождливым, а мечты о рыбалке по первому льду казались бредом.
Приснившийся ночью сон был характерен. Андрей с лодки ловил плотву и подлещика. Поплавки заманчиво вздрагивали и шли в сторону, следовали подсечка, а затем вываживание. Откуда-то с берега раздался голос отца:
— Вставай, едем.
Андрей вскочил с постели и ничего не понимая, смотрел на отца.
— Пап, что такое?
— Да вот, Вася приехал.
Вася был старинным другом отца и заядлым рыбаком.
— Макарыч, точно, встал лед, ночью до двадцати градусов стукнуло, — сказал он.
Втроем мы сели в «козла» и поехали на Святозеро, что в восьмидесяти километрах от Петрозаводска. Сон прошел, но сумерки за окном не позволяли оценить ситуацию.
Светало, когда мы подъехали к озеру. На берегу несколько мужиков стояли у лодок, вытащенных на берег. Мы подошли к ним.
— Вот оказия, — сказал один из них, — бросили сетки, и с концами.
Оказалось, рыбаки поставили сетки на ряпушку, а к ночи пришел шторм, сменившийся затем сильным морозом. Теперь же наступил полный штиль.
Такой лед Андрей наблюдал впервые: он был не более десяти сантиметров, абсолютно прозрачный и скользкий донельзя.
— Днем подымем сети, — решили мужики, отправляясь в избы.
А мы вышли на лед. Черная бездна предстала взору. Иногда мелкая рыбешка, по какой-то причине уснувшая подо льдом, блистала серебром чешуи.
Лунки просверлили метрах в двухстах от берега, где по прежнему опыту ловилось неплохо. Карельская удочка того времени была незамысловатой: мормышка на конце лески, а чуть выше блесенка. Сторожок — петля из толстой лески. Насадка — мотыль или червяк.
Первая поклевка оказалась какой-то вялой, после длительной паузы, но окунь попался приличный — граммов на триста.
Андрей положил удочку на лед и через некоторое время увидел поклевку. Новый горбач затрепыхался на льду.
Василий по обыкновению бросился блеснить, отмеряя версты по озеру. У Юрия Макарыча происходило то же, что и у сына. Крупный окунь клевал как-то лениво, но охотно.
Когда вернулся Василий и увидел приличные кучки окуней у их лунок, то изумился:
— Вы что тут, колдуете?
Действительно, объяснить этот феномен было сложно. Шторм, взмученная вода, мощнейший мороз за малый промежуток времени — все было необъяснимо странно, как и сам клев.
Местные рыбаки вернулись на лед после полудня. Подивившись нашему улову, начали пешнями рубить майны и кошками искать сети. Где-то через час один из счастливцев зацепил снасть. Сети довольно быстро выбрали, но рыбы было ничтожно мало — такова рыбацкая судьба.
Волна воспоминаний опять накрыла Андрея, а разум уже предвкушал новые рыбалки и впечатления...
Комментарии (0)