Уже думал о продаже своего ружья: «Путевки кончились. Расходимся»

Изображение Уже думал о продаже своего ружья: «Путевки кончились. Расходимся»
Изображение Уже думал о продаже своего ружья: «Путевки кончились. Расходимся»

Когда после двух часов томительного стояния в очереди перед Стрельбиным оставалось всего три человека, из кабинета охотинспекции неожиданно выглянул егерь.

Окинув сочувственным взором присутствующих, он произнес слова, которых те больше всего и боялись:
— Все, братцы, шабаш! Путевки кончились, расходимся.
— Да как так? Что за шуточки? Что ж мы зря тут полдня топтались? — поднялся легкий ропот возмущения, в котором прослушивались нотки надежды на понимание и участие.
— А как же деньги, которые мы заплатили? Вот и чеки на руках. Раньше в охотобществе путевок всем хватало. Это безобразие! — накалял обстановку один из очереди, пытаясь хоть так повлиять на исход дела в свою пользу.

Остальные стали ему дружно поддакивать, трясти бумажками, выражая  полную поддержку вполне обоснованной претензии новоявленного пассионария, явно склонявшего очередь к бунту.
— Митинговать не будем! Кому горько надо — с квитанцией в область! Ну, или к частнику. А у нас лимит. Все, прием закончен, — твердо подвел черту егерь, закрывая дверь за вышмыгнувшим из кабинета шустрым счастливчиком, успевшим получить последнюю путевку.

«Вот и поохотились, — мысленно, со вздохом огорчения, как-то обреченно произнес Стрельбин, спускаясь по лестничному маршу к выходу. — В какую область? К какому частнику? Белены он, что ли, откушал? Сегодня уже вряд ли куда успеешь, а завтра… Завтра суббота, день открытия…

Чуть теплило душу то, что он не поторопился, как многие, заранее оплатить в банке пошлину на получение пресловутой «бесплатной» путевки. Получается, как в воду глядел…

По дороге домой он зашел в гастроном и на сэкономленную сумму купил четвертинку и скромный набор снеди на закуску: пучок зелени, половинку ржаного, плавленый сырок, кильку в томате…

Вот завтра и пригодится, — в раздумье одобрил он свою покупку, укладывая продукты в холщовую сумочку. В голове охотника подспудно созревал план противодействия сложившейся ситуации. А! Была-не была! Раз так — поохочусь и без вашего разрешения! — тешил он себя дерзкой мыслью о возможности безнаказанно нарушить установленный строгий порядок. В конце концов не посадят же за это! Можно себе позволить хоть раз  в жизни...

Стрельбин вовсе не считал себя стариком, хотя возраст то и дело напоминал о себе и раздражающим скрипом суставов, и болезненной ломотой в пояснице. Да и давление прыгало. Бодрись не бодрись, а на пенсию зря не провожают. Постепенно он привыкал к тому, что нехотя, н, все же приходится менять свои привычки, подстраиваться под злокозненно предуготованные судьбой испытания. Сегодняшний случай не одинок. Вот, например, скоро заканчивается разрешение на охотничье оружие. Пять лет, отведенных по закону, пролетели почти незаметно, и опять грядут эти обременительные хлопоты по продлению документа: поход в полицию, сбор справок, прохождение медкомиссии, стояние в очередях... И все недешево! Морока, да и только. Не раз уже старого охотника подтачивала коварная мысль продать ружье и расстаться с охотой, но он оттягивал окончательное решение до срока, когда прижмет так, что медлить будет уже просто невозможно. И этот момент неумолимо приближался…

Многое удерживало Стрельбина от решительного шага. Он резонно рассуждал: первое, что останавливает, тормозит, — это почти полувековая страстная увлеченность охотой. Такое никак не спишешь со счетов единым махом. Это не просто привычка, это уже образ жизни, без которого она под занавес легко может превратиться в серые будни безрадостного инертного существования. Во-вторых, продажа ружья грозит обернуться бесповоротным моментом: путь назад будет не просто затруднен, он станет почти невозможен. В тартарары полетят и многолетний стаж, и опыт, и заслуги: образумишься, пожелаешь вернуться в ряды приверженцев Артемиды и вновь купить хотя бы гладкостволку, не говоря уж о нарезном, — начинай все с нуля.

Ох, как проблематично будет повторно забрести в одну и ту же реку! Заново проходи в областном центре курсы обучения, сдавай экзамены, получай лицензию. Нет, лучше даже не думать о подобных мытарствах, «не делать себе нервы». Не одному Стрельбину, многим его знакомым такой «порядок» казался нелепым, да поневоле приходилось с ним мириться: плетью обуха не перешибешь — закон!

И еще, третье: найти достойного покупателя не так-то просто, как может показаться. ТОЗ-63 — многим хорошо знакомая курковая горизонталка серийного производства. Возраст (вот совпадение!) как и у хозяина, — раритет. Сохранность неидеальная, ружье побывало за столько лет в передрягах. Так что, как говорится, задорого не продашь, а задешево жалко. Хотя по большому счету, вовсе и не в деньгах дело. Память — вот что останавливало совершить опрометчивый поступок: столько незабываемых воспоминаний связано с этим надежным спутником в охотничьих скитаниях! Именно с надежным: ни разу ружье не подвело, не закапризничало, родненькое, ни под проливным дождем, ни на трескучем морозе…

Утро следующего дня, солнечное, теплое, по-настоящему весеннее, окончательно укрепило в Стрельбине решимость во что бы то ни стало сегодня же вечером отправиться на тягу вальдшнепа. Будь что будет! Может так случиться, что этот сезон охоты станет для него последним , так пусть же в грядущий апрельский вечер торжественно, финальным салютом прогремит выстрел, завершающий его многолетнюю охотничью эпопею.

Версты четыре по почти сухому проселку — расстояние до намеченной березовой рощи — Стрельбин без особого напряга одолел за полтора часа. Шел налегке: ружье и полупустой рюкзак за плечами ничуть не обременяли. Уже клонящееся к горизонту ласковое солнышко теплыми тонами подсвечивало кроны берез и верхи кустарников, которые слегка румянились, словно от стыда за свою наготу и неприглядность. В них то и дело посвистывали и суетливо перелетали какие-то мелкие лесные птахи. Снега почти не было: лишь кое-где в тени неглубоких овражков обреченно томились, изнывая от тепла, его жалкие ноздреватые остатки. Охотник был доволен тем, что отправился пешком: проскочи он за считанные минуты этот маршрут на «Нивочке» — и обделил бы себя великим удовольствием вдыхать полной грудью животворящий настой воздуха, созерцать красоты оживающей после зимнего оцепенения природы.

По натуре Стрельбин был лириком, восторженным созерцателем и ценителем окружающего мира. В молодости он даже сочинял стихи. Некоторые свои вирши он под вымышленной фамилией посылал в журналы и газеты, но ответ получил только раз, и тот его разочаровал. Некий литконсультант издания советовал ему побольше читать популярных авторов, чтобы на их примере повышать собственное поэтическое мастерство. Обескураженный непризнанием своего таланта, Стрельбин рассылать свои стихи прекратил, но сочинять, тщательно подбирая рифмы и следя за размером, продолжил. Так, для себя, без всякой тщеславной мысли о возможном признании и популярности.

Вот и сейчас в такт шагам в его голове сами собой рождались строки, соответствующие моменту: «Налегке, молодецкой походкой, я на тягу спешу-тороплюсь…». Как там будет дальше, длинным, коротким ли получится стихотворение, представлялось смутно, но уже зрело, заставляя шевелить мозгами, желание красиво выразить словами то приподнятое состояние, какое часто сопровождало Стрельбина в минуты его единения с природой.

По пути ему никто из собратьев по оружию не повстречался, что порадовало. Все же, учитывая довольно авантюрный характер похода, нужно соблюдать осторожность, быть начеку: мало ли что?!
Вглубь рощи вела узкая лесная дорога, тупиковая, упирающаяся в продолговатую поляну, начинающую зарастать дурниной разного мелколесья: лоза, рябинник, бересклет… Год назад Стрельбин заготавливал здесь в роще березовик и приметил эту поляну, над которой то и дело тянули пернатые долгоносы, восторженно оглашая окрест призывным «похрюкиванием».

Неоправданно рано открытая весенняя охота к тому времени уже исчерпала свой краткосрочный лимит, ружья с собой не было, но пережитые приятные мгновения не только оставили воспоминания, но и пробудили желание во всеоружии наведаться сюда на следующую весну. И вот это время настало…

Облюбовав подходящее укромное местечко с хорошим обзором, Стрельбин покороче обломал на стволе березки сухую ветку и на оставшийся торчать крепкий сучок повесил рюкзак и ружейный чехол. 

Ружье зарядил рекомендованным для стрельбы по вальдшнепу седьмым номером, несколько раз вскинул стволы вверх, примеряясь и пробуя целиться по невидимой пока цели. И тут, к величайшему своему разочарованию, осознал, что предполагаемая цель останется для него почти невидимой, даже когда появится: очки-то он забыл дома. Досадство! Отступить? Ну нет! Не в его это характере.

Да и поздно: затихла вечерняя перекличка дроздов, в небе замерцали первые звезды, уже прозвучало несколько весьма отдаленных чужих выстрелов, сигнализируя о начале короткой вечерней тяги. Оставалось скрепя сердце понадеяться на благосклонность судьбы и ждать верного (медленного и низкого) налета лесного кулика.

Свойственное брачному периоду призывное хорканье звучно раздавалось в вечерней тишине, позволяя определить, откуда будет налет, и заранее приготовиться к выстрелу. Два вальдшнепа протянули поодаль, вне досягаемости, но все же подогрели своим появлением страсть охотника и заставили его сменить ранее выбранную диспозицию, сдвинуться к месту их пролета. Время шло.

Третья птица налетела внезапно, стремительно и беззвучно. Стрельбин, полагаясь на счастливый случай, успел-таки навскидку, не целясь, отдуплетить в темный на фоне закатного неба силуэт. Чуда не произошло. Хотя…Для кулика это было чудо: резко сделав в воздухе пару зигзагов, как бы увиливая от целого снопа направленной в него дроби, несущей смерть, вальдшнеп благополучно скрылся за макушками берез. Да, финального салюта не получилось, как-то все малоторжественно. Значит, еще не финиш, — философски заключил стрелок, опуская стволы. Сколько-то еще постояв, он уже в полной темноте медленно побрел к березке, на которой оставил рюкзак. На ощупь наломав сухих веточек, бывалый лесовик соорудил походный костерок. Стало уютней. Под светом пламени он достал припасенный провиант и с удовольствием выпил за благосклонность судьбы, подарившей ему еще один насыщенный яркими впечатлениями день.

На волне посетившего его душевного подъема, часто именуемого вдохновением, все пережитое в тот апрельский вечер, оставшийся в памяти лучезарным, Стрельбин перенес на бумагу. Получились стихи. Набело переписанные разборчивым почерком, они с припиской «Напечатаете – буду рад! Ваш постоянный читатель», были опущены в висевший на двери редакции местной газеты ящик с табличкой «Для корреспонденции». Через несколько дней, листая страницы этой газеты, в рубрике «Творчество наших читателей» Стрельбин с восторгом и удивлением прочитал свои стихи.

Внизу мелким шрифтом была приписка: «Редакция приглашает неизвестного автора этого стихотворения получить причитающийся ему гонорар и надеется на дальнейшее сотрудничество».
Продавать ружье Стрельбин передумал. Очевидно, «от избытка нахлынувших чувств». Через день он зашел в кабинет «разрешителя», а еще через неделю хождения по мукам получил ламинированное разрешение на «хранение и ношение» сроком на пять лет. А дальше, решил он, поживем — увидим…

НА ТЯГЕ

В рюкзаке лишь закуска и водка,
Да ружье зачехленное плюс:
Налегке, молодецкой походкой,
Я на тягу спешу-тороплюсь.
Заберусь-ка сегодня подальше
От рутины домашних забот.
Я мечтаю увидеть, как вальдшнеп
Совершает свой брачный полет.
Чуткий ухом и зрением зоркий
На замшелый присяду пенек:
На закате малиновой зорькой
Догорает апрельский денек.
Пряно пахнет и почкой, и хвоей,
И лежалой под снегом листвой,
Подышать — и все зимние хвори
Снимет этот волшебный настой.
Испугавшись чего-то, сороки
Растрещались на весь белый свет;
Соблюдая условные сроки,
Распускает бутон первоцвет…
Вдруг на фоне вечернего неба
Показался лесной долгонос.
Ах! Поближе, поближе ко мне бы
Его ветер весенний поднес!
То и дело восторженно хоркая
И кого-то призывно маня,
Вальдшнеп тянет над ближними взгорками,
Но, увы, вдалеке от меня.
Есть хороший старинный обычай
Не копить ни досаду, ни зло.
Пусть меня миновала добыча,
Зато как кулику повезло!
В серых сумерках хлябью проселка
Возвращаюсь с охоты пешком.
За плечами все та же двустволка
С опустевшим походным мешком.
В утешенье — иная награда:
Пусть мешок не наполнен, а пуст,
На душе и тепло, и отрадно
От избытка нахлынувших чувств.