ДУБРОВКА

Три покрытые лишайниками тонких жерди под пятой точкой, две под ногами, по одной – сзади, на уровне плеч и впереди – для карабина. Все это называлось охотничьей засидкой или лабазом, сколоченным на высоте пяти метров между несколькими старыми сросшимися березами.

Заброшенное поле глубоким клином вдается в лес, в вершине которого расположился лабаз. Перед ним в трех десятках метров прикормка, заблаговременно устроенная местным егерем Геной. Он, инструктируя меня об условиях местной охоты, указал направления вероятного выхода зверя:

– Перед тобой поле. Прикормку я посетил вчера – зверь приходит. Жрут комбикорм и зерно. Мишка, медведь, пойдет после семи вечера, когда полностью стемнеет или еще позже, ближе к полуночи. Выйдет он слева, а может появиться и справа, из леса. Сиди тихо, не вертись.

– А если не медведь, а кабан или лось?

– Кабан может выйти к прикормке, его в этот год много, – по тверскому окал егерь. – Выйдет – стреляй. Да и лося тоже имей в виду...

Наступления темноты я не опасался. На карабине стоял прицел ночного видения, так называемый «ночник».

Когда около шести вечера я с карабином на плече и теплыми вещами лез по замшелым перекладинам на лабаз, они предательски скрипели и прогибались под моим весом, готовые в любой момент переломиться. Наверху я разместился «на жердочках», как сразу окрестил это «гнездо охотника». Дослал патрон в патронник, поставил карабин на предохранитель и выставил его на упор. Затем немного поерзал, выбирая удобное положение, в котором смог бы находиться длительное время, и затих. Сидеть предстояло 5–6 часов.

Был конец ноября. Серое небо. Серый лес без листвы с темно-зелеными пятнами хвойных деревьев. Серая без снега земля. Уже не осень и еще не зима. Неуютное время года. Справа, вдоль леса, устойчиво дул холодный пронизывающий ветер.

Сидеть неудобно. От узких бревнышек тело затекает. Карабин постоянно норовит вырваться из рук и юркнуть вниз, в ветви елок, растущих под засидкой. Для надежности я намотал погонный ремень вокруг кисти правой руки. Я старался лишний раз не шевелиться, чтобы не скрипеть столь шаткой конструкцией. Время для меня тянулось мучительно медленно. Стараясь не шуметь, неторопливо, я переставлял ноги, менял центр тяжести тела, перехватывал удобнее карабин.

Прямо перед лабазом, в пару километрах за брошенным полем, заросшим сорняком и бурьяном, притулилась наша охотничья избушка, где мы вчетвером разместились на ближайшие три дня. Стоит она в центре большого луга в густом смешанном лесу. Пять километров жуткой лесовозной колеи отделяют ее от шоссе, на котором в удалении расположилась Максатиха, откуда родом егерь Гена, и, где у дома лесника мы бросили машину, пересев на полноприводный трактор, в его продуваемый всеми ветрами прицеп с кунгом. В середине пути на невообразимых колдобинах и ямах у прицепа лопнула рама, но водитель все же осторожно дотянул нас до места. В охотничьем доме только керосиновая лампа и карманные фонари освещали помещение. Печь-голландка, лавки-нары вдоль стен, большой струганный стол во всю длину единственной горницы с двумя слеповатыми в паутине окнами, смотрящими на восток. 

 Если присмотреться, то вокруг дома можно заметить садовые деревья одичавших яблонь и вишен, осыпавшиеся провалы погребов, остатки каменных фундаментов да ржавые останки каких-то сельхозмашин и агрегатов в сухих зарослях лапуха. Все это говорило о том, что здесь когда-то была жилая деревня. Да и сейчас, если вы откроете карту Тверской области и найдете населенный пункт с названием Максатиха, то рядом с ней обязательно обнаружите незамысловатое имя Дубровка. Название деревни, которой в настоящей жизни уже нет.

Какие только мысли не приходят в голову, когда сидишь один в лесу. Вдали от близких и теплого дома...

Вспомнилось, как в сентябре во Владимирской области Сергей собрался посидеть в засаде на овсах. Высадили у вышки. Без рации, карабин в чехле. Машина уехала, он забрался наверх. Осмотрел сектор обстрела и стал готовиться к долгому и такому желанному бдению. Достал карабин, патроны, стал снаряжать ими магазин. Патроны не лезли. И тут он понял, что взял патроны совершенного другого калибра от другой винтовки. Что делать? Связаться с охотбазой нет никакой возможности и мобильный телефон в такой глуши не работает. Так и сидел он до полуночи на вышке пока не приехала за ним машина и с горькими слезами смотрел, как кабанья семья перед самой вышкой кормилась побегами овса.

Время близилось к девяти вечера. Темный лес зловеще приблизился, сжав поляну. Появилась в разрывах туч луна. Ее желтые лучи порой напоминали свет фар автомобиля, проникающий через густые ветви деревьев. Так и ждешь звук рокочущего мотора. Но кругом стояла полная тишина. Казалось, что все живое покинуло округу, оставив меня в полном одиночестве среди черного негостеприимного леса. От неподвижного сидения стало холодно, задеревенели суставы. Я поочередно напрягал мышцы, заставлял кровь быстрее двигаться.

Вдруг неожиданно позади меня хрустнула ветка. Я не придал этому особого значения. Возможно, это привиделось от напряженного и долгого вслушивания в окружающую тишину? Но тут же вновь хрустнуло. Сзади кто-то был! Я замер, судорожно плотнее обхватил карабин и весь обратился в слух. Осторожное потрескивание сухих веток теперь я слышал отчетливо. Более того, звук приближался к лабазу! Явно кто-то осторожно пробирался из чащи. И этот кто-то был не человеком. В кромешной тьме густого леса, без фонаря и какой-либо тропы человек вряд ли мог так тихо красться по лесу. Да и зачем ему красться? Это же зверь! «Но как же так. Зверь должен был выйти с другой стороны?!» – молнией пронеслось в голове. Появление медведя позади засидки стало полной неожиданностью для меня. Между тем волнение нарастало.  Я как мог тихо включил ночник и бесшумно перевел предохранитель в положение «Огонь».

И тут я услышал то, от чего внутри все похолодело. Хрумкнуло веткой прямо под «гнездом охотника». Я услышал, как медведь с шумом втянул воздух носом и засопел. Я попытался снять карабин с жерди и направить его вниз, но непроглядная темнота и плотные ветви елей не позволяли что-либо рассмотреть. «А вдруг он сейчас полезет вверх на лабаз?! Ведь стоит он прямо подо мной!» – екнуло сердце и на лбу выступила испарина. От волнения карабин заходил в руках ходуном. Я почувствовал, как волосы на голове встали «шишом» и шляпа поднялась над головой, охладив ее холодным ветром. Зверь по-прежнему переваливался на месте и тихо фыркал. Со своего насеста я стал медленно приподниматься, чтобы попытаться прицелиться и произвести выстрел. Возможно, при этом что-то скрипнуло в ветхой конструкции, или карабин задел за ветку, только вдруг все разом стихло. Я замер, сжимая ложу карабина, и судорожно ловя любой звук. Но вокруг наступила полная тишина. Медведь исчез, растворившись в ночи.

Я сел на прежнее место, постепенно приходя в себя. Пульс замедлялся. Шляпа медленно возвратилась на место. «А если он затаился и ждет, когда я спущусь вниз, чтобы затем напасть?» – тревожные мысли одолевали меня. Так я просидел еще часа полтора. Все вокруг оставалось без изменений. Я понял, что уже сегодня никакой зверь не придет.

Ноябрьская погода и длительное неподвижное сидение давало о себе знать – я замерз и решил вернуться на нашу охотничью заимку. С большой опаской я спускался на землю сквозь густые еловые заросли. Но на меня никто не напал. От холода по всему телу пробегала дрожь. Затекшие руки-ноги плохо слушались. Поэтому я «дунул» до базы во всю мочь, чтобы согреться и размять суставы. Там меня уже ждали охотники...

В последующие дни на прикормку так никто и не вышел. Время, отпущенное на охоту, закончилось, и нам пора было возвращаться домой. Так, без добычи, закончилась наша очередная охотничья экспедиция. Но на то она и охота, чтобы не всегда быть с трофеем.