– Иван Максимович, вы ведь не местный, не вятский?
– Я родился и жил до 1943 года в г. Синельниково Днепропетровской области.
В сентябре 1943 попал в облаву, устроенную фашистами, и как был в тапочках, майке и трусах, так и дошел пешком до Бессарабии. Питались мы по дороге оставшейся на полях кукурузой. По дороге жили в бараках, спали на соломе, вшей было столько, что с одежды стряхивали метелкой. Однажды нас фашисты выгнали из бараков на перекличку, самых молодых отобрали, посадили на подводы и куда-то повезли. Думал, все, нас расстреляют! Оказалось, что нас взяли в качестве загонщиков и мы с палками в руках, барабаня ими по деревьям, нагнали на стрелков столько зайцев, что они еле уместились на подводе. В Бессарабии нас погрузили в вагоны и отправили в Германию.
– А как с вами обращались, где вы жили?
– Жили мы в бараках. Кроме нас, украинцев, в соседнем бараке жили военнопленные англичане. Охраняли нас пожилые немцы–полицаи, относились к нам хорошо, так как многие были в русском плену во время Первой мировой войны и сами испытали на себе, что такое плен. Они отказывались верить, что фашисты организовали концлагеря. Начальник станции был немец. Он ходил в форме с овчаркой. В бараках я был самый молодой, он меня брал к себе домой колоть ему дрова. После того как дрова были наколоты, его жена уводила меня на кухню. Там я наедался до отвала, в дорогу мне еще давали еды.
– Что было потом?
– 4 мая 1945 года мне исполнилось 18 лет, а 8 мая станцию освободили войска маршала Конева.
– Иван Максимович, сейчас много говорят о том, что советских граждан, побывавших в немецком плену, снова отправляли уже в наши лагеря, это так?
– Не знаю. После проверки, так называемой фильтрации, СМЕРШа, я был призван на воинскую службу рядовым и 6 лет прослужил в Польше.
– А охотиться когда начали, в армии?
– Моим командиром был капитан Полуяктов, у которого был черный пойнтер по кличке Рекс.
– Иван Максимович, откуда в Польше пойнтер?
– Капитан Полуяктов утверждал, что он его выменял за две банки тушенки у какого-то немца. Чему мы не очень верили, скорее всего, он собаку реквизировал. Капитан был заядлый охотник, к охоте пристрастил и меня.
– И на кого же вы охотились с пойнтером в Польше?
– Дичи было очень много. Охотились мы на куропаток, зайцев-русаков, кабанов, косуль. Пойнтер себя проявил как разносторонняя собака – по куропаткам и зайцам-русакам работал со стойкой, уток искал. Подранков приносил, даже кабанов облаивал.
– Вы стреляли зайцев из-под стойки?
– Да. Русаки лежали очень плотно. Подходишь, бывало, посылаешь собаку вперед, выскакивает заяц. Стреляешь, и тотчас крутишь головой, очень часто от звука выстрела рядом выскакивал еще заяц или два. Дичи было очень много, местным жителям охотиться было не с чем, оружие было конфисковано.
– А запоминающиеся случаи на охоте в Польше были, наверное?
– Конечно. Где-то году в 50-м нас пригласили на охоту. Охотились мы на кабанов, которые очень вредили посевам местных крестьян. Охота была загонная, загон прошел успешно. Все собрались у самого крупного секача, быстро разложили закуску, налили. Егерь-поляк вдруг спохватился и решил вырезать у него «мужское достоинство» со всеми причендалами. Только он взял их в руку и прикоснулся ножом, как ощутил не сравнимое ни с чем чувство свободного полета. Кабан умчался в одну сторону, егерь «улетел» во вторую, ружье в третью.
– А после армии что было?
– После демобилизации я 4 года учился в художественном училище им. И.С. Самокиша в г. Симферополе, затем 6 лет в Ленинградской академии художеств на архитектурном факультете. У меня был вызов на работу в г. Донецк, но мне было предложено руководством министерства ехать в г. Киров. После того, как я нашел его на карте, прочитал о фауне Кировской области, то сомнений уже не осталось – еду.
– Иван Максимович, а по приезде на вятскую землю, кто стал первым знакомым охотником, М.П. Павлов?
– Нет. Дело было так. Ко мне заходит секретарша, докладывает, что в приемной ждет вызова какой-то мужчина. Я прошу его пригласить. Так я познакомился с Борисом Александровичем Кулаковым. (Кстати, в 2006 году ему исполняется 98 лет.) Он держал гончих, и ему не разрешали построить вольеру для них. Мы этот вопрос быстро решили. Он предложил мне вместе поохотиться. Он же мне и продал ружье – штучное курковое МЦ, как сейчас помню, за 95 рублей. Даже не верится, что были такие цены. Причем деньги я отдавал не сразу, а частями, по 10 рублей в месяц.
– И как вам первая охота на Вятке?
– Запомнилась. На охоте с гончими я никогда не был. Мы приехали в лес, спустили собак. Вскоре они погнали зайца. Борис Александрович поставил меня на верный «лаз», но я решил, что это место неудобное для стрельбы и сместился метров на двадцать в сторону. Я думал, что гончие гонят, как борзые, по-зрячему. Каково же было мое удивление, когда минут через пять гончие прошли с голосом по тому месту, где я был поставлен Кулаковым. Зайца я не перевидел. Борис Александрович мне объяснил мою ошибку – гончие гонят по следу. Так прошла моя первая охота на вятской земле.
– Ну, а о приобретении собаки вы тогда не думали?
– Меня познакомили с М.П. Павловым, у него тогда был пойнтер Алка, он ее повязал в 1967 году с Телем. Перед майскими праздниками родилось 8 щенков. Одного взял я.
Это была моя Ладушка. Она имела два диплома второй степени, при 9 баллах за дальность чутья, и два третьих диплома.
– Сложности с пойнтером были?
– Я Ладушку натаскивал на аэродроме ДОСААФ, на корде. К М.П. Павлову как-то приехали гости на охоту из Москвы, у него собаки были в течке, он пригласил меня с Ладой за тетеревами. Ходили мы целый день, тетерева как сквозь землю провалились. Наконец, Ладушка прихватила и повела, ведет, ведет, вдруг стала, оглянулась на меня и, быстро, быстро умчалась вправо к опушке. Павлов на меня – «Трам, тарарам, что собака делает!» А Ладушка зашла на ветер и «выставила» тетеревов на нас. Мы очень удачно отстрелялись. Тогда Павлов упал на колени, воздел руки к небу и воскликнул: «Это великая собака!»
– Иван Максимович, почему вы перешли на дратхааров или как их сейчас стали называть – немецких дратхааров.
– Расскажу случай. Конец сентября, я с Ладушкой иду вдоль старицы. Взлетает чирок, стреляю. Он падает. Посылаю собаку. Вот она уже плывет с чирком в пасти. Вылезает на берег, с груди и боков сочится кровь – телорез не зря так называется.
Когда я увидел работу павловской Ульки – первой по утке, то решил для себя: «Все! Следующей моей легавой собакой будет дратхаар.»
– Так у вас появилась знаменитая Дина?
– Нет. Сначала я взял у Павлова щенка. Щенок вырос и превратился в гриффонистого дратхаара Джину. Она погибла в два года под колесами троллейбуса. А вот уже потом у меня появилась Дина. Любопытно, что когда я пришел ее выбирать, оставалось два щенка. Жена М.П. Павлова, Валентина Александровна, унесла щенков в другую комнату. Один из них быстро нашел дорогу к соскам своей матери, Ульки. Мы проделывали этот трюк дважды, и дважды Диночка находила дорогу к матери первой. С самого раннего возраста я ее приучал, играя с ней, приносить мне мячик. Так что к полугоду Дина прекрасно подавала в руки.
– С Диной вы много охотились?
– Очень много, все свободное время. Вспоминается любопытный случай. В 1984 году Владимир Михайлович Лутошкин, ныне покойный, приобрел у В.А. Попова щенка – Гуту вторую. Спустя год мы на его «Запорожце» в понедельник, после открытия охоты, поехали в луга. Остановились на берегу озера. Развели костер. Недалеко два охотника постреливали, наши собаки то и дело убегали на их выстрелы. Мы их отзываем, те стреляют, собаки снова к ним. В общем намучились. Наконец, стемнело, угомонились и охотники, и мы. Утром встаем, что такое, собаки друг на друга порыкивают. Оказалось, ночью, пока мы спали, они собрали всех сбитых, но не найденных охотниками уток под машину. А теперь охраняют, каждая свою кучку дичи.
– Но, ведь, Иван Максимович, вы с Диной не только за утками охотились?
– Дине было около двух лет, когда я начал брать ее на заячью охоту. Она была умницей, сидела тихо и смирно около меня, после выстрела догоняла зайца, додавливала и приносила мне. Однажды стоим мы, слушаем гон. Смотрю, Дина смотрит куда-то в сторону, поворачиваю голову, а метрах в пятнадцати по поваленному ветром дереву идет рысь. Дошла до здоровенной сосны и легко взобралась до ее середины. Дина с лаем к ней. Я вдруг понимаю, что в стволах третий номер дроби, рысь может спрыгнуть на собаку и тогда я уже ничем не смогу ей помочь. Быстро меняю «тройку» на «единицу». Подхожу ближе к сосне и стреляю из левого ствола. Рысь, цепляясь за сучки, падает, я ее добиваю выстрелом в голову и каким-то чудом ловлю за ошейник собаку, бросившуюся к агонизирующему зверю... Счастливое, замечательное было время.
Комментарии (0)