Наскоро позавтракав и залив в термос чай с имбирем, я с тоской посмотрел на трясущиеся от ветра ветви яблонь в саду.
Ждал, ждал этой субботы, и вот она наступила, а я не знаю, не могу сказать, что там будет, в лесу. Ведь если заляжет зверь — не поднимешь. Но… Команда собрана, подводить людей нельзя.
Выехав на трассу, я вновь ощутил штормовые удары разбушевавшегося ветра, но теперь о кузов своего пикапа. Полное облегчение наступило, только когда я пересек границу области (под подозрительные взгляды гаишников) и оказался в условленном месте: распогодилось, и солнце, отражаясь в чистейшем снегу, слепило до черноты в глазах.
Охотники постепенно собирались на поляне у леса. Кто-то, переодевшись, уже пил чай, а кто-то — водочку: не воздержался. Егерский УАЗ стоял особняком и отравлял воздух едкими выхлопами. Выждав время, Виктор ловко выпрыгнул из кабины, но, оказавшись в снегу по колено, потерял равновесие и чуть было не рухнул в сугроб. Следом за ним выскочила Умка и, завернув хвост крендельком, важно пошла за хозяином, всем своим видом показывая полное безразличие к собравшимся.
Виктор хоть и знал всех не первый год, однако инструктаж не пропустил, а после него перечислил, на кого имеется лицензия и кто на данный момент обитает в лесу.
— Кабана, — сказал он вполголоса, — практически нет. Но вот секач в квартал зашел. Выхода я не видел. Может, еще там, а может, и свалил, пока вы тут шумите…
Это замечание он сделал без всякого раздражения. Видимо, привыкший к слабой дисциплине, он давно для себя решил: пусть охотники нервничают, уезжая пустыми, чем он будет трепать себе нервы. Виктор шепотом дал команду зарядиться, чтобы не шуметь на номерах. Далее, махнув рукой в сторону просеки, молча повел команду в лес. Заняв в колонне место поближе к егерю, я рассчитывал на номерок у опушки. Так и вышло. Второй номер достался мне. Место было хорошее для стрельбы с гладкого ствола, который я в последнее время чаще стал брать на загонные охоты. Лесного обзора вполне хватало, недостатка в дальности выстрела я не чувствовал.
Утопая в мягком снегу, команда потянулась дальше, оставляя стрелков на предельных расстояниях друг от друга, так что иногда следующий номер терялся в деревьях. У меня было время осмотреться и пофантазировать, представляя бегущего прямо на меня сквозь кусты зверя. Я успел присмотреться к кустам и деревьям, растущим вокруг моего номера, чтобы предположить возможные проходы зверя.
Только все расставились по номерам и лес встрепенулся от криков загонщиков, как пришла большая черная туча, закрыла все небо и погрузила лес в сумерки. Повалил снег. Да такой стеной, что в пяти шагах невозможно было дерево рассмотреть. Словно природа вступилась за обитателей леса, пытаясь спрятать их от понаехавших охотников. Загонщики от такой внезапной перемены погоды растерялись и затихли. Впрочем, очень скоро чернота со снегом испарились, и все закончилось так же внезапно, как и началось.
Вновь заиграло яркое солнышко, заискрился белейший снег, и холодный декабрьский день стал уютным и веселым. Загонщики оглашали лес воинственными криками, но собака все молчала. Было ясно, что этот заход не последний. А когда оранжевые жилеты замелькали среди деревьев и Умка, выскочив на просеку, побежала искать хозяина, всем стало окончательно ясно, что зверь либо ушел до расстановки номеров, либо его там вообще не было.
По рации передали команду. Вытянувшись на сотню метров, стрелки заторопились на новые позиции. Дождавшись последнего охотника, мы пошли по следу, ускоряя шаг, чтобы не потеряться. Вскоре впереди замелькали яркие жилеты. На фоне ослепительно белого снега, как и было задумано, они словно горели огнем и светились. Группа пересекла глубокий овраг и зашла в лес, разрезанный высоковольтной линией. Мы семенили следом, но расстояние, отделявшее нас от основной группы, не уменьшалось. Да, по такому глубокому снегу не разгонишься. Я расстегнул теплую куртку, чтобы дать вспотевшему телу «отдышаться», и тут же услышал рядом сдавленный шепот: «Секач!»
Вовка тихо снял с плеча двустволку и замер, глядя на склон оврага, по которому действительно рысцой бежал здоровенный кабан. Отчего он решил, что можно вот так просто средь бела дня семенить по своим делам по краю оврага, даже не пытаясь прятаться, я не знаю. Но факт остается фактом. Нас с секачом разделяли метров пятьдесят. Мы были вооружены. Для пулевой стрельбы дистанция была вполне нормальная, правда, в тот момент нам казалось, что далековато.
Первым выстрелил Вовка. Но зверь лишь ускорился и пошел на подъем. Вторым из двух стволов отстрелялся Сергей. Было слышно, как ребята второпях перезаряжают ружья. Наконец, я, выцелив кабана, тоже выстрелил, но промахнулся и, не понимая причин своих промахов, выпустил из новенькой пятизарядки еще пару пуль, но безуспешно. Сосредоточившись, я сделал четвертый выстрел и, кабан покатился как подкошенный на дно оврага. Он кувыркался, поднимая снег растопыренными ногами, в одно мгновение превратившись в безжизненный предмет. Сделав несколько кульбитов в воздухе, он рухнул на самое дно оврага, где журчал борющийся с морозами ручеек.
— Молодец! — сказал Вовка, пожимая мне руку. — Чуть не ушел, подлец! А хорошо ты его снял. Жаль, камеры нет. Просто загляденье, как он катился!
У меня и у самого до сих пор перед глазами кувыркание того секача. Все прекрасно сложилось: и крутой спуск, и выстрелы, и внушительные размеры трофея, и зрелищность происходящего — все тогда доставило удовольствие.
— Ладно! Чего стоять? — вернул нас к жизни Серега. — Тащить кабана сюда тяжело и смысла не вижу. Там и разделаем, где лег.
Прислонив ружье к поваленному дереву, он заскользил по склону вниз. Мы последовали его примеру и так же, как он, прислонив к поваленной березе свои ружья, достали ножи из ножен и, цепляясь за кусты, спустились в овраг. А дальше… Дальше, пока три мужика размышляли, как лучше положить добычу и не перетащить ли ее ближе к ручью для удобства при разделке, секач, который так красиво кувыркался и летел по склону, вдруг начал подавать признаки жизни. Сначала нас насторожили его прижатые к голове уши.
Затем Вовка пошутил: «Что-то секачок буровит нас недобрым глазом». И, наконец, бездыханно лежавший кабанчик, только что добытый мной трофей, сперва присел, а затем как-то неуверенно встал на все четыре ноги и вонзил в нас свои злобные черные глазки. Явно не понимая, что с ним произошло, он несколько секунд стоял неподвижно. Вовка с тоской посмотрел на поваленную березу с прислоненными к ней ружьями, словно пытаясь перенестись туда, а мы в недоумении застыли, приняв оборонительную позу для ножевой схватки с внезапно ожившей свиньей. В моей памяти пронеслись короткие и жуткие истории поединков с кабанами, когда у человека был только нож в руках. Все они закончились плохо. Но это когда один на один со зверем. Нас же было трое.
Кабанья морда была так близко, что мы чувствовали дыхание зверя и резкий запах его шкуры. Он смотрел на нас и, казалось, оценивал ситуацию. Все замерли в напряженном ожидании, которое оказалось недолгим (при взгляде со стороны, для нас же секунды растянулись в минуты). Кабан, окончательно придя в себя, устрашающе рыкнул (возможно, так он предупредил нас не делать глупости) и, резко развернувшись, в несколько прыжков оказался наверху оврага. Оттуда он еще раз взглянул на трех дураков, застывших внизу со скиннерами, приготовленными для разделки его туши, и скрылся в лесу.
С другой стороны оврага на нас молча смотрела остальная команда. Они, как и мы, словно языки проглотили. Деловая Умка, проскочив у зевак под ногами, подбежала к нам, взяла след и полетела в лес, громко оглашая его заливистым лаем. Следом за собакой вниз спустился Виктор, принялся изучать снег и искать следы ранения. Однако крови не было, нашелся лишь кусок аккуратно срезанной свиной шкуры размером с пол-ладони. И тут мы очнулись, понимая, что сейчас на нас повесят подранка. Кусок сорванной с головы шкуры послужил бы доказательством, но… Не в этот раз.
— Редкий случай, — сказал Виктор. — Но такое бывает. Пуля отрикошетила. Чем стреляли-то?
— Полевой, — вспомнил я, чем заряжал ружье.
— Ну, с этой такое бывает. «Гуаланди» надо брать. Та хорошо заходит. А здесь, судя по всему, контузия произошла.
Хитро улыбнувшись, Виктор полез наверх и уже оттуда, посмотрев на нас свысока, спросил:
— Чего стоим? Думаете, вернется? Да он уже учесал на пару километров!
Обернувшись к команде, он тихо поинтересовался:
— Дальше идем или закончилась охота?
Два загона, трудных и долгих, ничего не дали, но мне и первого хватило. Такая история приключилась, что лучше любого трофея. По дороге домой мы с Вовкой только и говорили что о чудесном воскрешении кабана. Уже на подъезде к дому мой приятель поставил точку в прошедшем дне.
— Хорошо, — сказал он, — что никого не подстрелили, тем более лося. А то бы сейчас часа два разделывали. А так я скоро дома, и в баньку успею с сыном сходить, и отосплюсь наконец-то в выходные… А ведь такая история без добычи потянет на пять лосей.
— И в самом деле, — согласился я с ним. — Я до сих пор хожу как контуженный. Все мелочи перебираю, а поверить не могу, что с нами такое случилось.
Уже высаживая Вовку у дома, я на прощанье ему крикнул:
— Не люблю я лосей стрелять. Не тот трофей. А кабанчик всегда, хоть и с маленьким, но с сюрпризом…
Комментарии (0)