Внезапно тишину нарушил ритмичный стук металла о металл. Птицы замолчали. «Бери снаряжение и поднимайся на холм. Моему отцу нужна помощь», — сказал Дилон Янг, профессиональный охотник. Я хорошо знал его отца. Он бы не стал прерывать спокойное утро клиента, если бы дело не было важным.
С Янгом мы охотились не раз. Вместе с женой привозили сюда сыновей на их первые сафари. Я знал, что он отличный человек и исключительный охотник, особенно когда дело касалось опасной дичи. Кто бы мог тогда подумать, что эта охота станет нашей последней совместной, по крайней мере, в этом волшебном месте.
Мы собрали наше снаряжение и положили его в грузовик. За рулем был Янг. Я сидел сзади, на открытой высокой стойке, рядом с Джаварой, нашим следопытом, и искал на дороге животных, но Янг был сосредоточен на том, что ждало нас впереди. Поднявшись на крутой холм, мы подъехали к резервуарам Янга с водой и топливом.
Пиэйч высунул голову в окно и сказал: «Сними куртку, положи ее на крышу, сбрось на нее все патроны, заряди винтовку и, если дела пойдут плохо, отстреляй все, что сможешь, затем бери снаряжение и езжай так быстро, как только сможешь, пока не доберешься до города».
Вокруг топливного бака собралась группа вооруженных людей. Кто-то стоял, кто-то сидел в грузовиках, а кто-то ходил вокруг, как на патрулировании, шаркая ногами и поднимая пыль. Сколько их было точно, я не знаю, может, с десяток или больше. Но я сразу понял, что мой дробовик не сравнится с их автоматами, дробовиками и старыми винтовками. Причем винтовки меня беспокоили меньше, чем дробовики, из которых выстрелить может кто угодно.
Мужчины воровали топливо у Янга, наполняя 50-галлонные бочки, стоявшие в их грузовиках. Янг рявкнул на них на родном языке. Я не понял, что он сказал, но тон у него был резкий. Эти люди были из соседней деревни и недавно начали незаконно занимать территорию семьи Янга, в том числе их обширные охотничьи угодья.
В последние несколько месяцев Дилон был к ним благосклонен и даже помогал с водой для выращивания урожая, разрешал использовать ресурсы своей земли для строительства хижин, снабжал мясом, которое добывал во время периодических облав. Одного жирафа хватало на много ртов. В общем, отношения казались стабильными, люди довольными.
Однако политическая ситуация в Зимбабве таковой не была. Многие коренные народы требовали вернуть им земли, которые, по их мнению, у них отобрали. Но власти ничего не предпринимали, и за несколько месяцев ситуация резко изменилась.
Чтобы понять это напряжение, нужно сначала разобраться в истории региона. В конце 1880-х годов Сесил Родс и Британская южноафриканская компания (British South African Company — BSAC) привезли белых поселенцев в тогдашнюю Южную Родезию. К 1896 году BSAC выделила европейским иммигрантам 16 миллионов акров — примерно одну шестую часть территории. К 1913 году площадь выделенных земель увеличилась до 21,5 миллиона акров. В 1930 году закон о распределении земель в Южной Родезии усугубил сегрегацию в сфере землевладения, отдав наиболее продуктивные территории (почти 50 миллионов акров) в собственность белых и оставив африканцам менее плодородные земли...
Как оказалось, я выбрал для своего сафари самое неподходящее время. Напряжение с обеих сторон быстро нарастало, и я был только рад, что со мной не было моей семьи...
Между тем спор между Янгом и вооруженными аборигенами становился все более эмоциональным и ярым. Янг был безоружен. Моя винтовка лежала на крыше. Я положил палец на спусковой крючок, снял с предохранителя и незаметно уменьшил кратность прицела до 4x. Воры стояли на своем, держа оружие наготове, но не направляя его на нас.
«Планы изменились», — сказал Янг, залезая в грузовик, и мы помчались прочь.
Я не оглядывался на мужчин, а просто молился, чтобы не полетели пули. Когда мы скрылись из виду, Янг остановился.
«Им нужно мясо, — сказал он. — После того как они украли топливо, они собирались подстрелить столько животных, сколько захотят, но я убедил их позволить сделать это нам, сказал им, что ты меткий стрелок и будешь стрелять в голову, чтобы не испортить мясо. Они будут ждать нас». А Джавара на ломаном английском добавил к этому свое умозаключение: «Плохие люди. Они злятся. Очень злятся».
Янг мчался по грунтовой дороге и кричал мне в окно: «Стреляй всем в голову, сейчас нет времени на выслеживание». Джавара постучал по крыше, и мы притормозили, чтобы не попасть в облако поднявшейся пыли. Наш следопыт указал на заросли колючего кустарника, и я тотчас увидел голову импалы. В кустах было лишь небольшое окошко, чтобы прицелиться, но я попал точно в цель. И не успел зарядить ружье, как Джавара, швырнув импалу нам под ноги, крикнул: «Вперед! Вперед!»
Через несколько минут я подстрелил еще одну импалу, молодого самца. Затем дорогу перешло стадо зебр. Не доходя до нас, они остановились. Я подстрелил крупного жеребца. Мы работали быстро и погрузили его целиком с помощью мощной лебедки, установленной на грузовике.
«Когда мы приблизимся к этим ребятам, я приторможу неподалеку от них, чтобы дать тебе пространство для маневра, — сказал Янг. — Они должны подъехать к нам, чтобы погрузить животных. Держи патроны наготове и, если они начнут стрелять, отвечай огнем и не останавливайся».
Во время трудного возвращения в лагерь я пытался представить себе различные сценарии развития событий. Когда у тебя жена и двое детей на другом конце света, ты вдруг понимаешь, что готов на все, лишь бы вернуться к ним. Но я знал, что, если дело дойдет до драки, шансы на выживание будут не в нашу пользу.
Мы отдали ворам двух импал и зебру. Они потребовали еще. На обратном пути мы проехали мимо нашего домика. Янг осмотрел территорию, чтобы убедиться, что люди ушли и его сотрудники в безопасности. Я взял оставшиеся патроны, а также паспорт и деньги. Больше в лагере гостей не было...
Мы наткнулись на еще одно стадо зебр. Выстрелом в голову был добыт один жеребец. А когда стадо бросилось наутек, счастливая пуля попала в затылок одной из кобыл. После этого Янг поспешил обратно в лагерь. И на этот раз воры остались довольны.
После того как они ушли, мы поехали в город и следующие несколько часов посвятили тому, чтобы рассказать о случившемся местной полиции. Мы знали, что наше заявление ничего не изменит, но Янг все равно должен был задокументировать произошедшее. Тот факт, что я был там в качестве клиента и очевидца, мог сыграть определенную роль. И, возможно, Янг знал, что дальше будет только хуже...
В тот день мы направились в угодья Янга, где водились черные антилопы (кстати, именно за ними я сюда и приехал). Следующие два дня мы искали это величественное животное и не увидели ни одного. А должны были встретить десятки.
Но что мы действительно нашли, так это многочисленные ловушки, расставленные браконьерами. В некоторых из них была мертвая гнилая дичь, в том числе животные размером с канну. Янгу было сложно понять, кто расставил эти ловушки, тогда как Джавара настаивал на том, что это сделали «плохие парни».
На следующее утро мы направились к скалистым утесам. Это была гористая местность с большими скальными выступами, откуда открывался идеальный вид на долины внизу. Поскольку стояла зима, на деревьях совсем не было листьев. Янг не был в этой части заповедника несколько недель, и ему было любопытно, осталось ли там хоть что-то после браконьеров. Мы ехали и выискивали диких животных. Вот самка куду и несколько импал прошли по серой земле на дне ущелья. Джавара заметил тонкий столб дыма, поднимавшийся над скалистым выступом в миле от нас. Мы вернулись к буровой установке и от нее направились в сторону дыма. Это заняло некоторое время, так как дорог как таковых там не было вообще. Между тем клубы дыма рассеялись, но у Джавары была привязка к местности.
«Мы должны разделиться, — заявил Янг. — Грэг, иди к тому камню, оттуда виден хребет напротив, но только держись в тени и двигайся тихо. Джавара подкрадется прямо к костру, а я обогну хребет с другой стороны. У них не будет ружей, только копья. Если увидишь кого-нибудь, свистни, Джавара тебя услышит и выследит их».
Я просидел у камня больше часа, но казалось, прошло всего несколько минут. Я ничего не видел и не слышал. В это время наш следопыт заметил троих браконьеров и пошел за ними. Мы с Янгом направились туда, откуда шел дым, — к небольшому костру. Оранжевые языки пламени еще не угасли. Позади костра висели высушенные шкуры спрингбоков, несколько копий и капканов. Янг знал, в каком направлении движется Джавара. Вместо того чтобы идти по бездорожью, мы вернулись в домик. Пиэйч взял еще двух трекеров и отправился на помощь следопыту. Я остался…
Уже почти стемнело, когда все вернулись в хижину. Одного браконьера поймали и доставили в полицейский участок. Янг поговорил с теми офицерами, с которыми мы общались несколько дней назад, и стало ясно, что они не смогут помочь. Даже если бы они это сделали, это было бы все равно что наложить пластырь на ампутированную ногу.
В течение следующих десяти дней у нас больше не было стычек с браконьерами. В итоге я добыл огромного куду — животное, на которое я никогда не устану охотиться. Мы так же успешно поохотились на капского буйвола и леопарда (это была моя первая пятнистая кошка). Леопардов было много, и мы видели пятерых в светлое время суток.
Несмотря на это, у меня осталось гнетущее чувтво от посещения Африки. Через три месяца после моего отъезда Янг лишился дома, хижины и всей своей земли. Многие белые поселенцы в этом районе потеряли все. Некоторых убили, когда они защищали свои дома. Дилон Янг ушел без боя, забрав с собой немного вещей. Его отец и другие члены семьи, а также друзья тоже лишились домов и имущества, и на их земли пришли тысячи сквоттеров (от англ. squat, что означает «селиться самостоятельно на чужой земле»).
За последние 32 года мне посчастливилось побывать в нескольких особенных местах Африки, но больше всего мне понравился домик Дилона — отдаленный, тихий, посреди необузданной, дикой Африки. Такой Африки, увы, больше нет. Нет домика, хижины, бассейна, вырубленного вручную в гигантской скале, и водоема, к которому приходили на водопой дикие животные Черного континента…
А Янг после переезда работал в сфере сафари в другой части Зимбабве, но уже не как профессиональный охотник, а как разнорабочий. Он знал, что ничего не может сравниться с тем охотничьим сафари, которым он занимался много лет.
Теперь он, страстно любя свою землю и дикую природу, больше всего на свете хотел разделить свою любовь с другими охотниками, но не имел такой возможности.
Комментарии (0)