Изображение Охотники меня поймут
Изображение Охотники меня поймут

Охотники меня поймут

Карабин вскинут еще на шум взлетевших глухарей, так что к стрельбе я готов

Лето прошло быстро, за привычными делами, которые у человека, прожившего 45 лет с самого рождения в одном селе, идут по кругу, повторяясь. Конечно, это в глобальном смысле.

По мере того как желтели и опадали листья, зарумянивались голубичниками мари, а появлявшийся на лужах по утрам ледок становился все крепче, дела домашние в спешке завершались, а то и откладывались вовсе. В душе появлялось и нарастало с каждым днем предвкушение — ни с чем не сравнимое ожидание встречи с охотой. У каждого охотника она своя. Для меня это мой любительский промысловый участок, раскинувшийся в левобережной пойме реки Буреи, с двумя речушками-притоками и десятком мелких ключиков в распадках.

Путики, избушки, дневные переходы по десять-двенадцать километров. Полное безлюдье. Тайга и ты. Неожиданные встречи, удачные моменты и досадные промахи. Все, чего ждет охотничья душа.

Итак, еду. На двадцать дней. Все уложено, проверено и перепроверено с вечера. Утром гружусь в моторку и беру курс вверх по течению. Морозец градусов восемь, и с верховьев, где холоднее, к обеду понесло редкую шугу. Через два часа ходу, без приключений добрался до места.

Лодку решил оставить зимовать здесь же. Вытащил ее подальше от воды, и привязал, памятуя, как три года назад, в ноябре, после сильных морозов, вода, скопившись у забитого шугой переката, пошла верхом, при этом поднялась почти на метр. Домой она попадет не раньше, чем в декабре, — волоком по снегу за «Бураном» или на машине, если будет дорога.

На руках лицензии на лося и соболей. В ружейном арсенале любимый СКС. Очень удобный карабин для ходовой охоты, с универсальным патроном, позволяющим добыть все — от рябчика и до лося, что бы ни говорили мои оппоненты. Не греши стрельбой по зверю на дальние дистанции, особенно если нет снега. Стреляй точно, и все будет как надо.

На участке четыре избы. Две построил сам, две достались от предшественников. Старшая из них стоит, накренившись, на берегу речушки. Когда-то она, подвсплыв во время наводнения, «наехала» на пень да так и осталась. Маленькая, теплая, за два десятка лет она видимо напиталась аурой добрых людей, живших в ней до меня, и была необыкновенно уютной. За два захода я перенес продукты и сопутствующую утварь к избушке. Дверь открыта. Подхожу, здороваюсь без шуток, в полный голос. Не знаю почему, но эта привычка осталась у меня с первого сезона. К тому времени, как была вытряхнута постель, выметен пол и перемыта посуда, еще оставался часок светлого времени. И я не усидел: СКС на плечо и — в разведку вблизи избушки. Снежок, выпавший три дня назад, почти везде уцелел, а нетерпение увидеть, «кто в тереме живет», очень велико.

Иду вдоль берега. Вот первые следы: на бревне соболиные парочки, свежие. И ловушка рядом. Проверил очеп — работает. Приманка — половинка квашеной ондатры, запашистая — фу-фу-фу! Капкан присыпаю хвоей. Ну, ловись, рыбка большая и маленькая, в смысле — черная и пушистая!

Поворачиваю на круг, впереди поросший рододендроном бугор. Для косуль место очень подходящее. Только подумал, как метрах в ста впереди услышал треск. Мелькнуло зеркальце козьего зада, демаскируя маленького оленька. Зачем умная природа дала ему такой окрас? Утром на термометре, прибитом к старой лиственнице −14°. Слышно, как на Бурее шумит в перекате шуга. Над руслом поднимается легкий туман. Пересвист рябчиков дополняет картинку под названием «Хорошее настроение».

Сегодня первый заход в этом сезоне. Иду на среднюю избу, она в 12-ти километрах выше по течению. К половине девятого я готов. Рюкзак под двадцать килограммов. На ногах берцы с цепкой эластичной подошвой. Куда поставишь ногу, там она и стоит. По тайге ходить одно удовольствие.

С содроганием вспоминаю голокожие ичиги — изобретение каменного века, дошедшее до наших времен, существенно при этом не изменившееся. По снегу убиться в них совсем несложно. Обутка так себе. Хотя старые охотники со мной, наверное, поспорят.

Идти предстоит вдоль пойменных сопок с заходами в распадки, настораживая путик. В отличие от пойменного леса картина здесь попроще и поскучнее. Редкий чахлый листвяк, березки, ольха. Лишь на склонах уцелевшие после пожаров клочки крупного леса и вездесущий болотный багульник.

К вечеру небо нахмурилось. Стало заметно теплее. Взмок. Суконка нараспашку, шапочка на затылке. У солнца, клонившегося к закату, появились «уши» — два радужных осколка по бокам, предвестники ненастья.

Ну вот и прибыли. Дверь в избу открыта. Здравствуйте!

Ночью пошел снег. Шум еще не совсем замерзшего ручья стал глуше и отдаленней.

Утро было роскошным. Белое пушистое покрывало накрыло землю, сгладив до весны унылый северный пейзаж. Каждая веточка, кустик, пенек стали на время снеговой скульптурой великого мастера по имени Природа. На небе появились голубые проблески. Облака уже не летние, но и не те, что бывают в морозные месяцы, когда небосклон в зависимости от погоды затянут бледно-голубой или серой пеленой.

Жизнь в лесу несколько оживилась. На прошлогоднем горельнике вовсю работают черные дятлы. Синички-ополовнички дружной стайкой шерстят кроны деревьев, не забывая между прочим переворошить шелуху от свежеколотых дров.

Надев поверх одежды маскхалат из белого парашютного шелка, решаю сходить в противоположный распадок, что начинается в получасе ходьбы от избушки. Его склоны в зарослях рододендрона и молодой березы — идеальное место для кормежки лосей.

Идти легко, снег мягкий, неглубокий. Недалеко от устья распадка натыкаюсь на следы. Лось! Они немного присыпаны — ночные, ближе к утру. Зверь должен быть где-то здесь. Вспугнуть его я еще не мог, а сам он отсюда ушел едва ли.

С этого момента превращаюсь в уши и глаза. Волнение приятно щекочет нервы. Карабин с оптикой несу в руках. Патрон в стволе. Двигаюсь по дну распадка, чтобы иметь возможность видеть оба склона одновременно. Мягкий снег заглушает шаги, и все равно иду очень медленно, без резких движений, внимательно осматривая через оптику все подозрительные предметы и темные пятна. Прострел метров 150–200. Следы пересекают распадок слева направо и обратно. Лось, кормясь, постепенно уходит в его вершину.

Абсолютно свежих следов пока нет, и я даже понемногу начинаю успокаиваться. Может, зверь лежал наверху на «полочке» и, пропустив меня, уже ушел? Не знаю, но шансы пока сохраняются.

Навстречу потянул легкий ветерок. Это плюс. Но минус в том, что распадок скоро закончится и стеной встанет кустарниковая ольха — спасение для сохатого и наказание для охотника. Идти туда просто не имеет смысла. Они настолько густы, что убегающего зверя не видно уже за тридцать метров, а слышно еще за сто.

Внимание привлекают свежие наброды глухарей, но сейчас не до них.

А вот и след! Парной. На ходу роняя шарики, зверь не спеша, слегка петляя, пошел на левый склон, явно на лежку. Опять встрепенулось сердце: следы — свежее некуда, и ведут они как раз на «полочку». До нее не более двух сотен метров. Увидеть лося я пока не могу, но и он меня тоже. Если зверь лежит там, где я предполагаю, и не учует меня, мы столкнемся с ним нос к носу.

Гусиным шагом, а то и просто на коленях, двигаюсь по следу и прокручиваю в голове разные варианты. Еще шагов сто — и финиш. Видно, сегодня не мой день. Но что я вижу?! За большим кустом ерника, метрах в сорока от меня, движение. Что-то темное. Не успеваю сообразить что, как три красавца глухаря с громким хлопаньем врываются в небо. И в ту же секунду краем глаза вижу, как метрах в семидесяти впереди от меня из земли вырастает лось! Встает медленно, сначала поднимая зад, и вот уже стоит в полный рост. Встревожился, но не испугался. Смотрит в мою сторону, уверенный, что успеет скрыться в зарослях в любой момент. Красавец с четырехконцовыми рогами.

Карабин вскинут еще на шум взлетевших глухарей, так что к стрельбе я готов. Секунду-две любуюсь, и как только зверь начинает разворачиваться, стреляю.

Глухари, присевшие на одинокую старую лиственницу, издалека равнодушно наблюдали, как вокруг поверженного лесного рогача прыгало какое-то белое существо и радостно вопило.

Охотники меня поймут.

Что еще почитать