Когда ни в первый, ни во второй, ни в третий день добыть зверя не удается, начинаются переживания и опасения, что этак и домой можно вернуться без трофея.
Но, как говорится, не в трофеях счастье и не ими ценна охота.
Для меня возможность поехать за сибирской косулей была реальна еще год назад, но в тот раз мы отдали предпочтение охоте на марала и, хотя не добыли быков, были совершенно очарованы природой и полны желания вернуться в те места.
Коварный Covid основательно перетряхнул все планы, хозяева угодий из Woodsman справедливо посчитали, что охота и охотники в тайге— это лучшая охрана угодий, и пригласили своих друзей, в том числе и нас с сыном, на охоту.
За ночь мы долетели от Москвы до Абакана, затем за два часа добрались до поселка Большая речка, расположенного на юге Красноярского края на берегу речки Оя.
Разница во времени с Москвой всего четыре часа, но перелет, застолье и прочие атрибуты встречи со старыми друзьями сделали наш первый день сонным и ленивым.
Зато следующий день бодро начался в три тридцать утра. Все собрались в столовой. Нас познакомили с двумя красноярцами, подъехавшими уже потемну на автомобиле из краевого центра. Итого нас было шесть человек, я даже начал немного переживать, хватит ли всем места для охоты.
Позавтракали, расселись по машинам и разъехались. В прошлом году из поселка мы сразу поднялись в горы по старой лесовозной дороге. Там, на крутяках и вершинах хребтов, на старых захламленных кедровых вырубках мы вабили маралов. На этот раз места охоты оказались ниже.
Мы ехали в сторону Абакана, туда, где на пологих склонах сопок и хребтов когда-то были колхозные поля, покосы и пастбища.
Мой напарник Денис (он же егерь, он же водитель) — луганчанин, бывший шахтер, перебравшийся в Россию, после того как рядом с домом разорвался снаряд радетелей нового порядка на Украине.
Здесь он прикипел к тайге, к охоте. Зимой на границе с Тувой промышлял соболя, но очень любил охоту на косулю.
В темноте плохо ориентироваться, и мы не представляли, куда нас везут. Свет фар выхватывал обочины дороги, скальники, стволы деревьев. Через полчаса мы остановились в селе Разъезжее, сын пересел в УАЗ местного фельдшера Евгения, страстного охотника, отлично знающего здешние места.
Двумя машинами мы начали подниматься на плато, где разделились и остались наконец в одиночестве. Светало, постепенно проглядывались окрестные склоны. Еще двадцать минут, и я уже в каком-то нереально красивом мире. Передо мной к горизонту уходила череда хребтов Западного Саяна.
Солнце, вставая, заливало все вокруг ярким светом. Низы падей стояли в тумане, и в нем плавали горбы горущек и хребтиков. Обернувшись, я увидел частокол березового мелятника, а над ним чистые склоны соседнего хребта, поросшие изумрудной отавой (это были покосы жителей Разъезжего). Вспомнились слова старой бардовской песни: «А в тайге по утрам туман…».
Но вот Денис дал знак, и мы тихо вступили в этот зыбкий, все время меняющийся, укрытый туманом мир. Обильная роса, травостой выше колена. Но солнце поднималось все выше, и туман исчезал, обнажая широкую падь перед нами.
Мы находились на низкой и пологой стороне пади. Крутой склон за ручьем напротив полностью порос смешанной тайгой. Мы медленно шли меж березовых купин, огибая кусты ивняков, черной ольхи и рябины.
Время от времени останавливались, и Денис манил. Манок на косулю примитивный, звук, который издает самка, готовая к ухаживанию, похож на звук пищалки детской игрушки. По сути это и есть игрушка-пищалка. На ее призыв должны появляться рогатые кавалеры, но… Но не так все просто, как кажется.
Мы прошли уже около километра, слышали трех козлов, ответивших рявканьем на призыв манка, Денис даже видел одного на самой кромке березовой купы и сказал, что слышал, как два других подходили к нам, я же не видел и не слышал никого из них. И это неудивительно: после контузии вряд ли слух остается прежним.
Но глаза-то у меня были! Однако я не видел козлика, хотя он, по словам Дениса, был не далее тридцати метров от нас. Чувствовал я себя несколько виновато. Столько лет в охоте и должен бы увидеть зверя — ан нет!
Полностью рассвело, ветер в пади поменял направление, и Денис увел меня в березовый частокол. Здесь, среди берез, на крошечных полянках и участках разреженного леса, поднявшегося на месте бывших полей, мы продолжили звать козла. Трижды нам ответили звери, и трижды они вышли к нам, но я так и не перевидел рогача.
Всего секунду я наблюдал, как в прогале стволов появилась и исчезла гордо поднятая голова на грациозной шее. Но этого мгновения не хватало, чтобы прицелиться, а тем более чтобы определить трофейное качество зверя.
После десяти утра охота практически прекратилась. Козлики перестали отвечать на манок, и мы, побродив еще немного в поисках перспективных мест, куда, по мнению Дениса, можно прийти позднее, отправились домой, по дороге подхватив сына. Он видел несколько хороших козлов и даже один раз стрелял по не полностью видимому зверю, но неудачно.
В лагере царила тишина, все отдыхали. На приступке крыльца красовалась голова добытой косули. Кому-то из нас улыбнулась удача. Повар, накрывая на стол, поведал нам, что это один из красноярцев вернулся с добычей.
Поев, мы добрались до постелей и провалились в сон, чтобы через пару часов быть снова на ногах. Быстрый обед — и мы уже едем на охоту в те же места, где были утром, только на этот раз сразу уходим в частокол березняка. Роза ветров такова, что лишь утром можно пытаться охотиться в самой пади.
Четыре часа мы честно утюжили мелятник и обратный склон хребтика в надежде, что самцы, привлеченные звуками манка, подойдут к нам на расстояние выстрела, но ничего не происходило.
Уже в темноте мы возвратились в Большую Речку. Остаток вечера был посвящен бане, ужину и разговорам об охоте.
Следующее утро вновь началось для нас в три тридцать. Завтрак и выезд в Разъезжее. Сын пересел к Евгению, мы с Денисом поехали в его любимую падь. Мы медленно шли по траве, время от времени делая остановки в местах, знакомых Денису по прежним охотам.
Вот тут у него подготовлена старая стрелковая позиция, обтоптана трава и срезаны ветви, мешающие поводке карабина, а здесь свежевырезанная середина куста, так что два человека могут стоять внутри невидимые зверю.
Да, Денис готовил стрелковые позиции заранее. Он все время проверял направление ветра и при этом недовольно морщил губы. Ветер крутил, и потому было понятно, отчего козлы отвечают на манок, но не подходят к нам.
Как и вчера, четыре или пять самцов косули отвечали нам, но результат был равен нулю. Надо сказать, что плотность зверя здесь высокая, каждый из самцов занимает участок 400–500 метров и до утра держится в пади.
С наступлением же утра и переменой ветра козлы переходят в березовое мелколесье, где проводят остаток дня до сумерек, когда вновь выходят в падь на кормежку.
Поведение рогачей в начале гона осторожное. В частности, они не сразу отвечают на манок, подходят очень тихо, постоянно контролируя обстановку. Даже голос другого самца может испугать того, кто первым откликнется на манок.
Точно так произошло и на этот раз. Сначала один самец ответил и начал подходить к нам, затем второй, уже с другой стороны, и тоже стал приближаться к нам, а вслед за вторым откликнулся и третий. Похоже, мы оказались на границах участков трех рогачей.
Их ответный рев, лай, кашель (не знаю, как правильно назвать звук, который они издают) раздавался все ближе, пока не замолк совсем, и лишь третий из рогачей подошел к нам на расстояние выстрела из гладкого ствола, но увидеть его за кустами, в переплетении стволов, колеблющейся листвы, ветвей мне не удалось.
Напоследок он недовольно кашлянул, негодуя на присутствие человека в лесу, и тихо удалился, так и не дав мне шанса хотя бы взглянуть на него. А Денис опять видел рогача.
В общем, второй день прошел так же, как и первый. После дневного отдыха мы повторили в точности предыдущий день.
Подманивали гонных рогачей на расстояние выстрела, и каждый раз я или не видел их, или они появлялись лишь на мгновение, недостаточное для того, чтобы можно было произвести прицельный выстрел.
За долгие годы охот я научился видеть зверя в разных условиях, но тут, в травостое по пояс и в буйной растительности, мои навыки не работали.
А Денис, наоборот, обладая великолепным зрением и слухом, слышал звуки соприкасающихся ветвей, шаги, шелест травы, которую раздвигала идущая косуля, и ему было трудно понять, как я могу не ориентироваться в звуках тайги.
Он начинал нервничать, оттого что я не слышу подхода зверя, показывать направление, откуда он идет, дергал меня за плечи, руки и заводился, что это не помогает. Короче, будь на моем месте человек с нормальным слухом, я думаю, рогач был бы давно добыт.
Я понимал, что он хочет, чтобы я охотился не так, как могу, а как может, знает и умеет он. В этом не было ничего удивительного. Хозяева угодий только начинают развивать этот вид охоты, и если добыча медведя и марала доведена до совершенства, то охота на косулю пока для них некая терра инкогнита.
К сожалению, мои физические недостатки не давали мне шанса на успех при том способе охоты, который мы использовали два дня. Вечером по дороге на базу я попробовал объяснить, чего ожидаю.
К чести Дениса надо сказать, он услышал все, о чем я его просил. А просил я его об одном: больше охотится на границе леса и на открытых пространствах, на покосах, где есть молодая отава и куда должны выходить пастись животные, то есть больше внимания уделять местам, где я могу использовать глаза, а не уши.
Вдобавок ко всему я охотился с карабином и поэтому не хотел стрелять по мелькающим между стволами деревьев косулям. Делать подранков или впустую жечь патроны мне не позволяет совесть, и уж если стрелять по зверю, то так, чтобы он лег на месте.
Утро третьего дня началось штатно. Мы опять загрузились в «Ниву» Дениса и через двадцать минут были в Разъезжем. Опять сын пересел к Жене, и они пошли по своим хребтам.
Оба молодые, здоровые и выносливые, они закладывали маршруты по 10–15 километров, что позволяло им перевидеть в день до десятка животных. Однако над сыном в этой поездке висела тень неудачи.
Промах в первый день, редкий случай — осечка — во второй. Оставалось только надеяться на последующие дни.
Наш маршрут в этот раз пролегал по низам. Вдоль дороги на Ермаковское оказалось достаточно полей и покосов, где мы начали поиск козлов. Первая половина дня не увенчалась успехом, было видно, что Денис пытался приспособиться к моим пожеланиям и показывал мне подходящие места.
Вечерний маршрут пролегал по новой территории и должен был закончиться на удаленном покосе, о котором заранее меня предупредил мой проводник. Мы манили самцов на открытых полянах и краях марей и болот, проверяли несколько роскошных логов и падей, где козлы обязаны быть, но безрезультатно.
К покосу мы подъехали около семи вечера. Пока дошли до него, пока встали на место и начали манить, стало смеркаться.
Покос представлял собой поляну в тайге размером 100 на 200 метров с идущей по нему дорогой, по которой вывозят сено. Мы встали на самом краю покоса, напротив нас в ста метрах был край леса и ложок, покрытый изумрудной отавой.
Денис поманил раз, два, сделал паузу, поманил еще раз, и вдруг на противоположном краю поляны появилась косуля. В сумерках, на ярко зеленом фоне травы она показалась мне оранжевой. Замерев на мгновение, она продолжила бег на призыв манка.
К этому времени я уже разглядел в прицел рога и подумал, что негоже бить зверя в грудь, но тут Денис склонился ко мне и прошептал в ухо: «Стреляй, рогач!»
Наше мельтешение не осталось незамеченным, козел приостановился, разглядывая нас на фоне деревьев, и в этот момент прозвучал выстрел. Пуля .243-го калибра ударила зверя в грудь.
Он развернулся, прозвучал второй выстрел, козел метнулся в сторону, сделал пару шагов и упал на траву.
Комментарии (0)