Усевшись, я окинул взглядом местность впереди меня. Прямо предо мной возвышались грядами огромные горы, покрытые на вершинах белым покровом снега, который ослепительно сверкал на солнце. Бока их были покрыты местами черною щетиною хвойного леса, местами более светлыми пятнами лиственного леса и сенокосными полянами между ними, низ же их тонул в глубоком мраке в тех местах, где скалы отвесно опускались вниз, и только небольшие деревушки, вбегая на площадки между скалами, краснелись своими черепичными крышами да еще ниже их, показываясь местами из-за скал, темною лентою вилась р. Чорох. Везде по скатам гор, почти от самых вершин, между скалами, дробясь в пене и сверкая на солнце, вились тонкими ленточками горные ручьи и речки. Они местами совершенно пропадали из виду, теряясь между скалами, местами появлялись снова, образуя большие и малые водопады. Но нигде не было слышно ни крика животных или птиц и не было видно ни одного человека. Все было тихо и мертво вокруг. Ни малейший признак не показывал присутствия внизу людей или зверя, и только одинокие сойки перелетали между кустами и спокойно о чем-то между собою стрекотали.
Ущелье круто спускалось вниз, мало-помалу расширяясь, и было сплошь покрыто снизу кустарником и одиночными деревьями корявого и низкого южного дуба. Немного недоходя до вершины деревья и кусты прекращались и открывали свободный вид вокруг вершины, шагов на шестьдесят во все стороны. Так что зверь, дойдя до конца кустов, волей-неволей должен был подниматься вверх по открытому совершенно, но крайне неудобному для ходьбы месту. Подъем здесь, по каменной россыпи, доходил до 50 градусов. Все это давало нам полную возможность увидать зверя издали, хорошенько приготовиться и стрелять его совершенно спокойно, выбрав удобный момент, и лучшего места для засады, казалось, трудно было и ожидать.
Осматриваясь вокруг и примечая малейшие неровности местности, за которыми мог бы укрыться зверь, я вдруг был поражен раздавшимся около меня здоровеннейшим храпом. Звуки эти так не гармонировали с моим душевным настроением и со всем вокруг, что я некоторое время не мог даже сообразить, откуда они неслись, но, приподнявшись немного, я увидел армянина-охотника, который, положив около себя ружье, сладко спал, пригретый солнцем. Так как загонщиков еще не было слышно, то я и не побеспокоил его.
Прошло около получаса томительного ожидания, как вдруг глубоко где-то внизу раздался выстрел. Коротко и отрывисто покатился по скалам и ущельям, будя эхо, звук выстрела, и меня точно что подкинуло кверху. Сердце так усиленно забилось, что я несколько минут не мог придти в себя; покажись в эту минуту зверь, я, наверное бы, промахнулся по нему. Ружье так и ходило в руках, и я никак не мог вложить патрон в патронник. Но вот все чаще и чаще стали раздаваться выстрелы, вот уже стали слышны и слабые звуки голосов загонщиков, и я нарушил сладкий сон армянина-охотника. Он спросонья, вместо того чтобы оставаться за укрытием, вылез на совершенно открытую и покатую вперед, к стороне загона, площадку скалы и уселся на виду. Несмотря на мои знаки, приглашающие его сползти вниз, он и не подумал переменять места.
Крики и выстрелы, очень медленно поднимаясь вверх, приближались к нам понемногу. Уже можно было разобрать отдельные слова, которыми перекидывались в промежутках между криками загонщики, но ни зверь, ни сами загонщики не показывались.
Мухтар, сидя на возвышающемся уступе скалы, показывал знаками, что ничего впереди не видно, и ко мне в душу мало-помалу стала закрадываться скверная мысль, что ничего не будет, охота не удастся и труды наши пропадут совершенно напрасно. Прошло уже около шести часов, как вышел я, полный надежд на охоту, с поста, а еще не видал не только медведя, но даже и зайца. Погруженный в такие горькие мысли, я совершенно случайно поднял голову и взглянул еще раз на Мухтара, как вдруг увидел, что он энергично замахал руками, указывая вниз, в кусты, и стал быстро целиться. Я весь превратился в зрение и слух. Вот раздался выстрел, за ним в свою очередь и армянин торопливо вскидывает ружье, целит и стреляет вперед; еще и еще раз стреляют Мухтар и армянин, а я все еще ничего не вижу ни впереди себя, ни с боков, но по торопливому заряжанию и смущенному виду армянина заключаю, что зверь должен быть близко. Тогда я поднялся из-за куста, закрывавшего меня, и немного погодя увидел зверя, быстро взбирающегося в гору и уже подходящего к опушке. Медведь был как раз напротив армянина, не более как шагах в 20–30 расстояния от него, и шел, не оглядываясь и не обращая никакого внимания на щелкавшие по камням вокруг него пули. Мне стрелять все еще было неудобно, а стрелять наугад не хотелось. Между тем армянин успел зарядить еще раз своего «Генри-Мартини» и выстрелить по зверю. Пуля, как оказалось впоследствии, ударила его в переднюю лапу, немного выше кисти, и, оцарапав кожу, скользнула мимо. Зверь приостановился и стал оглядываться вокруг; заметив армянина и нагнув голову, быстро бросился прямо на него. В это время медведь вышел на совершенно чистое место, правее меня, и был от меня не далее шагов 60–70. Быстро опустился я на одно колено и, прицелившись под лопатку, в то место, где чуть белилось пятно от вытертой локтем на ходу шерсти, спустил ударник. В то же мгновение зверь, не издав ни одного звука, поднялся на дыбы и перевернулся через голову назад, но справился и быстрыми скачками вниз скрылся опять в кустах. Мухтар крикнул что-то загонщикам, и по всей линии мгновенно настала мертвая тишина. Прождав немного и не трогаясь с места, Мухтар снова закричал, спрашивая, не видали ли прорвавшегося сквозь цепь загонщиков медведя. В ответ ему закричали, что зверь не проходил вниз. Тогда, по знаку Мухтара, осторожно, держа ружья на изготовку, стали мы спускаться вниз, тщательно осматривая каждый куст и каждый большой камень. Трудно было пробираться между камнями и кустами, по россыпи мелкого камня, который катился из-под ног вниз, ожидая ежеминутно, что раненый зверь, притаившись где-нибудь за скалой, кинется на оплошавшего охотника.
Мы уже прошли шагов сорок от вершины, как вдруг турок, шедший левее меня, быстро отпрыгнул в сторону и торопливо закричал, указывая в кусты: «Медведь!»
Подойдя ближе, мы увидали в кустах что-то черное и мало-помалу рассмотрели лежавшего на спине, с закушенным между зубами и вывалившимся в сторону языком громадного медведя. Зверь был мертв. Все мы гурьбою подошли к нему и стали рассматривать. Зверь был убит пулею, прошедшею из правого в левый бок навылет, немного наискось, ближе к брюху. Пуля, как оказалось впоследствии, задела слегка сердце и пробила навылет оба легких.
В то время как мы все, стоя вокруг убитого зверя, рассматривали его, откуда-то появилась собачонка и вцепилась в его зад. Зверь дрогнул, и мы все в один миг отлетели от него во все стороны. Мухтар, стоявший около головы зверя, так быстро и стремительно прыгнул в сторону, что не удержался на скате на ногах, полетел на землю и пребольно ушиб себе спину и голову о камни. Вскочив, он имел такой комический вид, что все расхохотались.
Распорядившись доставить зверя на площадку у деревни, мы отправились в обратный путь, весело болтая между собою. Спуск с горного перевала был в некоторых местах гораздо труднее подъема, и после больших трудов и падений с ушибами мы спустились на ту же площадку и расположились на отдых.
Немного погодя мы увидали на вершине горы большую толпу народа, которая, шумя и волнуясь, тащила медведя и, дойдя до крутого спуска, сбросила его прямо со скалы вниз, на площадку. Тяжело прыгала туша убитого зверя с камня на камень, с одного уступа скалы на другой, пока не свалилась к нам на площадку. Я думал, что вся шкура зверя будет изорвана, но ничего подобного не случилось. Здесь, на площадке, медведя взвалили на сани и с торжеством повезли по дороге в селение. Мы решили доставить зверя на пост в целом виде.
Немного не дойдя до селения, турки стали петь песни, стрелять из ружей и пистолетов и громко время от времени все враз вскрикивать. На этот шум всюду по дороге мужчины и женщины высыпали навстречу из домов, и до самого конца деревни толпа, все увеличиваясь, провожала нас. Крики и выстрелы не прекращались ни на минуту, толпа волновалась и шумела; глядя на все это со стороны, можно было подумать, что происходит какое-нибудь особенное торжество, и, вероятно, деревушки эти от своего основания не видели еще ни разу своих жителей в таком оживлении. Среди этого шума и гама мы очень медленно продвигались вперед, и сумерки застали нас на дороге далеко от поста. Толпа понемногу стала редеть, и вскоре остались только три казака и я. Так как тащить зверя по такой ужасной, хотя и идущей теперь вниз дороге для нас было тяжело, то мы решили оставить зверя на дороге до утра и утром уже свежими людьми доставить его на пост. Оставив зверя, глубокою уже ночью дотащились мы до поста, измучившись ужасно.
Рано утром, когда я еще спал, охотники из казаков уже отправились за зверем и часам к 9 утра доставили его на пост. Так как сани, на которых везли зверя, рассыпались, то его притащили уже на плечах. Зверь был так велик, что двенадцать человек с трудом могли его тащить. Когда его, при помощи кольев, поставили на ноги, то я измерил зверя, и длина его оказалась от конца морды и до хвоста два аршина и три четверти, а вышина у загривка немного более полутора аршина.
Комментарии (0)