Стрекочут, не умолкая, кузнечики, и вообще все пространство вокруг звенит от насекомых.
Вездесущий гнус роится надо мной облаком, докучливо лезет в глаза и уши, нисколько не обращая внимания на мои взмахи рукой в попытках его отогнать.
Несмотря на то что солнце уже давно миновало зенит, воздух раскален до предела, а солнечные лучи безжалостно палят с небосвода.
Зной вокруг словно течет, переливается и тянется, обволакивает, заставляя намокшую от пота одежду противно липнуть к телу.
Пот струйками бежит по спине и лицу, вызывая желание сбросить с себя все и с размаху нырнуть в какой-нибудь водоем, чтобы освежиться, смыть с себя пыль жаркого июльского дня.
Но освежиться придется еще нескоро, хотя дневной жар вот-вот должен пойти на убыль и станет заметно легче.
Справа от меня, внизу, меж крутых, поросших густым ивняком берегов, течет река Аламбай, берущая свое начало в низкогорье Салаирского кряжа. Изобилуя каменистыми порогами и перекатами в своих верховьях, Аламбай тих и спокоен в нижнем своем течении.
Медленно двигает он свои мутные воды с возникающими тут и там коварными водоворотами. С детства помню рассказы взрослых о двойном дне на этой реке, топляке и корягах, спрятавшихся под непрозрачной водой, и о людях, что проявили легкомыслие и недостаточную осторожность, чего Аламбай не прощает…
По левую руку тянется тонкая полоска фермерских полей с расположенными тут и там островками кустистых околков, прибежищем лис и зайцев, а в зимнюю пору – тетеревов.
Ну а впереди цель моего сегодняшнего похода — морковное поле, на котором обосновалась колония сурков.
Сурков, если они вообще обитают в данной местности, можно встретить где угодно. Они устраивают свои жилища и у подножия холмов, и в чистом поле, и у кромки леса, и даже под крутыми берегами Аламбая имеются сурчиные поселения. Найти их не так уж и сложно, нужно лишь знать местность и быть достаточно внимательным.
Особое внимание следует уделить южным пологим склонам. Обнаружить поселение сурков помогут натоптанные животными тропинки, ведущие к норам, а также холмики земли и глины перед входом в нору, так называемые сурчины.
Обитаема или нет обнаруженная вами колония, можно определить по наличию помета возле нор, свежести земли или глины на сурчинах и по все тем же натоптанным зверьками тропинкам.
Интересующая меня сегодня колония сурков расположена непосредственно на фермерском морковном поле. Неплохо устроились! Еды навалом, она рядом, есть можно, как говорится, от пуза. Правда, такое соседство совсем не радует хозяина поля, фермера, который борется с грызунами по мере своих сил и возможностей, но все его усилия пока что оказываются тщетными.
С фермером я познакомился накануне, когда возвращался из угодий и проходил вдоль его полей. Это пожилой худощавый мужчина невысокого роста, с изборожденным морщинами лицом. Тело его покрывает густой загар от постоянного нахождения на солнце, ведь на своих полях он не только хозяин, но и работник.
Нередко встречал я его сидящим в кабине надрывно тарахтевшего старенького трактора или за рулем машины с опрыскивателем.
Увидев меня, бредущего вдоль поля, он подъехал ко мне на своей старенькой «десятке», вышел из машины, поздоровался. В узловатых, скрюченных от работы пальцах зажженная сигарета, которая распространяет едкий запах дешевого табака. Взгляд прищуренных глаз цепкий и оценивающий. Разговорились. Узнав, что я охочусь на сурков, мой собеседник заметно оживился.
— Изведи ты их всех! — с горячностью обращается он ко мне, уважительно поглядывая на чехол с ружьем у меня за спиной. – Если тебе сами сурки не нужны, ты мне их на краю поля складывай, я потом собакам своим скормлю. Развелось сурков этих тьма тьмущая! Отъелись на моих полях, здоровые, как поросята. А убыток от них знаешь какой?
Я обещаю фермеру помочь тем, что в моих силах, однако сразу оговариваюсь, что возможности мои ограничены охотничьей путевкой и количеством вписанных в нее голов сурка.
— Эх, маловато это будет, — сокрушается фермер, когда узнает, что с его полей я могу изъять не более двух сурков. — Мне бы их штук на десять минимум сократить нужно.
Я в ответ лишь развожу руками. Тем не менее он подробно рассказывает мне о местоположении сурчин, о том, где видели наиболее крупных особей и где их встречали чаще всего.
Пообещав на следующий же день приступить к охоте, я изменил свой маршрут и пошел осмотреть указанные фермером поля.
Без труда нашел три колонии сурков, расположившиеся на трех соседствующих полях: двух морковных и одном картофельном. Внимательно осмотрев расположение сурчиных нор, прикинув удобное место для обустройства засидки и расположение солнца в момент охоты (так, чтобы оно не слепило мне глаза), я остановил свой выбор на одном из морковных полей.
На сурка я охочусь с гладкоствольным ружьем, используя заводские патроны с размером дроби 00, этого вполне достаточно для уверенного выстрела и добычи зверька на короткой дистанции, а стреляю я всегда только накоротке, не далее 20 метров.
Сурок весьма крепок на рану, даже смертельно раненный, он может успеть скатиться в свою нору, а нора у него устроена таким образом, что вход в нее почти отвесно уходит глубоко вниз. Так что раненому животному достаточно нырнуть в нору, чтобы стать недосягаемым для охотника. Поэтому стрелять нужно всегда наверняка, исключительно на короткой дистанции, чтобы избежать подобных ситуаций.
Методов охоты с гладкоствольным ружьем на сурка два: с подхода и из засидки. Охота с подхода у меня как-то не задалась. Мне, безусловно, удавалось подобраться к сурку довольно близко, но на дистанцию точного и уверенного выстрела — никогда. Плодить же подранков и зазря губить животное претит моим принципам, так что от данного способа охоты я отказался.
Охотиться из засидки можно, либо устроив полноценный скрадок, либо просто спрятавшись неподалеку от сурчин. Я начинал свои охоты с использованием переносного скрадка-палатки, которая отлично зарекомендовала себя как средство маскировки. Она позволяла мне вести долгие и интереснейшие наблюдения за жизнью сурков (что значительно пополнило мой багаж знаний об этих животных), а также производить фото- и видеосъемку.
Стены палатки надежно защищают от кровососущих насекомых, позволяют коротать время в удобном кресле и даже спокойно перекусить, не пугая при этом вышедших на поверхность животных. Сурки, кстати говоря, довольно быстро привыкают к палатке и почти не обращают на нее внимания, ходят в непосредственной близости, не далее пяти метров.
Минус только один. Жаркое солнце очень быстро разогревает стенки палатки, раскаляет их, и внутри становится жарко, словно в духовке. Но все эти мучения стоят конечного результата, особенно если вы не только охотник, но и натуралист.
Большинство же охотников, просто залегая неподалеку от сурчин, ждут выхода сурков наружу. Некоторые стреляют тотчас, как только голова зверька покажется над норой. Я же избегаю подобных действий (по причинам, описанным выше), выжидая, когда сурок осмотрится, выйдет из норы и, убедившись в безопасности, отойдет от нее на некоторое расстояние. Идеальный момент для выстрела — когда сурок встанет столбиком. Тут уж не зевай!
Мне неоднократно приходилось выслушивать мнение о том, что, охотясь подобным образом (выжидая, когда сурок отойдет от норы), можно и без добычи остаться, что слишком уж долго приходится ждать, что сурок неохотно отходит от сурчин и пр.
Но подобную точку зрения считаю несостоятельной, поскольку важно не только сделать выстрел, но и добыть, причем добыть правильно, наверняка, минимизируя риски сделать подранка и напрасно погубить животное.
Сегодня я выбрал второй способ охоты: залег неподалеку от сурчин и приготовился ждать.
На краю морковного поля, в густом разнотравье я остановился и достал монокуляр, внимательно осмотрел в него сурчины.
Вот в жарких лучах солнца возле самой норы нежатся два довольно крупных сурка. План охоты давно уже созрел у меня в голове, так что я вынимаю двустволку из чехла, заряжаю, проверяю предохранитель и, забросив ее за спину, не прячась, во весь рост, направляюсь прямо к суркам.
Зверьки некоторое время лежат неподвижно, затем вскакивают, вытягиваются столбиками, внимательно рассматривая приближающегося к ним человека, и, наконец, с громким и частым свистом скрываются в своей норе. В ту же минуту, не мешкая, я бросаюсь бежать.
Пробегаю мимо сурчин и падаю среди рядков моркови, метрах в двенадцати от норы, с противоположной стороны от своего первоначального движения. Бросаю перед собой рюкзак, кладу на него ружье, на лицо надеваю маску от костюма лешего и замираю. Теперь нужно ждать — терпеливо и неподвижно.
Расчет мой довольно прост. Создав шум на одной стороне поля и сумев привлечь внимание сурков, я, когда сурки уже скрываются в своей норе, устраиваю засидку с противоположной стороны, полагая, что при новом выходе из норы зверьки будут акцентировать внимание именно на той стороне, где ранее был источник шума и опасности.
Ждать пришлось недолго. Буквально через пятнадцать минут после устроенного мною переполоха над сурчинами появляется голова сурка. Зверек неспешно и внимательно осматривает окрестности, он осторожен и почти не шевелится.
Менее чем через минуту показывается голова второго зверька, и теперь они осматриваются в четыре глаза. Медленно, с длинными паузами, постоянно замирая и подолгу осматриваясь, сурки шаг за шагом выбираются из норы. Но стрелять пока еще рано, нужно дождаться, когда один из сурков отойдет от норы на некоторое расстояние.
На мой взгляд, это самая сложная часть охоты. Трудно удержаться от необдуманного выстрела по показавшемуся из норы зверьку. Где-то внутри зарождается зудящее нетерпение, стремление добыть как можно скорее, не упустить объект охоты.
Душу грызут сомнения: а если сурки не отойдут от норы? А если вмешается некий случайный фактор (появление другого человека или хищника), сурки будут серьезно напуганы и скроются в норе?
Тогда уже они не выйдут через пятнадцать минут или полчаса, возможно, они сегодня вообще не выйдут. А как обидно возвращаться домой с пустыми руками, когда дичь была перед самым носом! Все эти мысли роятся в голове охотника, заставляя нервы вытягиваться и звенеть от напряжения как струна.
Но настоящий охотник должен уметь усмирять бушующие внутри эмоции, он должен быть хладнокровен и выдержан, только тогда охота будет успешной. И безопасной.
Сурки, наконец, осмеливаются, разбредаются в разные стороны, беспечно почесываются, с удовольствием уминают какие-то травинки. Время от времени они ненадолго поднимаются на задние лапки, осматриваются и снова принимаются за свои сурочьи дела.
Сегодня удача мне явно благоволит, все складывается как нельзя лучше: сурки передо мной почти как на ладони, нужно только еще капельку терпения, чтобы подгадать верный момент для выстрела.
Один из зверьков осторожничает, держится поближе к норе, второй более беспечен. Увлекшись поиском травинок, он отходит на достаточное расстояние от сурчины. Я намечаю цель и не свожу с него глаз. Вот он поднимается на задние лапки, чтобы осмотреться, а это тот момент, которого я ждал.
Жму на спусковой крючок, гром выстрела сливается с ударом приклада ружья в плечо, и сурок, прошитый дробью, валится навзничь. Вокруг него клубится облако пыли, поднятое ударившей в землю дробью. Краем глаза успеваю заметить, как второй сурок, напуганный выстрелом, словно метеор, мчится к сурчине и прячется в спасительной норе.
Выстрел сделан, сурок добыт, охота закончена. Поднимаю свой трофей и, не теряя времени, отправляюсь к автомобилю. Дальше начинаются не столь романтичные, а порой и не совсем приглядные охотничьи хлопоты: нужно как можно скорее приняться за разделку тушки животного, нельзя позволить, чтобы под жарким июльским солнцем мясо добытого зверька пришло в негодность.
В груди моей еще не улеглось радостное волнение от удачной охоты, еще звучит в ушах грохот выстрела, еще стоит перед глазами картина падающего навзничь сурка, но в голове уже зреют планы следующих охот.
Комментарии (0)