Суеверия промысловых охотников зародились в глубокой древности, К сожалению, до сих пор в пределах СССР на них не обращали достаточного внимания, хотя этот материал имеет большое общественное значение. Работа пишущего эти строки в Карелии, в Коми области, на Русском Севере (Северо-Двинская губ., Архангельская губ. и т.д.) и в некоторых других местах дала материал, в большинстве случаев неизвестный литературе.
Приведем для образца запреты, которые налагались (а на севере, в Калерии, и до сих пор налагаются) на выходящего лесовать охотника.
За все время пребывания в лесу охотник не может иметь полового общения с женщиной; не должен стричь ногтей и волос; никому не должен давать руки или позволить дотронуться до своего ружья или охотничьих припасов и, наконец, обязан приносить домой все, что захватил, идя на охоту.
Перед отправлением в лес на промысел была обязательна баня, в которую охотник шел первым и где парился свежим, не бывшим в употреблении веником. По выходе из бани он чаще всего ел из отдельной чашки и спал отдельно от своей жены.
Кроме того, из подполья бани бралась земля, зашивалась в мешочек и прикреплялась к шерстяному поясу (старые карелы до сих пор носят его на голом теле как магическое средство против всякого зла).
Некоторые охотники накануне охоты шли к кому-нибудь из зажиточных жителей и старались под тем или другим предлогом что-либо взять в долг. Эту вещь обязательно брали с собой в лес, так как верили, что она принесет удачу. Когда же шли на медведя, то старались достать (хотя бы и украсть) кусок хлеба у самого сердитого жителя в селении. Взятый кусок должен был разъярить медведя и выставить его на охотника.
Охотник, не желающий встретиться с медведем, брал с собой золу из печи — общераспространенное средство предохранения себя от ожидаемой опасности или беды. Когда охотник отправлялся не один, а с артелью, он никогда не говорил об этом прямо, а употреблял иносказательный язык, понятный лишь посвященным.
Провизия чаще всего состояла из толстых сушеных колобов из непрокисшего теста, с дыркой посередине для продевания на веревку. Охотник или его отец, реже братья, наполняли кошель этими колобами с солью и маслом. Женщина, как правило, не прикасалась ни к чему, что бралось охотником в лес.
Утром, когда все еще спали, охотник старался, не разбудив женщин, тихо выйти из деревни в лес. Чаще всего шли не по улице, а по гумнам и другим задворкам. Идущие артелью предварительно договаривались о месте схода, а из деревни выходили поодиночке.
По-видимому, всякое животное, перебегавшее дорогу, являлось предзнаменованием несчастья. Нередко в него стреляли не обычным зарядом, а особыми «заговорными» пулями. Эти пули имели небольшой кусочек серебра (например, частицу от серебряной монеты), или же употреблялись пули, бывшие с охотником у Пасхальной заутрени.
По древним верованиям, колдуны умели обращаться в любое животное и, пересекая путь охотнику, ставили между ним и добычей преграду. Но совершенно непоправимым несчастьем была встреча с женщиной, особенно если она несла молоко. Обыкновенно охотник поворачивал домой: удачи все равно не будет. Впрочем, некоторые «спасали» себя от грядущих неудач тем, что становились к женщине спиной и кланялись в другую от нее сторону, при этом говорили: «Я не я, а такой-то». Очевидно этим несчастье обманывалось и переходило на другого человека.
В лесу охотники, стремящиеся быть особо удачливыми, заключали договор с лешим. Некоторое представление об этом обряде дает следующий популярный способ: придя в лес к району охоты, охотник отыскивал пересекающие друг друга тропинки (а еще лучше, если три тропинки сходились). Промышленник три раза выкрикивал слово «леший», а затем, когда лес начинал шуметь, охотник, становясь спиной в сторону, откуда доносился шум, бросал левой рукой через правое плечо кусок хлеба. Этим обрядом будто бы достигались хорошие отношения с лешим.
У карел и зырян существует поверье, что построенная в лесу избушка сгорает в первую же ночь, если она построена па троне лешего. Придя в избушку, карел палкой постукивает по всем доскам на нарах и по каждому углу (говорят, это делается исключительно от змей). Если охотник почему-либо боится спать, то он на ночь кладет топор на порог острием вверх, а портянки вешает сушиться на дверь, так как леший не переносит запаха ношеных портянок.
Прежде карелы доводили число силков до 1000–1500 штук, которые они обходили примерно в три дня. Для того чтобы дичь попадалась лучше, охотники ставили в своем охотничьем районе на перекрестке трех тропинок (в крайнем случае двух тропинок, или около быстро текущего ручья, или у старого толстого дерева) три силка. Кто бы в них ни попался, добыча эта никогда не трогалась и не снималась. До этих силков охотник никогда больше не дотрагивался. В одной сказке говорится: «Раз пожалел охотник добычу, вынул ее из силков лешего, и в ту же ночь его за волосы какая-то сила вытащила из избушки, еле жив остался».
Чтобы добыча не слишком страдала от ворон, лисиц и других хищников, охотник сам пек лепешку из непрокисшего теста, клал ее в какую-нибудь жестяную банку, чтобы не склевали птицы, и вбивал эту банку в самом дальнем углу своего обхода в какой-нибудь полусгнивший пень. За это жертвоприношение леший как бы обязывался защищать силки охотника от нападения хищников.
Большую заботу доставляет охотнику меткость ружья. Для этого он старается найти змею, раздразнить ее, и в тот момент, когда она начинает кусать ружье, охотник должен выстрелить. Такое ружье будто бы приобретало замечательную меткость, выстрел всегда достигал цели.
Этот обычай легко объясним. Змея, которая, по народным поверьям, является символом злости, укусив дуло, делает его «злым», почему и пуля обязательно попадает в добычу.
Соблюдался ряд обычаев и по отношению к капканам. К ним нельзя было притрагиваться голыми руками, а только в шерстяных варежках. Один охотник мне рассказывал, что его дядя, искусный медвежатник, отличался особым умением ставить капканы на медведя. При этом он вел очень строгую жизнь и был холостым. В окрестности все семейные охотники приглашали его ставить капканы.
По возвращении из леса голова, крылья и лапы глухарей обычно относились в часовни. Это связано с лопарским обычаем приносить голову, крылья и лапы добычи в жертву сейтам (каменные груды или скалы, в которых живет дух предка или умершего шамана. — Ред.), чтобы они сделали из них новых животных и послали бы их охотнику в будущем промысле.
Вечером в избушке охотник обязательно выворачивал шкурку чулком, т.е. шерстью внутрь. Этот практический прием связывается с одной сказкой о двух охотниках, которые обдурили своего компаньона — лешего, вывернув шкурки его добычи чулком, тем самым присвоив их себе. Когда леший догадался, что его обманули, он ушел от них, свистнув. При свисте за ним побежали все шкурки, не вывернутые шерстью внутрь. Отсюда, как говорят старики, и пошел обычай переворачивать шкурки чулком.
Во время коллективных охот существует правило всю добычу делить на равные доли по числу участников. Отсюда понятны и стремления охотников составить артель из равных по их охотничьим достоинствам промышленников. Тов. Сидоров в журнале «Коми-Му» за 1926 год сообщает интереснейший факт. Оказывается, у зырян до сих пор существует обычай делить добытого медведя не по числу фактически его убивших, а по количеству людей, пришедших к убитому медведю до момента снятия с него шкуры.
Поэтому если кто-нибудь и придет со стороны, он также сделается пайщиком в добыче. Как противодействие этому охотники теперь накидывают на голову зверя платок, этим они как бы освобождают себя от обязательства принять в пай незваного пришельца. Этот обычай указывает на юридические формы древних коллективных охот, не знавших, как видим, индивидуальной собственности.
Хищничество в виде воровства добычи из чужих силков у карел, как и у зырян, каралось самосудом. И в древнем русском обычном праве мы видим, что должник или виновный перед кем-либо отдавался в полное распоряжение потерпевшего. Еще в начале XIX века пострадавший имел право засаживать должника на неопределенное время в яму.
Иногда хищничество приобретало форму «магического воровства». То есть крали не всю добычу, а лишь по одному глухарю, тетереву, лисице и т.д. Делалось это для того, чтобы вся добыча данного вида перешла к похитителю. Этот прием «увеличения добычливости» народом основан на ложной уверенности, будто виновный перенимает от него тем самым его счастье на данный вид животного.
Вера в подобную кражу счастья перешла даже к земледельцам. Например, у чукчей был обычай делать свою землю более плодородной тем, что они женили парня своего селения на девушке из другого, с плодородной землей. Для этого ночью устраивали свадебный поезд, тихонько доезжали до плодородного поля, вырезывали кусок земли, которую затем рассыпали по своим полям. Чуваши полагали, что этим достигается повышение урожайности полей, а чужое поле делается неплодородным.
Расшифровывая общие запреты карельских охотников, заметим, что к корням глубокой древности относится обычай не стричь ногти и волосы, находясь в лесу. Считается, что волосы и ногти являются частью человека. Поэтому, овладев ими, какой-нибудь колдун или дух приобретает власть над всем существом человека. Это понятие относится к разряду представлений о множественности душ (так называемые парциальные души). В отрезанных волосах и ногтях остается как бы некоторая часть души или вся душа. Подтверждение этому легко усмотреть в обычае обрезать часть копыт и волос у коров, лошадей и прочих животных, которые хранятся владельцем животного, чтобы иметь над ним магическую власть.
Запреты дотрагиваться до ружья и прочих охотничьих принадлежностей относятся к типу тех же представлений. Прикосновением можно колдовать: заговорить ружье или что-либо другое, путем злой силы недоброжелателя испортить душу данного предмета (в глазах суеверного человека каждый предмет имеет свою душу, будь то дерево, камень или какая-нибудь охотничья принадлежность).
По-видимому, к тому же роду понятий относится обычай не подавать кому-либо руки в лесу или с кем-либо бороться. Дескать, злая сила перейдет на неосторожного охотника и, овладев им, испортит его. Уже позднейшая эпоха создала поверье, что леший при договоре жмет руку, поэтому у карельских пастухов есть обычай при обряде договора с лешим надевать на руку шерстяную рукавицу, а на нее длинную соломенную руку.
Таковы в общей сложности суеверья карел при отправке на охоту. В настоящее время большинство из них забыто. Однако в глухих углах средней и северной Карелии все эти понятия живут в памяти стариков. Вряд ли стоит говорить, что описываемое составляет лишь часть той цепи суеверных запретов, которая сковывала промышленников сотни веков.
Нам кажется полезным собрать как можно больше подобных поверий и, расшифровывая их, опубликовать в охотничьем журнале. Некоторые промышленники в охотничьих районах, к сожалению, еще соблюдают ряд поверий. Анализ и выявление причин возникновения того и другого предрассудка поможет отучить их от этих поверий.
Комментарии (0)