О суевериях охотников

В повседневной жизни я обычный человек, но стоит взять в руки ружье или удочки, сразу начинаешь примечать, кто встретился, как посмотрел, как жена проводила: если по-доброму – к неудаче, если поругались, – повезет. В Бога я не верую, но и не гневлю Его, хотя в трудную минуту иногда и вспоминаю.

Умом я понимаю, что все это чушь, но порой на охотах происходят странные вещи, которым нет объяснения, и начинаешь задумываться. Может, все-таки что-то есть в природе, что движет нами вопреки нашему разуму и нашим желаниям. Чувство суеверия присуще людям более внимательным, оно не является пороком или болезнью и выражается чаще всего в анекдотической форме, вызывая смех, хотя иногда бывает не до смеха.

Все началось в начале моих охот, когда по выходным я брал ружье и шел за дядей, чтобы вместе идти на охоту. Дом его соседей был разделен на две половины, в одной жила маленькая сухонькая старушка, но очень приветливая и добрая, в другой половине дома жила семья, а с ними высокая крупная старуха, очень грубая и всегда чем-то недовольная, поздороваешься с ней, даже не ответит, буркнет что-то и все. И если увижу я маленькую старушку, обязательно нам повезет, а если скажу дяде, что сегодня встретилась большая старуха, ни за что на охоту не пойдет.

Тогда стал я дядю обманывать, приду и скажу, что видел добрую старушку, день с ним проходим, и все без толку. Я всячески избегал встреч с крупной старухой, но не всегда это удавалось, и тогда день был испорчен. Шло время, старушки умерли, но от этого не стало легче.

В деревне жила родная сестра дяди и моей мамы – моя родная тетя. Дядя говорил мне: «Идешь на охоту или рыбалку, смотри, чтобы тетка Настя не видела, пустой придешь». Тетя была человек интересный, многое знала, но очень уж скупая, жадная. Приезжая на охоты, стал я замечать, действительно, как встречу ее, день пустой, и зверя вижу и стреляю, а все в белый свет как в копеечку. А на рыбалку поеду, леска путается, рвется, крючки цепляются, черви расползаются, одна маята. Надо сказать, тетя интересовалась у мамы моими успехами на охоте, и мама сказала: «Как тебя встретит, пустой приходит».

Приезжаю я в отпуск, сходил на овцеферму, поправил свой скрадок, сторожей предупредил, что месяц буду волков ждать, спросил у ветеринара, каких павших животных можно брать для привады, круг большой сделал по угодьям, осматривая и считая следы. В общем, все как всегда.

Вечером собираюсь на ферму, тетя приходит, все, думаю, хана моим охотам, – отпуск испорчен, принесла ее нелегкая, сидела бы себе дома телевизор смотрела, чего по ночам шатается, или днем бы приходила, когда меня дома нет. А тетя и спрашивает: «Что, Юра, лис пойдешь стеречь?» «Там будет видно – отвечаю ей не очень вежливо. – «Ну, иди-иди». Проходит на кухню, выносит кусочек хлеба и кладет его мне в карман телогрейки и говорит: «Пусть лежит до конца твоего отпуска, только не вздумай его съесть».

Усмехнулся, а сам думаю: «Выйду в коридор и на столе оставлю». Пока собирался, брал ружье, про хлеб и забыл, пришел на ферму, в свой скрадок, зарядил ружье, постоял, пока глаза к темноте привыкнут. Смотрю в стекло – лиса на моей приваде сидит. Тихонько отодвинул его, поднял ружье – лиса так на приваде и осталась. Забрал ее и пошел домой.

Прихожу – тетя еще с моими в карты играет. Увидела лису, смотрит на меня и как-то загадочно улыбается. И начинаю я лукавить: «Ты, тетя Настя, каждый вечер приходи. Что дома одна будешь делать? У нас хотя бы в карты поиграет, да и поговорить есть с кем» «Ладно», – говорит. И стал я почти каждою ночь лис приносить, а днем зайцев да тетеревов иногда. И кто моим удачам радовался больше? Я или тетя, не знаю.

Как-то на одном поле заметил много лисьих следов и решил сходить на мышкование, да немного опоздал, лиса уже уходила, угадал я ее ход, добежал до оврага и сел за кустик, минут через двадцать вышла лиса прямо на выстрел, взял ее, положил на дерево, сел, покурил, и так мне есть захотелось. Сунул руку в карман, а там хлеб, сухой уже, и я его съел, как ножом резануло живот, боль страшная, скрючился весь, минут пять мучился – потом все прошло. Вспомнил я слова тети, да поздно.

Два дня тетя не приходила, а я с охоты возвращался пустой, даже мышь не видел. Вечером собираюсь в засидку – тетя приходит: «Ну, как успехи?» – «А никак! – говорю. – Ты не приходишь – и у меня пусто». Посмотрела она на меня и спрашивает: «Хлеб съел?» – «Съел». Только про живот ей ничего не сказал. Пошла она на кухню, через минуту выходит точно с таким же кусочком: «Не вздумай снова съесть – перетерпи», – и кладет хлеб в мой карман. «Будешь последний день на охоте, – говорит, – оставь его на калине птицам».

Выслушал я ее, собрался и пошел в засидку, а в час ночи принес домой волка. За тот отпуск добыл я 14 лис, правда, одна была лишайная – ее пришлось закопать, волка, 5 или 6 зайцев, два тетерева да рябчика. А пять лет назад тети не стало, было ей 86 лет. Последние годы встречи с ней приносили мне удачу. Ничто не вечно!

Снова я стал замечать, что, как встречу соседку, день впустую. И как бы я ни старался уйти незаметно, все равно встречу. Даже эксперимент проводил, сел у окна и жду, когда она пройдет, полчаса просидел – нет! Наверное, прошла! И какая-то сила поднимает меня с табуретки, выхожу на улицу – навстречу соседка. Я пытаюсь найти объяснение всему происходящему и не нахожу его.

Я снова в очередном отпуске. Снова собираюсь в засидку, приходит соседка, закуривает и спрашивает: «Куда ты?» – «Пойду на ферму посижу, может, кто придет!» – «Не ходи, – говорит, – день сегодня плохой». – «Это для тебя плохой, а для меня все хорошие». – «Ну, как знаешь!» А сам себе думаю, глаз твой на ферму направлен, я сегодня туда не пойду, а пойду на волчий переход, и твои чары меня там не возьмут. Волчья тропа проходит вдоль кладбища, через речку, вдоль оврага и к ферме. В начале оврага моя засидка, тут я их и поджидаю. До речки метров пятнадцать, и почти сразу за ней кладбище.

Об этом кладбище нехорошая молва ходит, пастух рассказывал, якобы его тут белый конь с длинной гривой гонял, говорит, еле убежал. А однажды, говорит, днем слышу, люди на кладбище разговаривают, думал, хоронят кого, решил сходить, может, рюмку нальют, пришел, а там никого нет, чуть сердце, говорит, не остановилось. Кто-то слышал, как по ночам на кладбище женщина причитает. Разные страшилки рассказывают об этом кладбище, каждый отпуск я бывал там в засидке, но ничего подобного не слышал и не видел.

В общем, пришел я на место, сел на приготовленный чурбачок и сижу, слева волчья тропа, прямо передо мной речушка, а за ней кладбище, кресты между деревьев просматриваются, собаки в деревне лают, в крайних избах окна светятся. Мороз градуса три, сижу тихонько – волков или лис поджидаю, луна в тучах, но видно довольно хорошо, и, наверное, вздремнул, спохватился, на часы глянул – начало второго ночи, тишина, аж в ушах звенит, и слышу, разговаривают две женщины, громко так, а о чем, не пойму, вроде как ругаются.

Откуда они взялись тут – в такое время, заблудились, что ли. И так нехорошо мне стало, холодком по спине потянуло, а голова под шапкой влажной стала. Нет, думаю, никто сегодня не придет, надо идти домой, и стыдно себе признаться, что боюсь. Поднялся с чурбачка и потихоньку домой, отошел метров сто, прислушался, вроде тише разговаривают, еще немного прошел, пропали голоса.

Стою и думаю: «Наверное, ушли, надо вернуться – еще посидеть!» А ноги назад не идут. Пришел домой, разделся – мама проснулась: «Ты чего так рано?» – «Да никто сегодня не придет, погода не та!» Чай попил, улегся, а сон не идет, мысли всякие одолевают, чертовы бабы, всю охоту испортили, но кое-как уснул.

Наутро пошел смотреть, откуда пришли и куда ушли женщины, по кругу обошел луг, на возвышении которого находится кладбище, ни одного человеческого следа. Что за хренотень такая, уж не инопланетяне ли прилетали, и такое неприятное ощущение испытываю. Пойду к своему чурбачку, вроде туда они направлялись. Перешел речку, подошел к сидушке, никаких следов, сел на чурбак, закурил, слышу, разговаривают. Господи, да что же это такое?

Ружье в руки и думаю: «Пойду навстречу, а там будь, что будет». И чем ближе подхожу к речке, тем громче голоса, а по спине пот ручейками. Подошел к берегу – никого нет, а голоса рядом, смотрю, а вода в реке спала, и стали видны камни, и шумит, журчит по ним вода. И как будто разговаривает. Челюсть у меня отвисла, и смех какой-то неестественный получился, стою и сам себе говорю: «Не смейся! А лучше расскажи, как ты, старый пень, сегодня ночью отсюда тягу давал!» Посмеялся над собой и пошел зайцев тропить. Удачным был и этот отпуск – волчица, пять или шесть зайцев да девять лис.

Каждую весну я приезжаю на весеннюю охоту. Хожу вдоль речки вниз по течению. И на этом пути есть кладбище, где покоятся останки моих предков. Возвращаясь назад, я всегда захожу к ним, положу на могилки по сигарете, подожду, пока они догорят, и ухожу к реке, в одном месте она делает крутой поворот, и на этом изгибе очень любят болтаться селезни. Тихонько подхожу, свечой поднимается селезень – стреляю, он падает на песок, половина на песке, половина в воде, на другом берегу, и, чтобы его взять, надо перейти на тот берег.

Вода уже вошла в берега, но еще глубокая. Метрах в десяти ниже по течению с одного берега на другой лежит сухая ольха, подошел, нет, не перейду я по ней, или ноги соскользнут, или сломается подо мной. Умом я все понимаю, но какая-то неведомая сила упорно тянет меня на эту ольху, и нет у меня сил противостоять ей.

Беру ружье в обе руки как балансир и, осторожно ступая, дохожу до середины – дерево подо мной ломается, и я лечу в весеннюю ледяную воду, погружаясь с головой, как кипятком обдает тело, отталкиваюсь ногами ото дна, в одной руке ружье над головой, другой гребу к берегу, мне бы туда, где селезень, но та же сила поворачивает меня и я вылажу туда, откуда пришел. Мне бы взяться рукой за дерево, снять сапоги, так нет же, снимаю рюкзак, кладу на него ружье, ложусь на спину, поднимаю ноги и вскрикиваю, вода из сапог течет по ногам.

Мокрый до нитки, проверяю документы, сигареты, спички, они все в целлофановых пакетах, перетянутые банковской резинкой, – все сухие. Иду вверх, метров через двадцать водой нанесло разный хлам и так спрессовало, что я перешел на другой берег, как по мосту. Взял селезня и бегом домой, и так почти каждую весну, но ни разу не заболел, видно, закалился.

Когда бываю на охотах и вижу дичь, стоит только подумать, все, она моя, обязательно промахнусь, и так на протяжении всей моей охотничьей жизни. А на последней охоте по лысухе выхожу из подъезда, а навстречу дворничиха с пустым ведром, тридцать раз промахнулся, и только одну добыл. Как все это объяснить? Случайности это, совпадения или самовнушение?! Или действительно есть какие-то силы в природе, неизвестные нам, которым мы не можем противостоять, и эти силы в определенных местах в определенное время могут влиять на наше подсознание, направляя туда, куда совершенно не хочется.

Я смеюсь над собой, над своими глупыми суевериями, и, прожив большую половину жизни, приезжая в очередной раз в деревню, продираюсь кустарником вдоль речки, чтобы соседка не видела, как я ухожу на охоту.