Изображение Госпожа удача
Изображение Госпожа удача

Госпожа удача

Забавное слово «охота»! Кстати, того же корня, что и «хотеть». Только желания не всегда совпадают с результатами. Правда, если бы совпадали, охота потеряла бы свою привлекательность и превратилась в поход по магазинам, где можно купить всё. Ан нет! Сегодня фортуна улыбнулась, а завтра, глядишь, отвернулась. И это хорошо. Ведь чем чаще исполняются желания, тем быстрее пресыщаешься. А жизнь «впроголодь» только разжигает аппетит. Главное — не умереть с голоду.

На Руси-матушке удачные дни на охоте выпадают не всегда. Иногда следуют один за другим, а бывает, пройдет не один год, пока их дождешься. Зато запоминаются они надолго. Конечно, тем, кто ведет дневники, легче проследить за своими удачами на охоте, но кое-что запоминается и без дневников.

Ружейным охотником я стал 18 мая 1953 года. И поначалу всякий выстрел, принесший добычу, считал за большую удачу. Но дни шли за днями, охоты за охотами, и постепенно я стал считать успешными только те дни, когда приносил домой не менее трех голов добычи. А началось все в августе 1954-го.

18 АВГУСТА 1954 ГОДА

В те далекие годы осеннюю охоту начинали рано, в первых числах августа. Но до середины месяца мне редко что-либо попадалось на мушку. Да и стрелять по ранней дичи было не особенно интересно: молодняк еще был вполовину меньше родителей.

В ту осень со мной на охоту пристрастилась ходить жившая в поселке лайка. Ее хозяин не был страстным охотником, пса содержали свободно, без привязи, и мне достаточно было посвистеть на окраине поселка, как Джек прибегал и уже не покидал меня до возвращения из леса…

Первым пес поднял выводок тетеревов и облаял одного молодого петушка, севшего в кроне приспевающей ели. Должен сказать, что одет я был не совсем по-охотничьи. На мне была яркая шерстяная рубашка в крупную красную клетку (настоящую охотничью экипировку из-за материальных трудностей я приобретал постепенно), поэтому к ели я подходил очень осторожно, прикрываясь другими деревьями. Мне никак не удавалось разглядеть, кого же облаивает Джек. И только когда я полностью вышел на чистое место, тетерев не выдержал и полетел. Выстрел оборвал его полет. Это была вторая птица, сбитая мною влет.

Уложив петушка в рюкзак, я вернулся на лесную тропу и двинулся дальше. Вокруг стоял сравнительно невысокий сосняк-зеленомошник с редкими небольшими вкраплениями куртинок березы, ивы и ольхи. В местах пониже небольшими группами и поодиночке встречались елки. При моем подходе из куртинки вылетел выводок рябчиков, и одна из птиц села на ветку сосны на расстоянии выстрела. Видимо, я поторопился, плохо прицелился, и рябчик после моего выстрела полетел по редкому сосняку. Куда он в конце концов делся, я не заметил.

Зато на выстрел тут же примчался Джек, метнулся вправо, влево, жадно ловя носом лесные запахи, и уже без команды помчался за улетевшей птицей. Ну, Джека-то в редком лесу было хорошо видно. Вот он на полном галопе резко затормозил, как-то изогнулся, сунул морду в мох и... поднял голову, держа в зубах рябчика. И это в ста метрах от меня! Разве б я нашел свою добычу без собаки? Спасибо, приятель!

Пошли дальше. Вскоре раздалась новая полайка моего четвероногого помощника. Я осторожно подошел. На этот раз разглядеть в ветвях молодую тетерку оказалось проще, чем первого петушка, и я выстрелил… Ну что ж, охота сегодня вполне удачна, можно и домой поворачивать. Я еще не знал, что впереди меня ждет сюрприз. Вот дорогу пересекла лесная тропка.

Почти машинально я бросил взгляд влево и увидел занятную корягу, лежащую метрах в двадцати от меня. Вся такая пестренькая, кругленькая, а наверху, словно рукоятка, торчит такой же пестрый сучок. Ну прямо готовая палица для древнерусского богатыря! Да нет! Это же рябчик! Оставалось только вскинуть ружье и выстрелить по «дубинке».
Итак, у меня было два тетерева и два рябчика. Неплохо!

19 АВГУСТА 1954 ГОДА

Почти такая же удача ждала меня и на следующий день. Естественно, я отправился туда, где охотился накануне: ведь там оставалось немало тетеревов и рябчиков. До места было около трех километров. Половину пути можно было пройти правым берегом, вверх по речке Деревянке, либо же левым, прямо по селу. Я, конечно, предпочитал идти прибрежной тропкой между кустов, чтобы не мозолить глаза любопытным, когда я с ружьем. Дальше я шел от верхнего моста полевыми и лесными дорогами.

На этот раз Джек нашел мне только одного петушка. Почти на том же месте, где я не очень удачно стрелял рябчика, разлетелся выводок, (должно быть, тот же), и один молодой налетел прямо на меня, другой сел на расстоянии верного выстрела. Но две птицы на фоне вчерашних четырех —мало. К тому же знакомый маршрут я прошел быстрее, чем накануне. Времени оставалось достаточно, и я решил на обратном пути свернуть вправо и обойти перелесками основную массу полей, включая совершенно неплодородное, с редкой травой урочище под местным названием Аэродром. Говорят, во время войны здесь и в самом деле был аэродром, но в описываемое мною время ни о каких самолетах не было и речи.

Интуиция меня не подвела. Как раз на подходе к дальней опушке Аэродрома, в заболоченной низинке, поросшей ивой и березняком, Джек азартным лаем призвал меня к себе.

Подходя, я увидел на березе молодого петушка тетерева, и через несколько мгновений укладывал его в рюкзак к лежавшим в нем птицам. На этот раз было три головы. Тоже неплохо.

5 ДЕКАБРЯ 1954 ГОДА

Этот день стал самым памятным в моей охотничьей практике. Свежего снега не было дня два. К тому же наступила оттепель, и я еще с вечера решил, что тропить зайца в таких условиях не годится, а лучше я пойду чучелить. Благо мой шалаш стоял в надежном месте и был отремонтирован еще два месяца назад, шесты-подчучельники вырублены тогда же, так что ничто не должно помешать охоте.

В декабре в Карелии светает поздно, но я все равно вышел заблаговременно, где-то около восьми утра. Два с половиной километра до знакомой березы промелькнули незаметно. Вполз в шалаш, прислонил к ветке ружье, достал из рюкзака чучела. Теперь моих тряпичных помощников нужно установить на березе. Погодка была пасмурная, но теплая, тихая.

Сегодня чучела должны быть развернуты зобом на восток. Одно из них я быстро установил, а с другим что-то не получалось: когда оно смотрело на восток, мне никак не удавалось закрепить шест на ветке; когда же это выходило, «взор» чучела был направлен на юго-запад. Ну что тут скажешь! Опустить шест, подправить чучело и снова поднять, установив, как надо, почему-то в голову не приходило, и я упорно пытался закрепить шест, не меняя положения обманки. Но что это?

— Ко-ко-ко! Ко-ко-ко!

Боже! Да это же тетерев! В двадцати метрах от меня, на другой березе! Приладил шест на ветке как придется, не разбирая, куда смотрит чучело, едва ли не комом свалился с березы, бросился к шалашу за ружьем — тетерев сорвался и улетел. Но метров через тридцать сидел второй. Выстрелил по нему. Неудача! Полетел и этот — вот досада! Влез в шалаш и только перезарядил ружье, как над шалашом пролетел косач, за ним второй. Последний сел за моей спиной на невысокую сосенку. Как неудобно! Я не мог развернуться для выстрела с правого плеча. Ладно, придется попробовать с левого. Есть! Упал! Это был едва ли не единственный за всю охотничью практику выстрел с левого плеча.

Подобрал птицу, посмотрел на часы: без двадцати десять. Почин сделан. Вскоре подлетели три тетерки. Удачно выстрелил по одной, а по второй, уже слетевшей, промахнулся. Подобрал добычу, залез в шалаш, перезарядил ружье. Тут мелькнула мысль, что хорошо бы взять себе за правило делать это до выхода из шалаша.

Вот подлетели еще две птицы. Ударил по той, что почернее. Она свалилась на землю. Я засмотрелся и не успел выстрелить по второй. Ого! Какой странный петух, раза в полтора крупнее первого, и перья на краю хвоста прямые, не изогнутые. Не иначе межняк — помесь глухарки с тетеревом. Бесплодная помесь и враг тетеревиного племени: на току не дает спариваться птицам. Хорошо, что я его сбил.

Вновь налетели две тетерки. Ударил по одной — упала подранком. Из-за этого опять не выстрелил по второй. Выскочил из шалаша — тетерка попыталась от меня убежать. Ну не гоняться же за ней! Ударил из второго ствола своей тулки и пошел подбирать. В это время подруга взятой птицы, сделав круг над полями, подсела к моим чучелам. А у меня ружье пустое.

Осторожно, чтобы не издавать лишних звуков, раскрыл ружье, вынул стреляные гильзы, заложил новые патроны, закрыл. Но при взводе курка щелчка избежать не удалось, и птица улетела, скрылась.

И еще дважды налетали ко мне птицы, на землю падали петушок с подругой, а по третьей птице я мазал. Не помню, как часто я поглядывал на часы, отметил только, что после шестой добычи было 10:40. Я решил сидеть до одиннадцати, но за это время ко мне никто так и не подлетел.

Собрал вещи, отправился домой. Лямки рюкзака давили на плечи. Ближе к деревне я пересек два волчьих следа, ведущих в густую куртину ольшаника напротив деревни. Дальше им идти было некуда, но преследовать их с моим грузом за спиной вряд ли было целесообразно. Решил: отнесу добычу домой, а там видно будет. Но за волками тогда я так и не собрался.

Мать меня встретила выговором:

— И куда ты столько натащил? Что я с ними делать буду? Давай-ка одну птицу отдадим соседке, две мне оставишь — к следующему твоему приезду приготовлю, — остальных вези нашим в Петрозаводск.

Что еще почитать