В ноябре за утками

Установившаяся теплая погода не давала мне покоя. Не может быть, чтобы все утки улетели на юг! Кряква непременно должна задержаться. И вот 10 ноября я отправился на свое любимое озеро Верестово.

У егеря Вячеслава на берегу оставалась легкая алюминиевая лодка. Я решил, что далеко заплывать не буду, обоснуюсь где-нибудь поблизости на островке. Сказано — сделано. Придя на берег, я озера не узнал. Оно разлилось, как весной. Кусты в воде, а прибрежные камыш и осока полегли, и глазам открылся огромный водный простор. Нашел себе укромное местечко и высадил чучела. Утки не летали. Но я был уверен, что полетят.

Сумерки сгущались. Изредка слышалось звонкое покрякивание уток и жвяканье селезней. Потом птица пошла, но почти в полной темноте. И мне пришлось довольствоваться лишь одной крякухой.

Утром 11 ноября я в темноте подошел к берегу. Сердце наполнилось радостью от кряканья, доносившегося со всех сторон. И тем не менее я остался без выстрела: утки небольшими стайками шли на недосягаемой высоте. Вечером начался дождь, и я просидел дома. И утро 12 ноября прошло без выстрела. Как и накануне, утки отдельными группками шли на большой высоте и на мои чучела не реагировали.

Вечером все повторилось. Слышался только посвист крыльев и мелькание отдельных птиц. Выслушав мои жалобы, Вячеслав посоветовал съездить на луговину у Мологи, где летом пасли скот (сейчас она была затоплена). В последнее время он наблюдал, как туда по вечерам направлялись утки. Я знал это место и вечером 13 ноября отправился туда на машине. Однако подъехать близко не удалось, и метров 800 я шел, опираясь на палку. Неожиданно с тревожным криком поднялись три кряковые утки. Их сигнал услышали другие птицы и тоже начали взлетать, но, покружившись, они снова садились. Это меня воодушевило: все, дальше не иду, остаюсь здесь. Но в душу закралась тревога: я ведь долго выстоять не смогу. Высмотрел куст покрепче, присел на него. Полностью усесться было нельзя — окажешься в воде. Через полчаса у меня замерзли ноги. И почему не обулся теплее? Впереди иногда пролетали утки. Эх, охота! На какие невзгоды не пойдешь, лишь бы потешить душу!

Но вот я заметил, как слева зашла стайка уток. Напустил их метров на 20. Три выстрела были как одна очередь, и две грузные птицы, поднимая фонтаны брызг, упали неподалеку. В разных местах стали подниматься утки. Я ждал. И вдруг все изменилось. Сумерки поползли между кустами. Возбуждение от удачных выстрелов прошло. Решил не испытывать судьбу. Пока еще светло, надо найти трофеи и выбираться. Быстро отыскал двух красавцев селезней — а что еще надо! Ноги ломило от холода…

Утром 14 ноября решил вновь посидеть с чучелами. Утки покрякивали, иногда проносились над головой, но вне выстрела. Где-то около десяти часов над озером показалась огромная, как туча, стая птиц. Всмотрелся — кряквы! И тут утки, по одной и парами, начали взлетать и, как ракеты, устремляться вдогонку за стаей. Зрелище было хоть и кратковременное, но впечатляющее. Наблюдать что-либо подобное мне еще не доводилось. К шалашу я пришел в мертвой тишине. Лишь раз в темноте послышался одинокий голос крякухи.

Утром 15 ноября я снова отправился на охоту. И опять тишина. И опять с того же места, откуда и вчера, доносился голос кряковой утки. Как он был не похож на азартные, призывные голоса, что приходилось слышать раньше! В нем было столько тоски и отчаяния от грядущего одиночества. Подранок, подумалось мне. Может быть, я своей неуемностью лишил утку возможности улететь вместе с подругами?.. На душе стало как-то неуютно. На другой день я уехал домой.