Платник

Платники в народе не в почете. Многие из поколения рыбаков вообще не признают в них ловлю, считая ее неким эрзацем. Другие относят ее к прихоти богатых. Существуют и сторонники этой рыбалки. Так или иначе, платник в последние годы стал объективной реальностью, отрицать которую невозможно.

 Лето не удалось. В водоеме, в котором по весне был прекрасный клев карася, произошел мор. Подъехав к нему в начале июня, я застал весьма унылую картину. Сотни мертвых карасей колыхал легкий бриз у берега. А ведь совсем недавно здесь происходил небывалый нерест: камыши буквально ходили от наплыва рыбы.

Впечатления от увиденного охладили рыбацкий пыл. Думалось, как мы ничтожны перед стихией и какими врагами являемся самим себе. Потерянный за водоемами контроль в последние годы сказался. В реку можно спустить что угодно. Природа стерпит...

В октябре позвонил старый друг. «А не съездить ли нам в Энское, — сказал он, — говорят, там форель хорошо ловят».

Прежде я бывал на платниках. Порой на путевку налавливали килограммов по 12 карпа. Но времена менялись, и рыбалка становилась, как теперь говорят, весьма бюджетной. Жена говорила: «В супермаркете живая рыба по такой же цене». И была права.

Но ведь рыбалка это не шоппинг. И я, заведенный предложением друга, говорил ей:
 — Наташ, помнишь, прежде ходили с друзьями в баню, — парилка, пустые посиделки с пивом и еще кое с чем, одни расходы и только.
 — Да, уж...
 — Вот, или в ресторан какой-нибудь, — одна головная боль на утро.
 — Ладно, езжай.

Был понедельник. Назвать утро хмурым мог только оптимист. Сильный ветер бил по лицу дождем со снежной крупой. Ночной мороз сменился циклоном.
На водоеме мы оказались почти одни. Сам он частично был покрыт льдом и в поисках прогалины мы прошли метров триста.

Это рыболовное хозяйство было знакомо мне прежде. Весьма уютно обустроенное, с деревянными мостками — приют рыболова, и место, где возможна эксклюзивная рыбалка.
Чтобы поймать сома, надо совершить целое путешествие в низовья Волги. Но вот на противоположной стороне пруда один из рыболовов произнес целую тираду по поводу сорвавшейся рыбы. Он был так красноречив, что я по мосткам ринулся к нему. После второго заброса что-то очень мощное село и на мою блесну. Это был сом, которого мы вместе с моим визави минут через десять вытащили на берег.

Или вот весной я упражнялся в спиннинговой проводке. Воблер был форелевый. И вдруг мощный удар. На крючки садится огромная щука. Потом на взвешивании в ней оказалось более четырех килограмм, и при этом она уже сбросила икру.

Ненастье усилилось. Мой товарищ нацепил креветку на крючки, забросив их метров на десять от мостков. Я рассчитывал половить на спиннинг, но обнаружилось, что ящик с блеснами остался в машине, что не расстроило, так как стоять в снежном буране было невозможно.

 — Как дела? — спросил я, вернувшись, у товарища.
 — Одна, маленькая, — отвечал он.

Нацепив воблер, который по ощущениям и прежнему опыту, мог понравиться форели, я начал методично облавливать фарватер, еще не покрытый льдом.
 — Ну, давай же скорей, — услышал я вдруг.

Приятель вываживал что-то солидное.
 — Да вот же она, — в нетерпении шипел он.

Промазав пару раз, мы завели наконец форель в подсачек. В ней было не меньше двух кило.

Произошла разборка полетов, где я настаивал, что поймавший заводит рыбу в подсачек, а приятель был убежден, что я ни на что не гожусь.

О погоде теперь не вспоминалось, хотя ненастье разыгралось так, что и поплавков не было видно. Но грустные мысли не оставляли меня. К этому моменту у приятеля были уже четыре рыбы и масса сходов. Я же не видел ни одной поклевки. Перейти на креветку не позволяло самолюбие: решил на блесну — значит, на блесну. Впрочем, не факт, что брало бы и на креветку. Мысли о собственной ущербности в такие моменты посещают рыбака.

Отчаявшись, я просто отбывал номер. Как вдруг сильную тяжесть ощутили руки. Инстинктивно я рванул удилище на себя. Заработал фрикцион. Безусловно, это была рыба.
Борьба продолжалась минут пятнадцать, пока показалась рыба. Перед мостками она сделала классический лососевый кульбит, заставив сильней биться сердце. Подсачека не было, взяв леску в левую руку в метре от рыбы, я приподнял ее голову над водой, затем, схватив под жабры, выбросил на мостки. Воблер же сам вылетел из пасти.

Красота рыбы была необыкновенной. Здесь эту форель называют золотой. В весе она достигала не менее трех кило. Ощущение времени и пространства вдруг куда-то пропало. Показалось, что я выловил семгу в устье Керети, впадающей в Белое море. От воспоминаний защемило в груди.

Рыбалка состоялась. И совсем не думалось, что рыбу привезли в подмосковный пруд из Карелии, что есть нечто неестественное в этой ловле...