Осенние оказии

А я потихоньку готовлю себе лежак, дрова нарублены и уложены возле костра. Рядышком, почти под ногами бежит река, и нет-нет да и разбегутся круги по воде после всплеска хариусов. Увы, удочки у меня с собой сегодня нет, так что с достоинством переношу издевательства рыбы. Да и так здорово побыть целый день в золотом лесу. Иногда нагибаюсь и набираю полную ладонь спелой брусники, а ее здесь видимо-невидимо – и в рот, ну как бы подачка голоду, который по-серьезному на меня наехал.

 Солнце уже скрывалось за лесом, и недалеко та минута, когда по лесу поползет мрак. Ночь будет безумно красивая, возможно градусы скатятся за нулевую отметку, но это меня нисколько не тревожит, дров предостаточно. Между тем ужин готов, расстилаю скатерть-самобранку и на ней появляются огурчики и помидорчики, лучок, чесночок. Снимаю котелок с огня, наливаю полную миску деликатеса, и с поднесенной ложкой у рта застываю. Малыш соскочил с места, отбежал от костра и смотрит в сторону леса. Ну и смотри, думаю, себе на здоровье. Ты сыт, а мой желудок уже давно бьет по животу, мол, голодом заморишь, хозяин. До чего вкусная похлебка, хотя в лесу любая снедь вкуснее, чем дома.

 Через минуту пес встает на задние лапы и все пытается уловить звуки, которые  услышал от костра. Был бы зверь, уже бы заголосил во все горло. А вдруг сохатый где-то фыркнул, не дай бог, увяжется, ищи потом его свищи. Дай-ка я его привяжу. Но и привязанный кобель натянул поводок в струну, так и тянется к лесу. Да ну его в баню, на ночь глядя в страшилки решил поиграть.  

Огурчик хрустит на зубах, запивается бульончиком, заедается мясом, аж пот прошибает. А потом сверху крепкий чай со смородиной, даже дышать становится тяжелей. Закатываю бревна в костер, и наконец-то спина чувствует под собой лежак. Самый закат. Мошка надоедливая почувствовала приближение холода и ударилась в бега. Ну чем же здесь не рай? Пес между тем решил немного порычать. Когда, говорю, угомонишься или за день не набегался? Через какое-то время даже заскулил от азарта. Встаю, беру в руки ружье, отхожу от костра на приличное расстояние и замираю. Тишина такая, что даже в ушах звенит. По глади Келды начал подниматься туман. Красный закат накрыл собой и без того пеструю тайгу, и все цвета осени смешались, ну просто натюрморт из красок. Вдруг мне показалось как будто схлопотал глухарь. Малыш даже взвизгнул, у него-то слух гораздо лучше моего. Ну, думаю, глухарь так глухарь, что за невидаль. И вдруг опять почти в том же месте более четкая посадка птицы, а потом еще и еще. Малыш пытается освободиться от привязи. Я иду к костру и говорю собаке, чтобы он сменил свое поведение. Морда у него хитрющая, и так повернет ее, и этак, лапой помахает, выпрашивая свободу. Но я твердо решил его не отпускать на ночь. Все там сразу перевернет кверху дном. И уже лежа на лежаке, я вспомнил рассказы друзей, которые присутствовали на осеннем току. По их рассказам, глухари пели и вечером, и утром. Что же, завтра и проверим, решаю я. Еще долго я не мог уснуть, наблюдая как ночь выталкивает свет со своей уже законной территории, как с каждой секундой все больше и больше звезд на небе, где начинает вырисовываться Млечный путь. Не будь я таким усталым, так и таращил бы еще долго глаза на это удивительное небо.  

Очнулся я оттого, что костер перестал согревать меня своим теплом. Пришлось встать, подбросить побольше дров и опять лечь спать. Уже вышла луна, бледная, огромная, освещая дорогу тем, кому сейчас не до сна. Было всего полпервого ночи, так что мои глаза тут же закрылись. Когда прохлада опять сыграла подъем, было уже пять часов утра. Туман поднялся такой, что в десяти шагах ничего не видно. На ощупь иду к реке за водой, кипячу воду, завариваю чай и завтракаю, поджидая минуты рассвета. С реки доносится громкий всплеск рыбы, похоже, семга зашла в яму и вытуривает из нее местное население в виде хариусов. Дождавшись, когда посветлело и за непроглядным туманом на востоке стало подниматься солнышко, я с ружьем через плечо медленно по компасу побрел прямо на юг. Правда, прежде прочитал нотацию своей собаке, чтобы она ждала меня здесь. Пес, окончательно обидевшись на меня, лег и отвернул в сторону свою красивую морду. Метров через четыреста я вышел на край соснового болота: все, дальше идти некуда, глухари садились на деревья где-то в этом районе.

 Усевшись на сушину, которую свалил бродяга-ветер, я стал слушать тишину. Минут через двадцать невдалеке я услышал отчетливо щелчок глухаря. Ему ответил сосед, потом другой, и минут через пять петухи запели по-настоящему, как весной. Их подхватили другие птицы, и вот на моем слуху поет шесть глухарей. Но это же не весь ток, качаю головой от удовольствия и начинаю подходить к ближнему певцу, а то туман стал быстро редеть. Все глухари поют на деревьях, да и чего им делать на земле, коль глухарок рядом нет. Подхожу, как весной, два шага под скрежетание, и остановка. Петух поет почти беспрерывно, поэтому подхожу быстро и после последней остановки вижу его всего в десяти метрах от себя на низкорослой молодой сосенке. Хвост веером, голова трясется, правда, кажется он не черным, а серым. Не тороплюсь поднимать ружье. И он застыл на секунду, приподнял голову и смотрит в сторону реки. И до моего слуха доносятся причитания моей собаки в виде воя. Глухарь оценил ситуацию: друзья его поют взахлеб, и он тоже продолжил свои песни. После выстрела, а стрелял я его под скрежет соседа, он рухнул камнем на землю. Целил я ему прямо в голову, на таком расстоянии «троечкой», стреляя по корпусу, я бы просто испортил тушку птицы. На удивление, соседний петух пел, а ведь грохот от моего выстрела еще долго гулял эхом по округе. Минуты через три сзади себя слышу шум, поворачиваюсь и глазам своим не верю. Малыш с обрывком поводка летит пулей ко мне. Видели бы вы его глаза: обида в них сверкает и гнев. Общаться со мной ему, видимо, не хотелось, и он сходу своим чутким ухом уловил песню глухаря. Белой стрелой летит в ту сторону, а через несколько секунду его азартный лай будит окружающий лес. Глухарь заскеркал, соседи подхватили дразнилку, да ко всему этому с земли поднялся целый выводок глухарей во главе с мамкой. Что тут началось! Глухара орет «ко-ко-ко» так, как будто с него вживую снимают шкуру. Меня разбирает смех, бедный пес аж завизжал от той неразберихи, в которую он попал. Но все же вскоре пес разогнал это скопище птиц по разным сторонам света и с высунутым языком примчался ко мне. Гоняясь за птицами, он, наверное, потерял всю свою злость на меня. И мы, пообнимавшись, направились к костру. Я ему простил перекушенный поводок, и мы были квиты. А дальше путешествие в обратную сторону. Новые встречи с глухарями, точные выстрелы. Любование природой. И вновь кусочек счастья я отломил у осени и спрятал в свою душу, чтобы пронести его через всю жизнь.