Смотрел я сегодня утром очередные телепутешествия, и сразу вспомнились мои служебные командировки и охотничьи поездки во многие регионы нашего бывшего огромного Союза.

Вспомнилась Сибирь-матушка с ее неохватной ширью и раздольем. Небольшой городок, окруженный великолепными березовыми лесами, вперемежку с колхозными полями, а чуть дальше начинается настоящая тайга – сосны да ели, темный хвойный лес.

Там-то я и добыл своего первого тетерева. И все это встает перед глазами, как будто было вчера, хотя прошло уже более тридцати лет. Знакомые охотники сообщают: косачи в трех десятках километров от городка. Пригласили поехать. Разве можно отказаться: ведь я с легавой на тетерева еще не охотился. Ранним воскресным утром на машине враз домчали до березняков. Август, а здесь еще овес не убран. Зима тут долгая – до апреля–мая. Сибирь не Дон. Белый с коричневыми пятнами сеттер (скорее всего, имеется в виду оранж бельтон – прим. ред.) ткнулся холодным носом в мою руку. Отбежав десяток шагов, он резко повернул назад и вновь очутился у моих ног. Его хвост постукивал по моим сапогам. Видно, моя «предстартовая лихорадка» передалась и псу. Взвизгнув от полноты чувств, сеттер пружинисто взметнулся всем своим ладным телом и уперся передними лапами в мою грудь, лизнул меня в подбородок, губы, нос, как бы успокаивая. Мол, не волнуйся, птички сейчас кормятся, разомлели – вот мы их по холодку и возьмем, запашок-то свежий. Во всяком случае, так мне казалось.

А он опять азартно унесся вперед, резко повернул налево, а вон уже мелькает справа. Едва удерживаясь, чтобы не побежать за собакой, подхожу к белоствольным, каким-то родным деревьям. Посвистываю, даю знать о себе. Пес на ходу оглядывается, и я на мгновение вижу его бело-розовый оскал. «Прекрасно вижу тебя», – говорит мне умный взгляд четвероногого охотника. Его гибкое тело скользит меж стволов, мелькает на маленьких полянках, скрывается в низком кустарнике. Так и идем мы – человек и собака, словно слитые воедино и охваченные одной чудесной страстью. И не нужны тут разговоры и команды. Достаточно одного взгляда. Сколько мы уже идем – пять, десять минут, а может и полчаса – кто скажет? Сеттер задержал свой стремительный бег, как-то весь подобрался. Его черный влажный нос, блестящие глаза, сухая голова, все нервное тело словно нацелены в одну точку. И я тоже по какому-то неведомому закону весь обращаюсь к этой невидимой таинственной точке.

Ружье потеряло свой вес. Палец стынет на спусковом крючке, оба ствола готовы разразиться огневым громом, хлестнуть свинцом. Сеттер, подрагивая носом и сжав пасть, тронулся с места. Несколько коротких шажков – и, слегка повернув голову, собака оглядывается на меня. «Следи за мной, все будет хорошо», – как бы говорит мне этот взгляд. «Ладно», – отвечаю взглядом. Сеттер мягко двигается вперед, скользит меж кустов и деревьев, ускоряет бег. Редеют березы. В просветах – голубизна неба. Белая в коричневых пятнах спина собаки мелькает на опушке все дальше и дальше от меня.

Я, как привязанный, следую за собакой. Она и кто-то невидимый мне ведут жесткую игру, и я знаю, с каким исходом. Они уводят меня от опушки на нескошенную поляну, где серебрится колючий осот. Сеттер замедляет бег и, словно поплавок при потяжке рыбы, уходит в пестроту березового мелколесья, поросшего кустами. Почти бегу следом.

Как стучит сердце! Во рту сухо, першит в горле. Что-то мне говорит: сейчас. Белая паутина перехватывает разгоряченное лицо, досадливо, одним движением смахиваю ее. Вижу: сеттер замер на стойке, изогнувшись, с головой, вытянутой на уровне спины. Ждет меня! За мгновение в голове проносится: «Господи, сколько же нужно было времени, труда и умения, чтобы укротить древнюю дикую собаку, которая бросалась и рвала дичь, и довести ее до такой красоты!»

Но уже в следующую секунду мы вместе делаем шаг, другой и... вот! С треском разломилась тишина. Взлет сильного тела. Из кустов несется черная птица. Ее шея вытянута, закругленные крылья туго натянуты, словно боевые щиты у древних воинов. Мелькает белоснежное подхвостье. Тетерев прорезает воздух – он уже над поляной. В какое-то мгновенье кажется,что вижу его тревожный глаз, обращенный к земле. Мушка скользит за черным метеором, плавно опережает его – гремит ружейный гром! Птица, вскинув большую голову, дугой падает на землю.

Вот он, черный красавец – тетерев-косач!

Позже довелось мне видеть немало лесных петухов, случалось выпугивать их шумные стаи до десятка птиц. Но самая первая встреча с косачом никогда не забудется, более всех мне дорога. Ясно помню черноперого сибирского удальца, с фиолетовым лоском вокруг шеи и головы, с красным надбровьем и белым пышным подбоем хвоста. Заприметил я пару-другую белых перьев посредине черного крыла и серо-коричневую окраску маховых перьев.

Эх, жаль, что не было тогда у меня с собой фотоаппарата с цветной пленкой. Такая красота, достойная кисти художника, осталась бы на память на всю жизнь.

Что еще почитать