Человек с медной головой

История эта была услышана давно в глухом таежном поселке, в верховьях реки Лены. Уже тогда она превратилась в местную легенду, обросла суевериями.

Подобными «страшилками» может похвастаться здесь любая деревня, и всегда найдутся желающие поведать их пришлому человеку. Поэтому легенды живучи и неохотно развенчиваются даже при явной разгадке.

Двое студентов-охотоведов, приехавших на практику в госпромхоз, рано утром начали поход, следуя за штатным охотником, согласившимся принять их на свой участок. Над деревней стоял холодный туман, редкие петухи еще несмело прочищали глотки после ночного сна. Вот исчезли из вида темные силуэты домов, запоздало тявкнули на задах сараев дворовые псы, и дремотная тайга сомкнулась за спинами путников.

К вечеру уставшие студенты с надеждой вглядывались в каждый поворот тропы, мечтая увидеть долгожданную избушку — конец пути.
Избушка появилась неожиданно. В подступивших сумерках стены ее приветливо светились слегка потускневшими от времени кедровыми кругляками. Наконец-то отдых! Но опередивший пеших студентов штатник не подвернул уставшую от поклажи лошадь к манящей избе, а продолжил путь по основной, уже подстывшей от мороза тропе. Скрывая разочарование, парни проводили глазами зовущее на отдых зимовье…

Уже почти в полной темноте путники увидели клочок неба и поляну, освещенную набравшей силу луной. Еще несколько метров — и вот оно, пристанище! Ребята, ликуя в душе, с облегчением скинули рюкзаки, разгрузили лошадь. Хозяин открыл дверь зимовья. Пахнуло застоявшимся прелым воздухом. В луче фонарика, прокатившись неясным клубочком, прошуршала потревоженная мышь. Практиканты шустро развели в печурке огонь, смахнули с тесаного стола и подоконника помет вездесущих грызунов.

Пока охотник управлялся с лошадью, студенты сварганили нехитрый ужин. Поев и разомлев от нехитрой пищи, они помыли посуду в ручье, постояли, прислушиваясь к тишине. С соседней полянки доносилось фырканье пасущейся лошади, глухой звук ботала. Глубоко вдохнув напоследок хрусткого свежего воздуха, все вернулись в зимовье, улеглись на нары. Мягкий, теплый мрак заполнил избушку. Мысли в голове путались, обволакивались пеленой дремоты. Младший из студентов уже готов был провалиться в сон, как над ухом раздался тонкий зуд комариного писка. Можно было бы не обращать внимания на «певца», но ведь известно: ничто так не досаждает, как стон комара-одиночки.

Звонкий шлепок, раздавшийся в сонной тишине, разбудил проводника. Он с громким всхрапом приподнялся на нарах, но, выяснив в чем дело, протяжно зевнул и, нащупав ногами самодельные галоши, сделанные из обрезанных резиновых сапог, вышел из избушки. В приотворенную дверь залпом ворвался порыв студеного ночного воздуха. Младший студент вдруг понял, что спать расхотел. Закемаривший было товарищ протянул руку к оставленной на столе пачке папирос. Вернувшись, охотник тоже закурил.

— Дядя Степа, — неожиданно для себя обратился к проводнику младший охотовед, — почему Вы не захотели остановиться у первой избушки? Онавроде на Вашем участке, и место там хорошее.
Охотник поначалу ничего не ответил, лишь задумчиво стряхнул пепел самокрутки, потом, покряхтев и привстав на лежанке, сказал:
— Нехорошая та изба. И место поганое! — потом помедлив, поведал следующее.

Лет десять назад избушку построил местный пожилой штатник. Все лето на это потратил. Но и зимовье получилось — игрушка! Только вот железной печкой не обзавелся. В тот год их в промхоз не завезли, а бочки подходящей не нашлось. Да и не привыкать местным: спокон веков они обходились печами, сложенными из камня-плитняка. Дымили они, конечно, но ничего, терпели. К тому же по теплу варево мужик готовил на костре, избушку лишь изредка протапливал, чтоб скорее просыхала.

С наступлением охотничьего сезона все разъехались по своим участкам. Мужик остался один, договорившись о встрече в новогодний праздник со своим соседом-промысловиком. В последний день декабря хрястнул сильный мороз. Сосед мужика, верный данному обещанию, нешуточно продрог, добираясь до избушки гостеприимного товарища. Сделав последний поворот к зимовью, он очень удивился, не увидев приветливого дымка из трубы, и, подгоняемый невнятной тревогой, поспешил к жилищу. Распахнув дверь, он поначалу ничего не увидел, но приглядевшись, обнаружил хозяина избушки лежащим на полу головой к очагу. Лицо было черное, опухшее. Приподняв тело, он только и услышал неразборчивое: «Приходил человек с медной головой. Ужас!» И все. Хозяин умер. Гость сдрейфил, сгреб манатки и рванул в деревню. Шум поднялся: милиция, то да се… Похоронили. А загадка осталась. Ходили слухи — перепил. Так непьющий же был! Изба умершего хозяина несколько лет пустовала. Пугала неразгаданной тайной. Даже угодья, богатые зверьем и дикоросами, не могли победить затаившийся в душах людей ужас.

Через некоторое время появился в госпромхозе новый охотовед. Шустрый. С деловым задором. Заинтересовался: а что это такой хороший участок не осваивается? Ну народ и объявил, что место то поганое, загадка там какая-то кроется. Охотовед поднял охотников на смех. Что за невежество! Что за предрассудки! И промысловиков зло взяло: иди, мол, в избушку да и переночуй там! Охотовед, раззадоренный спором, не испугался и согласился. Решено было, что мужики затаборятся неподалеку, а он на ночь останется один в зимовье.
Через недельку на лошадях собрались в угодья. Мороз уже хороший был, да охотникам холод нипочем. У каждого имелся запасец крепкого самогона, а с ним сам черт не страшен. Выехали рано и ближе к сумеркам были на месте. С веселым гоготом, всячески подначивая смельчака, пожелали ему спокойной ночи. Сами, подогретые выпивкой и огнем жаркого костра, весело перебраниваясь, допоздна припоминали разные необычные и жуткие истории.

Ближе к утру прикемаривших было и уже задубевших охотников разбудил грохот выстрела. Разорвав звенящую тишину, он буквально подбросил их с мест. Хоть и оторопь взяла, а рванули к зимовью. С опаской приблизившись к поляне, увидали настежь распахнутую дверь и лежащего ничком на снегу охотоведа. Напуганные, обескураженные охотники, хорошенько утеплив, отвезли пострадавшего в деревню. На третий день, слегка оправившись, но мучаясь сильной головной болью, тот рассказал, что произошло.

Оставшись один, он перво-наперво затопил очаг. Сварив ужин, вышел на улицу, предварительно подкинув в каменку очередную охапку поленьев. Изба выстыла и требовала много тепла. Взошедшая луна поднялась над лесом, посеребрила поляну напротив окна. Тишина и покой! Такой покой, который вызывает неясную тоску о чем-то утраченном или несовершенном. Почувствовав странную головную боль, охотовед невольно поморщился. Он был молод и здоров, и хворать не входило в его планы. Появившийся звон в ушах и легкую тошноту парень посчитал следствием усталости и решил, что пора лечь спать. В избушке было уже жарко. Раскаленный камень-плитняк тихо потрескивал. Загасив лампу, охотовед прилег на нары. Голубым квадратом четко вырисовывалось окно. Свет луны узким клином отражался в треугольнике старенького зеркала, висевшего на стене, и вопреки воле притягивал взор. Жаркая и липкая теплота зимовья убаюкивала, раскачивала нары, вызывая упоительные детские воспоминания. Но что-то нарушило грезы охотоведа. Ранее звенящая тишина избушки неожиданно загремела в ушах пульсирующими ударами. В душе возникла смутная тоска и безотчетный страх. Присев на нарах, охотовед попытался встать, но ноги, наполненные вязкой слабостью, не слушались. Сердце бешено колотилось, в висках стучало. Вдруг то ли шорох, то ли звук, тягучий и шаркающий, донесся снаружи: ш-у-х, шу-у-х, шу-у-х! Вот он утих, но тотчас раздался вновь, уже ближе. Из последних сил, шатаясь, охотовед пробрался к окну. Выглянув наружу, он увидел некую зыбкую тень. Исходивший от нее ужас просачивался сквозь стены избы и проникал в самое сердце. Неясные шорохи перешли в отчетливый хруст тяжелых шагов, неумолимо смещающихся в сторону дверного проема.

Не выдержав муку неизвестности, парень, держась за стену, с отчаянным усилием открыл дверь настежь: с горы, к дальнему краю поляны, шаркающей поступью спускался огромный человек. А может, вовсе и не человек?! При движении силуэт призрачно колебался, ежесекундно меняя очертания. В безмолвном страхе охотовед с великим трудом оторвал свой взгляд от чудовищных ног великана и переместил его выше. Голова монстра была огромная и круглая, как полная луна. Сияние, исходившее от нее, поначалу было мертвенно-белым, но по мере приближения потемнело и в какой-то момент стало медно-красным. Оно неудержимо притягивало. И не было сил оторвать взор от этого мертвящего зрелища.

— Бежать, бежать! — вяло ворочалось в затуманенном мозгу. — Нет, надо узнать, что это, кто это?
И тут охотовед понял, что за жуткий гость явился к нему с визитом. Это же Медноголовый — тот, кто убил хозяина избушки! Застонав от бе­зысходности, парень из последних сил дотянулся до карабина, висевшего у входа, и, не целясь, нажал на спусковой крючок…
Весть о происшествии облетела всю округу, наделав много шуму. Вполне возможно, история эта так и не была бы разгадана. Но расквартированные в деревне геологи заинтересовались случившимся. Осмотрев избушку, очаг, они помороковали и дали ясный ответ: виной всему местный камень-плитняк. При высокой температуре он выделяет ядовитые, дурманящие вещества. Обе трагедии произошли в сильные морозы, когда печь интенсивно топилась. Охотоведа спас лишь свежий воздух, ведь после выстрела он выполз из зимовья наружу...
Несмотря на то что объяснения геологов были приняты всеми, осадочек, как говорится, остался. Никто больше в избушке той не жил.

 — Вот и я не захотел в ней заночевать, — сказал проводник и, подумав, промолвил: — От греха подальше. Чем черт не шутит?!
А потом, как бы стряхнув с себя воспоминания, громко приказал:
— Марш до ветру! Заболтался я тут с вами! Завтра дел невпроворот!
Выйдя из избушки, младший студент слегка задержался. Ночной морозный воздух приятно вливался в легкие, холодил затылок. Тишина! Поляна с заиндевелой пожухлой травой, освещенная полной луной, казалась белым пятном, обрамленным, как помутневшее старинное зеркало, остроконечными черными елями. Размытый контур спящей лошади дополнял картину, делая окружающий мир призрачным. Тихо. Как тихо! Впрочем, если б не зазвучавший вдруг еле слышный шелест ног... да дрогнувшая в небе луна, засиявшая красноватым светом…
— Фу ты! Наслушался страшилок! — подумал студент и торопливо скользнул в теплое зимовье.