Андрей Анатольевич служил художником-иллюстратором в том издательстве, где печатался мой отец, специалист по управлению паровыми турбинами.
Я помню, как он, приходя к нам домой на Ордынку, приносил с собой тугие ватманские рулоны с разрезами деталей и узлов первых паровых турбин разных типов.
Иллюстрации обсуждались авторами какое-то время, а потом разговор неизменно переводился в охотничье русло, причем, как правило, обретал конкретику.
Планировался очередной выезд на охоту, в которой, если это была вальдшнепиная тяга, обязательно участвовал Андрей Анатольевич.
Из его рассказов следовало, что нет ничего лучше этой охоты: тут и свежее дыхание весны, и первые подснежники, и первые дрозды, и первые почки на деревьях, и долгожданное хорканье вальдшнепа...
В тот раз, лежа на спине, он мечтал, что еще много-много раз будет каждую новую весну так же радостно впитывать в себя проявления пробуждавшейся природы и трепетать при хорканье приближающегося вальдшнепа...
Перед самой войной 1941 года пришел он к нам в дом без обычных своих сечений турбин, а протянул отцу маленькую акварель, на которой была изображена любимая им охота: пейзаж сумеречного леса, охотник, услышавший заветное хорканье, и силуэт птицы, ради встречи с которой и ездил он с завидным постоянством в весенний лес. И я предлагаю посмотреть ее нашему читателю.
После войны след Андрея Анатольевича как-то затерялся, но любовь к вальдшнепам, привитая мне им, заставляла меня по возможности не упускать случая постоять на тяге. Надо сказать, что тяги, которые мне запомнились, бывали иногда очень поучительными.
Оказалось, что «тянущие» вальдшнепы отнюдь не хаотично пролетают над перелесками. Из многих посещений определенных охотничьих угодий я понял, что вальдшнепы имеют многолетние предпочтительные трассы, зная которые, можно всегда взять одного или двух самцов, если даже вокруг не будет слышно стрельбы других охотников.
Еще от отца я получил немало советов относительно характера погоды, которая во многом определяет добычливость конкретной вечерней охоты. Так, теплая погода с затяжным моросящим дождичком сулит успешную охоту по медленно и низко летящей птице при частом и громком ее хорканье. Солнечная холодная и тем более ветреная погода может дать нулевой результат: вальдшнеп будет пролетать высоко, быстро и практически беззвучно, изредка издавая хорканье и цвиканье.
Как правило, вальдшнеп определяет, что ему пора подниматься на вечерний облет территории в поисках будущей подруги, по конкретному наступлению сумерек, связанных с заходом солнца.
Однажды в пятидесятые годы в вологодской глубинке случилось нам с отцом в один и тот же вечер пострелять вальдшнепов на двух тягах, прошедших весьма результативно с интервалом около сорока минут.
Стоял хороший теплый весенний день, не предвещавший каких-либо погодных перемен. Мы с отцом пришли к известному нам месту вечерней тяги около семи часов вечера. Сняли рюкзаки, вынули ружья из чехлов и присели переждать часок-другой до начала тяги, да и попутно перекусить чем Бог послал.
Сделали по паре бутербродов, наполнили термосные крышки горячим густым чаем, заваренным с травами разного сорта, как вдруг стало темнеть: неожиданный ветер нагнал откуда-то темные тучи, все померкло вокруг; и тут услышали мы хорканье вальдшнепа. Быстро опрокинув чайные стаканчики, стали мы лихорадочно заряжать ружья и занимать места на ближайших полянах.
И пошла тяга! Мы с отцом уже взяли трех птиц, как вдруг рванул неожиданный ветер, вмиг разогнал тучи, и заново осветило округу не зашедшее еще солнце. Все в природе вернулось на исходные позиции. Оживленно рассуждая о чуде, произошедшем с нами, мы с отцом вернулись к своим рюкзакам и спокойно принялись закусывать.
Вскоре естественный и своевременный заход солнца подсказал нам, что пора идти на запланированную тягу, которая вот-вот должна начаться. Она действительно началась, и мы взяли еще по паре птиц, чему были несказанно рады.
Вспоминается и один казус, связанный с весенней тягой вальдшнепов, но уже в более поздние времена. Это произошло в семидесятые годы в брянской глубинке, в Нерусском охотничьем хозяйстве.
А было так: как-то один из бывших стендовиков и товарищ мой по охотничьим поездкам, Герман, к этому времени уже бывший в ранге полковника МВД, предложил мне съездить круто поохотиться на селезней, так как у него после охот на копытных остались хорошие связи с руководством охотхозяйства. Это сулило ему перспективу недурно поохотиться на весеннего селезня в лучших обходах этого хозяйства.
Однако все вышло далеко не так, как казалось полковнику. Дело в том, что Брянщина потому отчасти и была в военное время оплотом партизан, что многие территории области являли собой для вражеских войск непроходимые преграды.
Огромное количество водных угодий для пролетных селезней и уток оказывало пагубное влияние на добычливость охоты, так как на квадратном километре, где еще селезню можно услышать зов подсадной утки, этих селезней могло расположиться один-два, а то и вовсе ни одного!
По приезде, подгоняемые нетерпением, мы с Германом сразу же были отправлены на вечерку в прицепе гусеничного трактора, который вез нас к будущим шалашам по совершенно непролазной дороге.
Наконец показались довольно сухие перелески мелколесья, сверкающие отдельными прудками и озерцами, вкрапленными в эти массивы кустарника.
Высадились мы каждый на сухом пригорке, близ своего прудка, построили нехитрые скрадки, выпустили подсадных уток и стали ждать появления селезней. Да не тут-то было! Несмотря на страстные призывы крякух, нигде не слышалось селезневого «шварканья», да и вообще ни одной утки не виделось в воздухе! Стало потихоньку темнеть... и вдруг!
Из-за дальнего перелеска прямо на меня, с громким хорканьем, низом находил вальдшнеп. Он был взят мною с первого же выстрела и упал прямо к моим ногам. Но это было только началом удачи: вслед за первым вальдшнепом по той же трассе налетели еще четыре птицы, и все они успешно были мною взяты.
Вскоре послышался гул трактора, прибывшего за сеном. Мы с Германом забрались в наполненную сеном тракторную телегу и уже вскоре оказались перед воротами охотхозяйства.
У калитки нас приветливо поджидал тогдашний директор И.Д. Новиков. На вопрос: «Как дела?» – я гордо продемонстрировал ему связку из пяти вальдшнепов и выразил признательность за удачно подобранное нам место.
Вдруг лицо директора мгновенно лишилось приветливости, и, часто взмахивая руками, он прерывисто изрек: «Прячьте, прячьте скорее дичь – у нас вальдшнеп еще не разрешен к отстрелу! По приказу охота на него будет открыта только через неделю!»
Это было для меня настоящим открытием: никогда до того и после того случая я не слышал о таком беспричинном разделении сроков весенней охоты!
Однако время движется неумолимо, началось новое столетие, в котором городской человек окончательно подчинил себе природу. В Подмосковье практически перевелась пернатая дичь, а тяги стали только проходными: среди дачных участков, поселков и шоссейных дорог пролетному вальдшнепу уже негде стало отдыхать и кормиться.
Поэтому очень важными стали для московских охотников сроки открытия и закрытия весенней охоты: ведь в этот срок надо еще суметь «поймать» этот однодневный пролет, а стало быть, и саму охоту на тяге.
Мне припоминаются два случая интенсивного пролета птиц на тяге в одних и тех же охотничьих угодьях, что под Истрой (50 км от Москвы). Первый из них был в 1948 году. Тогда я, в который раз съездив в Ленинград, чтобы поступить в военно-морское подготовительное училище, снова срезался на геометрии и вернулся ни с чем в Москву. Было, помню как сейчас, 24 июня.
Я захотел развеяться, сел в электричку и поехал к давним друзьям нашей семьи – деревенским охотникам-промышленникам Дубакиным, жившим близ железнодорожной станции Снегири. Быстро уговорил я младшего из рода Дубакиных – Вовку пойти в лес и проверить: летит ли еще вечерами вальдшнеп?
К вечеру, перевалив через пяток лесных оврагов, отделявших поселок Снегири от заветной вырубки, добрались мы наконец до места. Все было так, как и в прошлые годы, да вся непривычность ситуации заключалась лишь в том, что на деревьях выросли уже крупные листья, плотным шатром заслонившие уголки чистого неба с тех сторон, откуда всегда, бывало, появлялись вальдшнепы, следуя по своим привычным вековым трассам.
Уже стало совсем поздно, а солнце все не заходило. Оставалось нам ждать да вслушиваться в лесные шорохи и пение птиц. И вдруг пошел вальдшнеп!
Я насчитал тогда восемь птиц, пролетевших рядом, но из-за густой листвы не увидел из них ни одной! Наконец какой-то одиночка, громко хоркая, прошел прямо над нами, видимо, просматривая ту дорогу, по которой мы уже шли домой, почти затемно.
Другой случай относился уже к 2003 году.
С тем же «Вовкой» (ему уже за шестьдесят) отправились мы примерно в те же места, имея в кармане сезонную путевку на все десять дней той весны. Решили: проверим сегодня «одно местечко», и если там будет, как прежде, хорошая тяга, то и проведем всю неделю на этой сече.
Вечерело, и вдруг почти одновременно с двух сторон послышалось хорканье, и мы обстреляли двух птиц, почти что залпом; одна из них упала и была нами найдена, а другая ушла подранком. Более ни на этом месте, ни в обозримом пространстве хорканья не было слышно, да и стрельба в окрестностях была весьма вялой. «Опоздали с открытием, – сообщил свое мнение Вовка. – Вальдшнеп прошел, и, видно, завтра нам уже ничего не светит!»
Так оно и вышло: всю неделю колесили мы по округе на автомобиле в ожидании чуда, но чудо не приходило. Всюду, куда бы мы ни пробирались лесными дорогами, нас ожидало одно и то же: либо дачные шлагбаумы, либо высокие металлические ограждения участков, навсегда пленивших наши заветные охотничьи места. Ну а что же вальдшнепы? Вовка был прав: они уже улетели прочь.
Однако вернемся в прежние добрые времена. Весной 1959 года охота должна была открываться, как тогда писалось, «с момента прилета дичи». И вот мы с моей женой решили проверить: состоялся ли прилет вальдшнепа. Я тогда временно жил у тещи в Подмосковье близ станции Виноградово Казанской железной дороги.
Если смотреть на карту местности, то правая сторона от железной дороги (в сторону от Москвы) являла собой заливные луга, расположившиеся вдоль Москвы-реки. Левая же сторона вся тонула в густых смешанных лесах и перелесках.
Невдалеке от станции в лесничестве жил наш общий знакомый местный охотник, и я попросил его пройтись с нами по лесу в места предполагаемой вальдшнепиной тяги, постоять с нами и понять: состоялся ли прилет вальдшнепа? Было пятое апреля 1959 года. Снег в лесу лежал еще глубокий, проталин почти не было и не было никаких признаков того, что вальдшнеп пришел.
Дождались мы захода солнца, и вдруг уже почти потемну откуда-то издалека послышалось звонкое цвиканье вальдшнепов. Я изо всех сил старался понять, где же находится эта или эти птицы – их не было видно вовсе. И вдруг на какой-то миг я увидел неправильной формы табунок из пяти-семи птиц, летящих на весьма большой высоте и звонко оповещающих лес о своем прибытии из дальних стран! Никогда уже более, как в тот вечер, не приходилось мне видеть массовый приход вальдшнепа.
Вспоминается еще один редкий и интересный случай из вальдшнепиного быта. Стояла весна 1982 года. Мне было некуда поехать на охоту, и я позвонил тогдашнему начальнику Ильинского госохотхозяйства, расположенного на 139-м километре Калужского шоссе, В.Ф. Петухову, с просьбой принять меня, дабы посидеть с подсадной уткой на одном из двух тамошних прудков, да сходить вечером на тягу.
Приглашение было получено, и где-то часам к шестнадцати я уже стучался в дверь директорского кабинета. Василий Федорович радушно принял меня, посетовав, правда, что хозяйство его ориентировано лишь на охоту по копытным и поэтому другую дичь он не гарантирует представить мне под выстрел, однако велел охотоведу готовить мне наутро корзинку с хорошей подсадной, а вечером пообещал отвезти меня на «газике» в хорошее вальдшнепиное место, присмотренное им для себя и близких ему гостей.
Часов в восемь вечера прибыли мы на место, и я занял неплохую позицию: впереди меня было мелколесье, разделенное лесной дорогой, выходившей затем позади меня, метрах в пятидесяти, на поле.
Я присел на раскладной стульчик в ожидании часа захода солнца, и вдруг началась резкая смена погоды: нашли темные тучи, подул сильный холодный ветер, и пошел снег с крупой. Я понял, что тяга не состоится и, закрывшись от ветра поднятым воротником, ожидал наступления полной темноты, чтобы уехать затем домой.
Вдруг громкое цвиканье послышалось мне впереди. Я поднял голову и увидел, что на меня вдоль дороги мчится табунок птиц числом около десяти с громкими цвиканьями, причем на высоте не более метра от земли.
От неожиданности я просто окаменел, но затем развернулся и сделал выстрел вслед табунку. Одна птица упала. Сомнения не было: я держал в руках вальдшнепа. Видимо, птицы из числа недавно подлетевших, почуяв наступление холодов, перемещались в более южные края.
Вспоминается еще один интересный случай, характеризующий «психологию» вальдшнепа.
Как-то весной 1946 года стояли мы с приятелем на моей любимой сече, что от Снегирей отделена пятью лесными оврагами.
Сеча тогда была молодой и низкорослой, лишь в центре ее высился засохший дуб, который, видимо, интересовал птиц, совершавших облет территории в период тяги. Поэтому я всегда занимал позицию подле этого дерева и практически никогда в этом не ошибался: тот или иной вальдшнеп проходил всегда «на выстрел» от заметного дерева.
Спутник мой, не охотник, приехавший со мной из Москвы, чтобы развеяться да посмотреть, как проходит охота на неутомительной для него вальдшнепиной тяге, взялся от нечего делать разводить костер с мыслью, что в дальнейшем он обжарит на нем привезенную с собой мясную снедь.
Вскоре завечерело, и послышался голос вальдшнепа, направлявшегося к заветному дубу, стоя под которым, я его и поджидал. Однако вальдшнеп, летевший прямо ко мне, вдруг изменил свой прямолинейный полет и спикировал на горящий костер.
Я обстрелял вальдшнепа из своего «Браунинга», и любопытная птица свалилась прямо на спину приятелю моему, вызвав бурный его восторг.
Однако вернемся в наши дни. Имея на руках путевку-десятидневку, адресованную на юг Московской области, мы с компаньоном моим и инициатором этой охоты Александром Евгеньевичем исправно отстояли пять вечеров на тяге в Можайском районе области. Резюме вышло весьма скорбное: за пять вечеров в эти дни на два ружья взято было всего пять птиц, причем в двух случаях тяги не было вовсе.
Видимо, правы мы были с Вовкой, считая, что современное Подмосковье не может стать приютом для гнездования птиц и они ходом пролетают в другие, более тихие, области России. Кстати, тогда позвонил мне Вовка и сообщил, что тяга в Снегирях была лишь в день открытия охоты, затем было тихо и пусто в лесу!
И тем не менее так устроен наш московский охотник, что снова и снова будет стоять он с ружьем наизготовку в ожидании дорогой ему перелетной птицы – вальдшнепа!
Комментарии (0)