Забытая экспедиция

Никогда не забуду, как однажды ваш покорный слуга, сопровождавший двух клиентов из Германии, вышел на побережье залива Шельтинга, где его должен был ожидать зафрахтованный из Магадана катер.

Серое негостеприимное море катило серые маслянистые волны, в волнах колыхался битый синеватый лед, горизонт терялся в серой сырой мгле.

Снаслаждением снял я с плеч тяжеленный рюкзак, в котором находились две шкуры средних по размерам медведей. Клиенты Хайнц и Ричард, розовощекие молодые саксонцы, также сбросили свои вещмешки и начали рыться в их недрах, доставая припрятанные на последний день тура ништяки. Пять дней мы охотились за медведями на плоских вершинах Прибрежного хребта, ночуя у костров под разлапистыми кустами стланика, сгорая на беспощадном весеннем солнце, проваливаясь по пояс в снег, обходя глубокие заснеженные ущелья. Усилия наши были вознаграждены: немцы убили двух приемлемых по размерам мишек-семифутовиков. Не очень большие, но честно заслуженные трофеи.

Я развел костер за огромным, выброшенным на берег бревном плавника, вскипятил банку чая и принялся ждать. Ожидал я слабого, но уверенного тарахтения судового дизеля катера типа «шаркет», какой аутфитерская компания имела обыкновение арендовывать у самых нищих подонков побережья.

Хайнц и Ричард блаженно улыбались в предчувствии белого океанского катера, который они называли не иначе как Yacht, обещанного им московской компанией-посредником в качестве средства обратного трансфера. Я же не сомневался, что надлежит нам встретиться с самым беспонтовым плавсредством, которое можно было зафрахтовать за минимальные деньги.
Неровная поверхность моря вкупе с болтающимся по нему льдом несколько охладили радостный энтузиазм охотников. Я, помня о привычках охотоморских мореманов выходить и подходить к берегу только во время прилива, уверенно сообщил ребятам, что раньше чем через три часа ждать «корабля» не стоит. Аргументировал, ссылаясь на волнение, уровень моря и таинственную Russian tradition. После этого я придирчиво осмотрел импровизированный стол с ништяками и скомандовал:

— Take all your food out from the backpack!

Кучка сообразилась довольно приличная: полтора десятка шоколадных плиток, три десятка чайных пакетиков, две упаковки крекеров, привезенных из самой Германии, грамм триста конфет.
Тяжело вздохнув, я выложил из своего «Алтая» две банки тушенки, одну пластиковую бутылку с килограммом сахара, другую — с двумястами граммами «Майского чая» (спешу заметить, что в начале девяностых он был вполне пристойного качества) и водрузил все поверх остатков буржуйского великолепия. С другим тяжелым вздохом я уложил все это добро в самосшитый брезентовый мешочек и спрятал в своем рюкзаке. Улыбки на добрых немецких лицах разом увяли.

Связи у нас не было. Отсутствовала даже простейшая радиостанция «Карат» — неотъ­емлемый атрибут геологических экспедиций и оленеводческих стойбищ.
За береговым баром я соорудил из нескольких жлыг вполне приемлемое бомжевище и закрыл его неизменно кочевавшим на дне «Алтая» брезентом 3х4 метра. К счастью, у всех нас были спальные мешки приличного качества, дров было навалом, вдоль берега тянули пролетные утки. Я разложил на гальке добытые клиентами медвежьи шкуры и принялся их обезжиривать. Температура все время стояла около нуля, так что испортиться они не могли.

Билеты на самолет у гостей были с запасом по времени, так что первые сутки они особенно не волновались. Не волновался и я, хорошо знающий поговорку морских людей Охотского побережья: «В августе обещали забрать, а еще и в июне не приехали». Возможно, я бы нервничал больше, если бы знал, что к моменту окончания тура сама фирма благополучно самоликвидировалась, а ее организаторы растворились на бескрайних просторах СНГ.

Естественно, я жил под постоянным градом вопросов:

 — Почему катер может выйти только в прилив? Почему он только в прилив может подойти к берегу, ведь существуют резиновые лодки, на которых можно подойти к любому мелководью? Где катер? Почему Алексей (директор фирмы) не заказывает вертолет, ведь до рейса из Магадана осталось четыре часа? Где консул?

Как ни странно, решающий день, когда ребята по идее должны были покинуть пределы региона на авиалайнере, обошелся без скандала. Флюиды плеска волн, шороха гальки, оттаивающей земли и распускающихся лиственничных почек, видимо, внесли в приземленные души немецких бюргеров восточный дзен.

Когда невидимый за многими сопками, долинами рек, километрами тайги и плоскогорий рейс 62 покинул аэропорт Магадана без Хайнца и Ричарда, я осмелился предложить им следующее. В восьмидесяти километрах восточнее находился поселок Балаганное. К нему шла линия связи с хорошо выраженной тропой. Я предполагал, что выйду на Балаганное, правдами и неправдами уболтаю местных браконьеров на какой-нибудь утлой посудине организовать нашу выброску хотя бы туда, а в самом селе планировал найти машину, чтобы перебросить нашу незадачливую компанию в Магадан.

Немцы посмотрели на меня ошалелыми глазами, зашли в куст стланика, долго шептались, потом торжественно объявили, что готовы ждать здесь попутного рейса вплоть до второго пришествия, но только вместе со мной. Дело в том, что через некоторое время на побережье должна была начаться заброска рыболовецких бригад, добывающих селедку. Интервал их появления был довольно условен, но в двадцати километрах от нас чернели развалины бывшего поселка связистов, и я был уверен, что там окажется какая-нибудь бригада.

Дня четыре мы еще продолжали жить в нашем бомжевище у костра, и нам все казалось, что фрахту катера помешали обстоятельства непреодолимой силы: метеоритный дождь, попавший непосредственно в контору аутфитера, цунами, трехдневная свободная раздача водки в городе, случившаяся по поводу выборов Бориса Николаевича Ельцина…

На пятый день мы навьючили на себя опустевшие рюкзаки (даже медвежьи шкуры изрядно потеряли в весе) и побрели по хрустящей гальке к развалинам бараков. По дороге мы встретили огромного медведюгана. Он недобро поглядывал исподлобья и даже не особенно потеснился: просто вылез на обрывистый берег да так и остался там стоять, пыхтя и посапывая. Здесь я должен отдать должное моим собратьям по несчастью: никому из них в голову не пришло предложить выстрелить в этого зверя, хотя габаритами он в полтора раза превосходил добытых ими медведей. Охота уже забылась, основным желанием немцев было как можно быстрее покинуть Россию. Или, по крайней мере, Охотское побережье.

В бараке мы встретили зимующего бича. Он сторожил какие-то рыбацкие сети, мешки с солью, пару кунгасов. Образ жизни вел совершенно насекомый, то есть ел, пил, спал, иногда утруждая себя разборкой соседнего строения на дрова. Немцев бич воспринял как инопланетян и был готов забесплатно плясать перед ними цыганочку. Меня же он постоянно подозревал в утаивании от общества пол-литра водки. В его непритязательном обществе мы провели еще дней пять, пока из Магадана не пришел катер с вожделенной бригадой рыбаков и не вывез нас в места обитаемые. Бесплатно.

Конечно, потом были долгие хлопоты по продлению виз, оформлению трофеев, поиску аутфитера. Но ничто не могло сравниться с первыми тремя днями ожидания в импровизированной палатке на берегу Охотского моря под шорох разбивающихся друг о друга льдин.