Многие российские охотники постигали премудрости и тонкости охоты с помощью книг Л.П. Сабанеева, С.Т. Аксакова и многих других авторов, писавших об охоте и рыбалке в XIX веке. В советское время также было опубликовано немало книг и статей на эту тему.
И везде, абсолютно везде звучала тема правильной охоты, тема уважительного отношения к зверю и птице, недопустимости браконьерства.
В наше время браконьерство, увы, расцвело пышным цветом. Можно сколь угодно долго рассуждать на тему влияния социально-экономических условий, сложившихся в обществе, которые способствуют его распространению. Но как тогда объяснить тот факт, что на лентах информационных агентств все чаще встречаются сообщения о том, что сотрудников правоохранительных органов, тех, кто по долгу службы должен стоять на страже закона, задерживают за браконьерство? Может быть, именно поэтому и не ведется активных действий по борьбе с браконьерами? А как объяснить то, что именитые охотники откровенно хвастаются своими браконьерскими подвигами на страницах охотничьей периодики? Есть еще и много других вопросов, которые хотели бы задать рядовые охотники.
Некоторое время назад мне довелось охотиться в Шитовском охотхозяйстве ВОО (хозяйство расположено в северо-западной части Тверской области), где я познакомился с его начальником Юрием Николаевичем Борисовым. Как-то мы разговорились с ним о судьбах и будущем охоты в России, о современных охотниках, и Юрий Николаевич поделился со мной его собственной классификацией охотников. Сразу оговорюсь, что, как любая классификация, предложенное деление охотников на группы может быть условным, даже в чем-то спорным, но тем не менее я хочу познакомить с ней читателей «РОГ», ибо в основе этой классификации лежат многолетние наблюдения профессионала.
Итак, по мнению Юрия Борисова, охотников можно разделить на «стрелков», «хапуг» и собственно охотников. К «стрелкам» он относит тех, кто стреляет без разбора по всему, что движется, за исключением, пожалуй что, только насекомых. Их абсолютно не интересует добыча трофея как такового, для него важен процесс – «попал или не попал». Да и добытый трофей, как правило, остается невостребованным. Для них выезд на охоту, в тир или на стенд абсолютно равнозначны.
«Хапуги» гораздо более разборчивы в выборе цели и бесцельно палить и тратить патроны не будут. Для них не существует норм отстрела, нет этических норм, ни о каком гуманном отношении к дичи они даже не задумываются. Главное – набить побольше.
И, наконец, охотники. К этой категории Юрий Борисов отнес тех, для кого охота является не просто выездом с ружьем на природу, а «состоянием души», тех, кто сохраняет и передает охотничьи традиции, тех, кто свято соблюдает нормы и заповеди «правильной охоты».
Уходят в мир иной старые охотники, уносят с собой культуру и традиции русской охоты, а представители нового поколения, приобщившиеся к охоте, превратившейся из «состояния души» неким показателем их общественного положения, оказались не готовыми взять на себя бремя хранителей. Да и зачем им это? Специально для удовлетворения потребностей таких охотников тут же, словно по мановению волшебной палочки, возникли охотхозяйства, в которых охота из «выслеживания и преследования диких зверей и птиц, находящихся в состоянии естественной свободы, с целью их добычи» превратилась в отстрел полуручных животных и птиц. Поэтому и получила такое распространение охота на копытных с вышек. Сидит себе охотничек в избушке на курьих ножках, коньячок попивает, сигару покуривает, а внизу у кормушки стадо кабанов копошится... А можно и не ездить никуда, добытый трофей со всеми необходимыми сопроводительными документами доставят к багажнику автомобиля. Но за такое удовольствие нужно платить, и платить немало.
Выдумываю? Ничего подобного! Был я как-то раз на охоте в Н-ском хозяйстве. Смотрю, вечером егеря куда-то уехали, а утром – стук в дверь. Стоит егерь, держит фотоаппарат и просит сфотографировать их с добытым медведем. Сфотографировал я команду егерей, добывших медведя на овсах, и был рад их успеху.
История эта имела неожиданное продолжение. Через день приехал из Москвы, судя по автомобилю, состоятельный охотник. А так как на базе кроме него и меня никого не было, он, вероятно, найдя во мне благодарного слушателя, стал рассказывать о своих охотничьих подвигах, не преминув заметить, что вечером идет на кабана. Вечером он действительно пошел на кабана, вернее сказать, был доставлен со всем возможным в «уазовской» «буханке» комфортом до вышки. Но охота в тот вечер у него не заладилась. Вернулся он без трофея и, как мне показалось, был расстроен случившимся. А когда он уезжал, то егеря загрузили ему в багажник автомобиля шкуру добытого накануне медведя. (Спустя несколько дней я узнал, что заказ на шкуру поступил от этого охотника уже давно и лишь теперь егерям представилась возможность его выполнить. Так что покупка шкуры не была спонтанным решением неудачливого охотника.) Теперь эта шкура является одним из экспонатов в его трофейной комнате или просто лежит на полу в особняке, хозяин которого, вероятно, рассказывает новым благодарным слушателям о том, как ходил на медведя и добыл его. А почему бы нет? Такая охота тоже имеет право на существование. Вполне безобидное занятие, и даже описанное классиками мировой литературы. Достаточно вспомнить Тартарена из Тараскона, вернувшегося из поездки в Африку со шкурой льва.
А вот еще одна зарисовка с натуры. Решил я отвезти внука на утиную охоту, пусть семилетний мальчишка посидит вместе с дедом в скрадке, пусть увидит своими глазами утиные перелеты на дневку и на кормежку, пусть приучится к ранним подъемам, может быть, этот первый в жизни выезд на охоту расширит границы его представлений о мире, который гораздо шире экрана компьютерного монитора. Куда ехать, сомнений не было: конечно, на северо-запад любимой Тверской области.
До поездки я рассказывал ему о разных видах утиной охоты: это и охота на перелетах, и охота с подъезда, и охота с чучелами. Надо было видеть горевшие интересом глаза внука, когда мы готовили все необходимое для охоты и вслух мечтали о том, как мы будем охотиться.
На базе нас встретили радушно и сказали, что за путевками нужно съездить к егерю в деревню. Старый егерь Василий Александрович, узнав, что я приехал поохотиться на уток, сказал, что приезжим охотникам сезонную путевку на утку не выдают, а день охоты стоит 250 рублей. И, хитровато прищурившись, спросил: «Может, тебе, как местному охотнику, путевку выдать за сто рублей?» Явно выжидая, что приезжий пожадничает и клюнет на его удочку, а он проявит принципиальность и откажет. Увы, но приезжий не клюнул, чем явно расстроил старика. (Эта сцена с точностью до продолжительности пауз повторилась еще два раза, так как за время нашего пребывания на базе к егерю заезжали еще два охотника, приехавшие из Москвы.) Выписав путевку и взяв деньги, егерь сказал, что утки у них нет.
Егеря на базе любезно рассказали, где у них оборудованы шалаши. Мы с внуком взяли весельную лодку и по описаниям егерей быстро нашли место в заливе, где на островке куги был построен шалаш. Ничего не могу сказать, шалаш был превосходный, место постройки было выбрано грамотно, все говорило о том, что охота должна быть удачной, но утки действительно не было. Не было ее и на утренней зорьке, и на вечерней. Лишь раз откуда-то донеслось утиное кряканье, донеслось и стихло. Ну не может быть, чтобы на таких водоемах не было утки! Ведь где-то она должна быть!
Прошло еще несколько дней безуспешных поисков и ожиданий утиных перелетов. И вдруг мимо нашего шалаша на полном ходу прошли несколько моторных лодок. На носу у них было по два стрелка. Лодки шли вдоль границы водной растительности, поднимая уток под выстрел. Такая вот «охота с подъезда». И эта картина повторялась изо дня в день. Уход из залива на большую воду ничего не изменил. Там моторные лодки сновали в еще большем количестве. Теперь мне стало понятно, почему в ближайших водоемах нет утки.
Более того, как-то раз к моторным лодкам прибавился еще и тандем «гидроцикл – моторная лодка». Впереди моторной лодки летел гидроцикл, разгоняя все на своем пути, за ним следовала моторная лодка с уже знакомым расположением стрелков на носу.
Сначала я подумал, что это местный способ охоты на утку, но оказалось, что я ошибаюсь. Известный московский охотник Виктор Федоров сказал мне, что точно также охотятся и в охотхозяйстве, принадлежавшем ранее общественной организации, а ныне являющемся собственностью крупной компании. «Передовой опыт» получает все более широкое распространение. Об этом мне рассказал тренер по стендовой стрельбе Сергей О. Один из его учеников в благодарность за результативное обучение пригласил с собой на охоту. Точно такая же картина: егерь на моторке, на носу – стрелок (правда, один), утка, поднимающаяся в 70 метрах, и истошный крик егеря: «Серега, стреляй!» От одного только вопля утка должна была бы упасть замертво. На недоуменный вопрос Сергея, зачем стрелять на такой дистанции, егерь ответил, что у них все так охотятся.
Еще один способ охоты на уток. Когда-то Л.П. Сабанеев описывал псковский способ охоты на волка. А вот потомки псковитян освоили новый способ охоты на утку. Как правило, этот способ охоты практикуется в сентябре, начале октября. Одного-двух охотников ставят на берегу мелководного озерца или болотца, а егеря выгоняют на них затаившуюся дичь. Результативность выше всяких норм – по 20–30 уток на охотника в среднем. Скажите, мы что, живем в голодное время? Такой способ охоты иначе как безнравственным и варварским, я назвать не могу. Правда, единственное, что утешает в этой ситуации: эта охота по карману далеко не всем российским охотникам (организаторы явно делают ставку на олигархов), так что слабая надежда на то, что не всю птицу выбьют, все-таки остается.
Не буду отрицать тот факт, что загонная охота на птицу существует и в Англии, и в Испании, и в Чехии, и в Польше, и в Словакии, но в этих странах она проводится в высокоорганизованных охотничьих хозяйствах, которые фактически представляют собой агропромышленные предприятия, специализирующиеся на разведении фазанов, куропаток, уток и т.д., с весьма существенными бюджетами. Российские охотничьи хозяйства о таких инвестициях пока могут только мечтать.
Создается впечатление, что уходящее поколение охотников уносит с собой традиции русской охоты. Распадается связь времен... Простите нас, Леонид Павлович за то, что не уберегли русскую охоту... Все больше у нас становится «хапуг» и «стрелков» и все меньше собственно охотников. Я знаю многих опытных, не старых еще годами, охотников, которые практически перестали ездить на охоту. По разным причинам, в том числе и потому, что если раньше открытие охоты на водоплавающую дичь было праздником, то теперь оно все больше превращается в банальное безудержное распитие.
Новое поколение охотников устанавливает новые порядки. На смену насаждавшемуся и искусственно культивируемому коллективизму советского времени пришел оголтелый индивидуализм, когда каждый руководствуется только одним принципом: «Я так хочу!» И это не может не внушать опасения за судьбы русской охоты в целом.
Кто-то из классиков русской литературы (И.С. Тургенев «Записки охотника» – Прим. ред.) написал в письме, что познакомился с г-ном Н., он охотник, а следовательно, превосходный человек. Боюсь, что в наше время оснований для произнесения или написания такой оценки становится все меньше и меньше.
Комментарии (0)