Изображение Моя маленькая охота
Изображение Моя маленькая охота

Моя маленькая охота

Несколько лет назад я организовал в Елецком уезде небольшую охоту из собак породы знаменитого в то время Соловья Буцкого и частью из собак В.В. Карцева. В этом году я переселился в Липецкий уезд, где продолжаю ружейную охоту с гончими на более или менее правильных основаниях, имея пять-шесть ружейников в моем распоряжении и две своры борзых собак.

В предлагаемом очерке я постараюсь познакомить читателя с организацией моей маленькой охоты, с местами Липецкого уезда и с результатами моей охоты, полагая небесполезным поделиться сведениями, интересующими охотников, ввиду того особенно, что районы охоты все уменьшаются и охота становится с каждым годом хуже и труднее.

Когда я переехал в Липецкий уезд, у меня было всего три смычка гончих, великолепных зверогонов и вполне испытанных гонцов. Осмотрев главные места и познакомившись с их топографией, я пришел, однако, к тому заключению, что необходимо увеличить стаю до пяти смычков, что и было мною сделано, благодаря участию в охоте двух хороших охотников, В.Д. Лаврентьева и Я.А. Целиковского, увеличивших мою стаю каждый двумя гончими.

Как ни разношерстна была в первое время наша общая стая, но двух-трех проводок было достаточно для того, чтобы костромичи Лаврентьева и помесь польских Целиковского вполне подчинялись моим вожакам и стая начала очень дружно работать.

Ввиду общей охоты все собаки были свалены вместе и поручены уходу моего доезжачего Ивана Вяликова.

Изображение ИЛЛЮСТРАЦИЯ ИЗ АРХИВА ПАВЛА ГУСЕВА
ИЛЛЮСТРАЦИЯ ИЗ АРХИВА ПАВЛА ГУСЕВА 

Не могу не дать хотя приблизительного описания этого милого человека. Представьте себе небольшого роста человека с изрытым оспой лицом, с одним глазом и вечной копной волос на голове, добавьте громадных размеров ноги, всегда изорванный костюм, подпоясанный под животом, грубый, отрывочно-хриплый голос, и вы получите приблизительный портрет моего доезжачего Вяликова, или просто Вялика, как его зовут все охотники.

Недостатков как доезжачий он имеет много; но неоспоримые качества следующие: не пьяница и замечательно любит собак.

В охоте принимали участие, кроме нас трех-четырех постоянных ружейников, несколько интеллигентных охотников.

На охоту мы отправляемся так: в маленькую тележку на дрогах, сделанную специально для охоты, запрягается одна лошадь, мой неизменный Рыжик, везущий нас, охотников-господ; затем сильная рабочая лошадь везет телегу с охотничьим обозом, т.е. корм для лошадей, овсянку и корыто для собак, провизию для людей и для нас. Гончие собаки у нас не подвозятся, а ходят за конным доезжачим на смычках до места охоты.

Охотничий поезд наш завершают два борзятника с пятью собаками на сворах. Ружейники подвозятся лишь на небольшие охоты, когда не берется много фуража и провизии, на той же обозной телеге, до места охоты; но на большие охоты и на более далекое расстояние от Липецка для них прибавляется еще одна телега.

Изображение ИЛЛЮСТРАЦИЯ ИЗ АРХИВА ПАВЛА ГУСЕВА
ИЛЛЮСТРАЦИЯ ИЗ АРХИВА ПАВЛА ГУСЕВА 

Ружья нашей охоты вообще недурны и с сильным боем; по преимуществу они шомпольные, тульской работы; но между ними есть ружья с английскими стволами старых мастеров; к числу их принадлежит и мой «Мортимер» 12-го калибра; мое ружье известно под названием «старухи».

Соохотники мои имеют новые ружья центрального боя от Новотного из Праги, Пипера и других; калибр всех ружей тот же, неизменный 12-й.

Между нами было принято заряжать шомпольные ружья усиленным зарядом пороха, равным 1 1/4 обыкновенного, и на заряд дроби нулевой прибавлять одну картечину величиной с горошину. Результаты получаются очень хорошие как по лисицам, так и по волкам.

Проводка гончих в этом году началась с 15 августа, по ближайшим местам, прилегающим к городу, а именно в Дикинских, Подгоринских мелочах, в Студенском и городском лесах.

Всех проводок было шесть или семь, и так как молодых собак не было, то стая начала работать очень удовлетворительно. С 29 августа началась уже правильная охота в Кистеневских местах, в расстоянии верст 30 от Липецка.

Кистеневскими местами я называю общим именем целую группу лесов, лежащую близ Новой Деревни по большой Лебедянской дороге. Саженях в 50 от деревни, мелочами, начинается лес крестьян Липецкой слободы; затем непрерывно идут леса Копчинский, Вешаловский и Лубенский (леса носят названия деревень и сел, по их принадлежности крестьянам).

Названные леса составляют одну общую лесную площадь, которая тянется приблизительно верст на восемь в одну сторону и имеет от двух-трех верст в поперечнике. Лес состоит из лиственных пород (по преимуществу дубняк, березник и осинник с небольшою частью орешника) и представляет собою не совсем правильный прямоугольник.

В лесу есть большие поляны, небольшие овраги, поросшие густым осинником и дубняком.

На расстоянии приблизительно 100–120 сажен от этой группы лесов, параллельно поперечнику их, лежит небольшой лесок, принадлежащий Вшивским крестьянам, спускающийся тремя отвертками в большой лог, на котором левее большой Лебедянской дороги расположен хутор А.М. Кожина под названием Оржань, или Аржань.

Вот этот-то лог песчаный, берегами, и составляет поистине лисий питомник. По логу я насчитал более 12 свежих назьм (норы). Лисицы постоянно весь август и сентябрь держатся в ближайшем Вшивском лесу и перебегают в большой Кистеневский, что было мною проверено на месте и подтверждено очевидцами.

В этом году переходы из назьм, расположенных ниже усадьбы Кожина и хутора г. Шелихова, в леса Вшивский и Кистеневский были облегчены тем, что ближайшие поля были засажены картофелем.

29 августа охота наша прибыла к 12 часам дня из Липецка в Новую Деревню. Люди сварили себе кашу, лошади и собаки были немного подкормлены, и мы сами, отдохнув часа два, решили на этот день взять только один маленький Вшивский лес.

Изображение ИЛЛЮСТРАЦИЯ ИЗ АРХИВА ГДМ
ИЛЛЮСТРАЦИЯ ИЗ АРХИВА ГДМ 

Гончие были заведены от главного лога со стороны, противоположной хутору Шелихова; ружейники расставились по мелочам поперечной порубки, идущей почти посреди леса. Борзятники были поставлены один на перемычку к большому лесу и второй в отвершках к главному логу.

По данному сигналу гончие были наброшены, и не более чем через десять минут отозвались старый Заливай хриплым басом и Будило отрывистым голосом; минуты через две вся стая дружно варила по лисе, которая, описав неправильную дугу к опушке леса, быстро свернула на линию ружейников.

Раздался первый выстрел. Гон не смолкал; лиса продолжала идти по тому же направлению. Раздался второй выстрел, и стая разделилась: большая часть собак провела лису через порубку в крупный лес к большому логу, а две-три собаки гнали, заливаясь по-зрячему, матерого русака по направлению к месту, где я стоял.

Между кустами мелькнул русак на расстоянии шагов 60 от меня, которого я и убил. Доезжачий, преследуя лису, попытался ее завернуть, отрезав от лога, но она успела ввалиться в картофельное поле и ушла в лог к норам.

Оказалось, что первый и второй ружейники промахнулись, погорячившись, по матерой лисе; правда, шла она полным ходом, но на весьма близком расстоянии от обоих стрелявших.

Пока вернули гончих. пришлось убить тетерева и подранить еще одного шумового русака, который успел-таки отделаться, запавши на гумне г. Шелихова. Этим наша охота 29 августа и закончилась.

С рассветом 30 августа охота наша вышла с места ночлега из Новой Деревни к Кистеневскому большому лесу. Ружейники прошли пешком, а мы отправились в тележке, так как было решено занять сначала большую поляну первого леса крестьян Липецкой слободы, а гончих набросить прямо с мелочей от Новой Деревни.

Понимая всю невыгоду наброса гончих с этой стороны, я должен был согласиться с мнением большинства, тем более что не особенно хорошо знал расположение лесной площади.

Предполагалось, взявши Липецкий лес, собрать гончих у кордона и затем взять частями следующие леса. В помощь ружейникам на ту же большую поляну был взят один борзятник, тогда как другой должен был равняться по гончим опушкой.

Изображение ИЛЛЮСТРАЦИЯ ИЗ АРХИВА ГДМ
ИЛЛЮСТРАЦИЯ ИЗ АРХИВА ГДМ 

Незнание местности, а в силу этого ошибочное распоряжение нашими силами и было причиной весьма неудачной по результатам охоты, в чем мы должны были убедиться очень скоро.

Ружейники были на местах, окружив почти всю большую поляну, когда солнце начало показываться из-за горизонта. Утро, благодаря прошедшему накануне дождю, было превосходно, тихо и тепло; следы вполне свежи — словом, все обещало хорошую охоту.

По сигналу, данному доезжачему, стая была наброшена и скоро начала варить по русакам в мелочах, приближаясь в кустах все ближе и ближе к нам. Вдруг послышались крики Вяликова: «Атрышь, атрышь!» — и стая на несколько минут смолкла.

Не зная, что случилось, я вышел на поляну и увидел борзятника, стоявшего на противоположной к нам стороне, быстро подававшегося к правой стороне поляны. Скоро его крики улю-лю выяснили лису, которая, узрев ружейников, не постеснялась ввалиться от борзых прямо на гончих, которые вернули ее быстро по чаще обратно и провели в Канчинский лес.

На мой вопрос доезжачему, ехавшему далеко позади гончих, и на замечания, почему он не подоспел направить лисицу, Вяликов прехладнокровно ответил: «Барин, ведь не бросать же русака! Гончие словили, покуда что, а я уже с охотой!»

Далее охота наша была еще хуже и обиднее, потому что, проводив лису в Канчинский и Вешаловский леса, гончие подняли пару волков и грянули по ним.

Отрывистый, с жалобным оттенком гон всей стаи, работавшей превосходно это утро, заставил нас и всех ружейников моментально побросать наши места и переместиться в Вешаловский лес; все усилия ружейников подоспеть к гону, равно как и старания Вяликова позадержать или не выпустить волков, остались тщетными, и волки полным ходом, вывалив из последнего Лубенского леса, чистым полем перевалили в следующую лесную площадь Сатинских и других лесов, о которой я буду своевременно говорить. Потом оказалось, что борзятник, равнявшийся по гончим, довольно долго возился и затравил в это время прибылого русака.

Таким образом, не успев, как предполагалось, сомкнуть гончих у кордона и по опыту убедившись в неправильности места наброса гончих, мы грустно докончили эту охоту, имея в руках всего несколько взятых русаков.

Седьмого и восьмого сентября мы охотились в Мастеровом лесу и Кистеневских местах. Ввиду очень сухой и жаркой погоды приходилось охотиться только зорями, и на этот раз охота вышла часа в три пополудни из Липецка по направленно к Мастеровому лесу. Дача Мастеровая отстоит от Липецка верстах в восьми-девяти и представляет собой два леса: первый — очень крупный строевой дубняк, и второй — густые мелоча березника, осинника и дубняка.

Нам пришлось подойти к крупному лесу, откуда и было решено пустить гончих. Крупный лес представлял собою приблизительно игральную карту. Ружейники расставились поперек леса по небольшому отвершку ближе к мелочам. Сушь была ужасная, лес очень редок и крупен; было трудно ожидать что-нибудь найти в нем.

Изображение ИЛЛЮСТРАЦИЯ ИЗ АРХИВА ПАВЛА ГУСЕВА
ИЛЛЮСТРАЦИЯ ИЗ АРХИВА ПАВЛА ГУСЕВА 

Прошло с полчаса; отозвалась одна старая выжловка, за нею вторая, и стая погнала, хотя не особенно дружно, русака. Раздался выстрел; стая продолжала гнать; на опушке крики «ух его!», потом обычное «атрышь» — и русак был второчен борзятником. Минут десять спустя подняли второго русака; еще выстрел — и усиленный гон прямо на меня.

Я стоял на дороге, идущей вдоль леса, и русак полным ходом переходил дорогу; первым выстрелом пришлось его подранить на расстоянии шагов 50, а положить удалось только вторым выстрелом.

Затем, пройдя весь крупный лес, ни одна гончая более не отзывалась, и мы решили, не теряя времени, следовать далее к Кистеневским лесам, не пуская собак в мелоча.

Борзятники пошли полями, а мы, гончие и обоз — по дороге. Само собою, мы не спускали глаз с борзятников, которые, пройдя полями версты четыре по ровной местности, тихо приближались к большому логу хутора Оржани А.М. Кожина, и, да простит он нам, не желая терять из виду борзых, я пустил своего Рыжака в тележке по зеленям, держась параллельно берегу лога, тогда как борзятники Григорий и Форафонов подвигались в том же направлении логом у самого оврага на расстоянии сажен ста один от другого.

Объезжая один из поперечных отвершков, идущих из большого лога, я увидел Григория, снявшего шапку и как будто что-то указывающего Форафонову. Скоро сметил второй, подаваясь быстро к первому. Я пустил что было духу Рыжака к ним, и вот что мне представилось, когда я успел по зеленям обогнуть поперечный отвершек: Форафонов уже был спешен, и около него одна собака из всех сил носила по воздуху что-то большое с громадным хвостом.

В то же время Григорий и четыре собаки влетели сломя голову в овраг, и только через несколько минут Григорий показался, высоко держа лисицу, что я мог уже ясно разобрать.

Собаки, лошади и люди едва переводили дух, когда я подъехал к ним. Обе лисицы (одна — очень большая матерая самка и вторая — переярый самец) были подозрены Григорием покойно почивающими на берегу оврага. Расстояние, на которое они его допустили, не превышало 25 шагов.

Указав Форафонову их шапкой, он не мог ее надеть, а должен был сбросить собак своей своры, так как собаки уже воззрились. Лисицы пошли прямо на Форафонова, на его свору; матерая была схвачена его молодым кобелем Дерзаем, а прибылая пошла к норе в овраге с четырьмя собаками, и в овраге, не более как в пяти шагах, была взята и тут же разорвана в клочки.

Честь и хвала Дерзаю, управившемуся в одиночку с матерой лисой!

Что еще почитать