Моя давняя мечта, самый маленький баран в мире, на которого охота была запрещена уже более пяти лет! «Эсрафил, ты — молодчина! Все же замучил свой Департамент природных ресурсов!» Глотая окончания слов от волнения, согласовываю с ним сроки и условия поездки.
Чем я занимался целый месяц до выезда, не помню. Жил реальной жизнью все это время только ночью — охотился на ларистанского муфлона во сне. Вот уже и день отлета наступил: машину в аэропорт я готов был руками толкать, лишь бы быстрее в самолете оказаться.
Паспортные и таможенные формальности в Тегеране за год ничем не изменились: уже через час после прилета я сидел в машине, направлявшейся на юг Ирана.
Проезжая через какой-то небольшой городок, обращаю внимание, что многие жители одеты очень нетрадиционно для Ирана — в шаровары с рубахами до колен. И лица совсем другого типа. Гид объясняет, что здесь проживают народность белуджи и еще какие-то племена, названия которых он не помнит, составляющие в основном суннитское население данного региона. Осматриваюсь по сторонам: действительно, не вижу ни одной шиитской мечети, одни — суннитские. Похоже, приближаемся к конечной цели нашего маршрута: мы съехали с трассы и повернули к невысоким разноцветным горам, возвышающимся в десятке километров от побережья.
Еще час мытарств по горным дорогам, явно не предназначенным для нашего транспортного средства, и мы — на месте. Место — это то, что можно с некоторой натяжкой назвать кошарой. Кошары, правда, тоже бывают разные. У этого коша крыша над головой все же была, а единственный элемент уюта — это тонюсенький 3 мм коврик на ровной базальтовой плите, служившей фундаментом и одновременно полом «здания».
Пока повар отправился за хворостом, мы, быстро переодевшись, выдвигаемся с одним из егерей на разведку местности. Что же тут животные едят?! Растений фактически никаких, только несколько колючек попалось на пути. Забравшись на главенствующую вершинку, залегаем там, рассматривая окрестности.
Мы находимся на невысоком плато, пониже местность испещрена небольшими, но очень рельефными скальными холмиками. Чувствую, что ладонь что-то нестерпимо режет. Поднимаю руку, осматриваю породу: сплошные острые останки древних коралловых скелетов. Теперь понятно, почему руке так больно было, да и подошвы ботинок этим «скальником» словно ножом все изрезаны.
Пока я изучал строение почвы, егерь заметил вдалеке какое-то передвижение. Установив подзорную трубу, внимательно рассматриваем в километре от нас склон бархана.
Солнце уже почти закатилось за скалистый горизонт, но в его желтоватом туманно-призрачном свете еще можно рассмотреть группу быстро передвигающихся баранов: три самки куда-то спешат по своим пустынным делам. Исчезли последние цепляющиеся за кромки гор отблески светила, мир постепенно погружался в темноту — даже древним скалистым камням в пустыне нужен отдых. Больше здесь делать нечего, включив налобные фонарики, возвращаемся на базу.
Повар к нашему приходу умудрился пару блюд на жиденьком костерке приготовить. Быстро покончив с ужином, предаемся долгому чаепитию у костра. Один из егерей достает откуда-то полуметровую трубку с набалдашником в виде маковой головки. Похоже, чтобы раскурить своего «монстра», ему всех углей нашего костра не хватит.
Наконец, он справился и, прячась в клубах едкого сизого дыма, начал неспешный рассказ о своей тяжелой жизни, семье, баранах, угодьях. Площадь этой охотничьей резервации (а всего их две, где водится ларистанский муфлон, не считая национального парка, в котором вообще не проводятся охоты) составляет 50 тыс. га.
Бараны равномерно распределены между тремя упомянутыми территориями. Численность животных в этих угодьях — не более ста голов. Пища очень скудная, источников пресной воды на всю территорию — всего три (маленькие родники). Бараны, по словам егеря, здесь редко доживают до десятилетнего возраста. Иранцы остаются болтать у костра, а я иду с грустными мыслями о нелегкой жизни этого вида баранов спать.
Утром — уже привычный завтрак: чай, лепешки, сыр, джем, мед. Еще до восхода солнца отправляемся на знакомую вершинку. Горизонт на востоке уже начал теплиться розовыми всполохами — это солнышко, словно робкий ребенок, слегка выглянуло из-за своего укрытия — горной гряды. Но затем, осмелев, выпрыгнуло оттуда на плато и радостно залило окрестности ярким светом.
Прошло несколько часов. Мы по-прежнему лежим, рассматриваем пустынные окрестности в бинокли. Да, с таким малым количеством баранов и таким сложным рельефом пешком бороздить горы в поисках трофея бесполезно. Придется ждать в засаде: со слов егеря, именно в этом районе сходятся их тропы на пути к источникам. Но сегодня, видимо, животным пить не хочется: никого за весь день не видели. На вторые сутки мы заметили вдалеке только персидскую зобатую газель, пытавшуюся обглодать какой-то сухой колючий кустик.
Наступил третий день охоты. Тело утром после лежания на ровном базальте чувствует себя словно после драки, в которой противник охаживал вас оглоблей. Мысли начинают лезть в голову невеселые: пять лет ждал эту лицензию, а трофейного барана, похоже, даже в трубу не увижу. Мысленно развивая эту тему, «убиваю» пару часов ожидания. Но глазастый егерь вдруг что-то заметил.
Пытаюсь что-либо рассмотреть в том же направлении — никого не вижу. Егерь жестами кое-как объясняет, что он в километре от нас приметил группу передвигающихся баранов. Еще раз смотрю, но в том месте такой сложный рельеф, что шансов рассмотреть животных издали практически никаких. Решаем выдвинуться поближе. Через пару часов лазаний по коралловым скалам мы их обнаружили — бараны улеглись на отдых в тени в одном из извилистых ущелий. Не спеша рассматриваем всех муфлонов. Там есть трофейный рогач!
Не веря в удачу, я пытаюсь приспособиться к стрельбе. Сердце от волнения колотится, никак не успокоится. Снимаю карабин с предохранителя, вдох-выдох, вдох-выдох, не помогает — кровь в висках стучит, руки трясутся — вот оно, чувство ответственности за выстрел по желанному редкому трофею. Бараны, видимо, что-то почуяв, а может, просто услышав шум моего пульса, заволновались.
Так и не успокоившись окончательно, жму на спуск. Выстрел, животные исчезают, но мы успеваем заметить, что они двигаются куда-то в нашу сторону. В растерянности смотрю на егеря, а он — тоже не понимая, как я мог промахнуться с этой дистанции, — на меня. Вдруг в восьмидесяти метрах от нас начинают по очереди выскакивать снизу из ущелья на карниз плато бараны и, минуя открытое пространство, исчезать за горкой.
Дождавшись своего трофейного, я второй раз уже не позволил себе промахнуться. Видимо, этому барану суждено было стать моей добычей. А может, просто егеря, дружно и громко до этого несколько дней отбивая поклоны в сторону Мекки, вымолили мне приз. Как бы то ни было, но, поглаживая свой трофей, я благодарил все небесные силы, даровавшие мне дополнительный шанс на выстрел.
Укладывая животное для фотографирования, я удостоверился, какой он все-таки легкий — 8-летний баран, практически на пределе расцвета жизненных сил, весом не более 25–30 кг. Как животные вообще в этой местности выживают: травы-то совсем ничего! Егеря долго по очереди фотографируются с трофеем: когда удастся добыть здесь следующего муфлона — неизвестно.
Кстати, в предыдущем году Департамент природных ресурсов уже выделял одну пробную лицензию, но она так и не была закрыта. И спрогнозировать, будут ли они давать лицензии в дальнейшем или продлят мораторий на охоту, невозможно. Егеря даже разделывать барана не стали, так и несли его в небольшом рюкзаке до лагеря. Слава Богу, больше не придется спать на базальте. Пока егеря ошкуривают животное, мы быстро собираем наши скромные пожитки. Вещи в машину загружены, трофей — тоже, можем трогаться.
Обратный маршрут в Тегеран прокладываем, по моей просьбе, с заездом в Персеполис и Пасаргады. Так получилось, что в предыдущие мои посещения Ирана мне никак не удавалось попасть в город «царя царей», хотя мечтал об этом еще с пятого класса, когда сидя за партой, с упоением читал о древней Персии в учебнике «История древнего мира».
И вот, наконец, этот город предо мной, вернее то, что от него осталось в результате пожара, учиненного Александром Македонским, многочисленных войн и природных катаклизмов. Но даже сейчас, стоя на развалинах этого древнего города, вглядываясь в лица царя, солдат, животных на чудом сохранившихся барельефах, невольно проникаешься уважением к народу, творившему эту многовековую историю. Здесь тысячи лет назад существовала одна из величайших цивилизаций в истории человечества, а границы Персидской империи в то время простирались от Эфиопии до Индии.
Персеполис (кстати, первоначальное самоназвание города было Парса, а название Персеполис прижилось гораздо позже на основе греческого произношения «город парсов») одна из столиц Персидской империи в эпоху Ахеменидов (династия царей ДревнейПерсии (558–330 до н. э.), к которой принадлежали в том числе Кир II Великий и Дарий I Великий). З
ачастую местные жители называют город другим именем — Тахт-е Джамшид («трон Джамшида»), в честь сказочного первопредка иранцев, которому легенды приписывают правление в течение 700 лет. Однако археологические раскопки в 20-х годах прошлого века, в результате которых и были обнаружены руины Персеполиса, позволили утверждать, что город в качестве столицы был заложен именно Дарием I около 521–518 г. до н.э.
Проходя в «Ворота всех народов», портал которых охраняли гигантские каменные быки, понимаешь, как дрожали коленки у делегатов сатрапий Империи, несущих дары Царю Царей к празднику Навруза. Учитывая, что в ту эпоху существовало несколько столиц империи: Сузы — зимняя резиденция, Экбатана — летняя столица, Пасаргады — церемониальная резиденция, предполагается, что великолепный и величественный Персеполис был построен, возможно, только для одной цели — празднования Навруза, праздника Нового года и весеннего равноденствия, занимающего важное место в религии и верованиях народов той эпохи. Об этом свидетельствует и несколько барельефов, на которых изображен лев, пожирающий быка: созвездие Льва практически так и поступает с созвездием Тельца на карте звездного неба в это время года.
Пасаргады стали первой столицей Империи Ахеменидов при Кире Великом, здесь же и был упокоен его прах в величественном мавзолее. В настоящее время Персеполис и Пасаргады включены в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Теперь мне было чем заняться по пути в Тегеран.
В течение нескольких часов я ехал, погруженный в мысли об истории древнего мира, о том, как на протяжении тысячелетий в этих местах калейдоскопом менялись империи, династии, властители, мигрировали народы, приходили завоеватели, кровью насаждались новые религии, исчезали целые цивилизации. И благодаря всему этому, у нас теперь есть прекрасная возможность при каждом посещении разных охотничьих уголков Ирана как бы открывать эту страну для себя заново, настолько разнообразна культура и история этой древней земли.
ПИСЬМА ИЗ ПЕРСИИ
«Охота есть одно из важнейших занятий Персиян, и едва ли не первое из их удовольствий. У всякого из них, хотя немного зажиточного, есть несколько борзых собак, и ученых ястребов; последние в особенности в большом употреблении. Персияне так страстны к ястребиной охоте, что за ученых кречетов, соколов и других птиц того же роду, они платят большие деньги, так например: первый министр получил недавно в подарок двух соколов, за которых владельцу их давали 700 червонцев! На охоте Персияне проводят иногда несколько дней сряду. Горные бараны, олень, сайга, дикие козы, зайцы, а местами, как например: в Мазандеране, львы, тигры и шакалы, составляют предметы охоты. Из птиц здесь можно найти все наши европейские породы, кроме того, много пеликанов и аистов, последние считаются священными; их никто не трогает, и часто в деревнях можно видеть гнезда этих птиц на верху старых минаретов. Из дичины есть много бекасов, уток, гусей, фазанов, и куропаток, последние особенно замечательны нежностью их мяса; кроме того есть много домашних птиц и множество мелких певцов, подражателей соловья».
Н.Т. Муравьев. Письма русского из Персии. 1829
ОХОТНИЧИЙ ИРАН
Иран входит в десятку самых привлекательных для международного туризма стран. Для охотников эта страна с каждым годом все больше приобретает статус уникального района трофейных горных охот. Освоение огромной горной территории охотниками из Европы и Америки началось сравнительно недавно.
К сожалению, в наши дни политическая обстановка вокруг Ирана, не способствует развитию охотничьего туризма. Транскаспийский и афганский уриалы, арменийский, ларистанский, исфаханский муфлоны, персидский безоаровый козерог, южный персидский козерог (синдх) — это охотничье сокровище иранцев — наследников древней Персии.
Ареалы распространения горных баранов в Иранском нагорье носят реликтовый характер, поскольку приурочены к областям, не претерпевшим в плейстоцене резких климатических и ландшафтных изменений. Помимо охоты на горных баранов и козлов, на этой древней земле можно охотиться на газель, евразийского кабана, переднеазиатского леопарда, азиатского бурого медведя, персидскую лань, благородного оленя.
АРМЕНИЙСКИЙ МУФЛОН
Грациозные бараны с относительно длинными, узкими ногами. Общая окраска красновато-охристая, с узкими, серовато-белыми седловидными пятнами. Зимой внизу шеи и на груди отрастает короткий черный подвес. Высота в холке 70–80 см (28–32 дюйма). Самки существенно меньше самцов. Обитает на северо-западе Ирана на восток до Тебриза и на юг до центральной части гор Загрос.
В процессе эволюции эти животные приспособились к обитанию в исключительно суровых условиях. Их жизнь протекает в самых засушливых районах Азии при остром, практически круглогодичном дефиците воды и пищевых ресурсов. Эти муфлоны в условиях жары и засухи довольствуются немногими покрытыми колючками растениями: солянками, караганами, лютиками, тростниками, листьями дикого лука, бодяками, астрагалами, эфендрами. Рекорд SCI принадлежит Рашиду Джамшиду, добывшему арменийского муфлона в 1965 г. в Иране.
УВИДЕТЬ ПЕРСЕПОЛИС
Стоя на развалинах этого древнего города, вглядываясь в лица царя, солдат, животных на чудом сохранившихся барельефах, невольно проникаешься уважением к народу, творившему эту многовековую историю. Здесь тысячи лет назад существовала одна из величайших цивилизаций в истории человечества.
АФГАНСКИЙ УРИАЛ
Высота в холке около 80 см (32 дюйма). Самки меньше самцов. Рога гамонимные, в сечении треугольные и сильно морщинистые. У взрослых (десятилетних) самцов рога достигают 97 см длины. Окраска туркменского уриала сходна с устюртским, но шерстный подвес на шее чуть меньше. Распространен в Северо-Восточном Иране, Пакистане, Афганистане, Туркмении, Узбекистане.
Уриалы также как и азиатские муфлоны обитают в засушливых районах. В условиях каменистых и глинистых горных пустынь они на долгое время лишены зеленой растительности. Время изобилия бывают лишь тогда, когда после весенних дождей эта скудная земля покрывается зеленью луговых трав. Рекорд принадлежит Рональду П. Грюнвальду, добывшему афганского уриала в ноябре 1993 г. в Туркменистане.
Комментарии (0)