В отличие от таксы, которая ставит перед собой задачу выдавить зверя к выходу и делает хватки по задней части, отскакивая при контратаке, ягд всегда старается пролезть к морде барсука и сделать хватку по месту, редко уклоняясь от тесного контакта. А это уже бесстрашие на грани безрассудства.
Щенков я всегда, старался подбирать через отдел собаководства областного общества. Руководитель отдела Галина Ивановна заверила меня, что, как только подойдет подходящая вязка, она сразу забронирует за мной щенка — сучку, как я определился. Но, похваставшись своими планами перед соратником и товарищем Василием, я вновь позвонил Галине Ивановне и попросил забронировать двух сучек.
Так мы с Васей стали обладателями двух прекрасных щенков — Шейлы и Лейлы. В Горный Алтай за ними поехал я, поэтому и приоритет в выборе был у меня. Понаблюдав в дороге за поведением щенков, я остановился на Шейле.
С первого же дня стало ясно, что ей находиться в доме нельзя. Как только я надевал штаны, в них мгновенно впивались молочные зубки щенка, и плотное тельце каталось по линолеуму вслед за моей ногой. Тапочкам в доме к вечеру пришел конец, шторы были на очереди, кошка носа не высовывала из подполья. Пускать ее к взрослым собакам было рановато, так что пришлось срочно разгребать старую стайку и обустраивать новое собачье жилье. После скорого новоселья я отправился на край села к пасечнику и по совместительству знатному барсучатнику. У него проживала годовалая сука ягдтерьера. Срочно нужны были советы.
Вячеслав Петрович выгонял из ограды свою «шниву» с длинным прицепом. На переднем месте сидела Гекла и, как мне показалось, неодобрительно, смотрела на меня.
— Будь здрав, Петрович! Не задержу. Минут десять удели.
— Привет, привет! Ну что ты, я не спешу. Вот на пасеку собрался. Думаю, в ночь ульи перевезти в ограду. Осень скоро, взятки все равно упадут, охоты начнутся, а в ограде под присмотром будут. Ты дело пытаешь или от дела летаешь?
— По делу. Поздравь меня. Мы теперь с тобой, как это сказать, терьетники, что ли.
— Взял? Суку, как и хотел? Молодца! Но поздравлять не буду. Это же сто рублей убытку, а не порода. Не, Гекла славная. Пока рядом никого нет. Досмотр за ней нужен круглосуточный. Иначе без озорства и хулиганства не обойдется.
— За тем и приехал. Что да как — рассказывай!
— Ну, с кормежкой и воспитанием ты лучше меня разбираешься. Не выпускай даже в ограду: найдет лаз и удерет на улицу, а там сразу беда, кого достанет, того и драть будет. Авторитетов для нее нет. Следи, чтобы из машины не выскакивала. Не собака, а демон. Но в лесу лучше друга нет. Всегда рядом, от ноги не уйдет. Все понимает. Через неделю открытие на утку, будем заниматься, посмотрим, как она в охоте.
— А содержание?
— Значится так. Это не гончаки твои. Будка нужна теплая. Шерсть короткая, надо к холодам откормить.
Собаки энергичные, всегда в движении. И построже с ними надо. Заведи «наказалку» и по любому поводу применяй. Гекла быстро отучилась от пакостей. Вообще-то порода сообразительная…
И потекли будни воспитания. Все, как предвидел Петрович, так и пошло. Через пару месяцев Шейла полностью поменяла зубы, начала матереть и по-тихому разгрызла пол в стайке, прорыла нору и выскочила во двор. Хорошо я увидел, но малость не успел наперерез, а котенок успел метнуться под диван на веранде. Под диван! От норной собаки! В общем, через пару секунд Шейла оказалась в бочке с водой. Она даже не билась, просто обалдела от быстроты событий, но котенка из пасти не выпустила, и он яростно грыз мои пальцы. Псина моя, быстро нахлебавшись, выпустила добычу. Бедолагу я срочно отправил на медосмотр к женщинам, а нарушительницу порядка поволок в порочную.
Подошло время, я стал брать Шейлу везде с собой. В автомобиле она сидела тихо, внимательно глядя по сторонам. Если я ее выпускал в лесу, делала несколько кругов и приступала к обследованию округи, но не отходя далеко. Если я занимался грибами, то она удалялась не далее пятидесяти метров и часто возвращалась; если рыбачил, то сидела у меня за спиной, позевывая, и иногда отлучалась проверить подозрительный шорох. Но если обнаруживался бурундук или еж, то шоу затягивалось надолго, с разгрызанием дупла и разрыванием норок, с пыхтением и повизгиванием. После такого времяпрепровождения она сутки лежала спокойно. Когда прошла первая течка, я отвез ее на притравочную станцию в нору познакомить с лисой и барсуком. Отработала она на тройку, со скидкой на нежный возраст. Растерялась, часто отвлекалась, но задача была познакомиться с норой и будущими оппонентами.
Вскоре произошел второй инцидент. Уже полным ходом шел охотничий сезон, дел было невпроворот, я ослабил бдительность, и Шейла оторвала мои заплатки в полу и снова вырвалась на оперативный простор. На этот раз ей попался петух. После быстрого следствия и не менее скорого суда птица отправилась в суп, а подсудимая — на экзекуцию. Петуха не было жалко: орал дурниной круглые сутки, и суп ему был прописан. После этого происшествия я переселил Шейлу в вольер к гончакам. На удивление, они сдружились, ели из одного корыта, спали в одной будке. Я начал чаще брать ее на охоту, где она добирала подранков зайцев и лис.
Так с гончими она и перезимовала. Заметно расширилась, прибавила в весе и стала даже поспокойнее. Дрессура не прошла даром, и она уже выполняла простейшие команды, и это не могло не радовать. А вот Василий, оправдываясь занятостью, воспитание Лейлы доверил Алдану — псу пакостному и склонному к побегам. Алдан был чистым дворянином и по низости своего происхождения стал учить Лейлу всему нехорошему. Так, однажды, подъезжая к дому товарища, я с удивлением заметил пробегающую по молодой травке странную парочку — лайкоида и чистокровного ягдтерьера, которые, явно что-то замыслив, скрылись за старым забором.
— Привет, дружище!
— Привет!
— У тебя опять Алдан сбежал и Лейлу подбил на побег. Кстати, она у тебя похудела.
— Я сам отпустил. Пусть разомнутся малость. Надоели — воют цельными днями. Пусть кошек погоняют.
— Кошек! Ты мало за скотиничество своих собак заплатил? Я удивляюсь, как их не застрелили до сих пор!
— А зачем стрелять? Я же плачу.
— Платишь! Ты когда Алдана на охоту последний раз брал?
— Ну, лося же я из-под него взял. Ты же рядом стоял.
— То что он бросился на корову, а тогуш с перепугу набежал на тебя, не значит, что ты из-под него кого-то взял. Вредная псина этот Алдан! А Лейлу на нору свозил?
— Некогда мне.
— Понимаю. Но скажи мне, какого беса ты собак заводишь? Тебе и моих бы хватило.
Василий отвернулся с досадой.
Подошел осенний сезон охоты. Шейла стала совсем взрослой и даже поумнела, щенячьего восторга от происходящего уже не проявляла, из автомобиля без команды не выпрыгивала, без цели, выплескивая энергию, не носилась, а деловито обшаривала кусты и время от времени подбегала ко мне с докладом, при этом смотрела в глаза и ожидала указаний. Работать по утке ей было неудобно: все же ягды не приспособлены к плаванию по камышам, а с чистой воды ни один подранок не уходил. По боровой она охотилась выше всяких похвал; если подбитый глухарь срывался с ветки и на планере уходил за деревья, она не бросалась следом, а внимательно прослеживала его полет и только после этого отправлялась на поиски. Если она примечала птицу раньше меня, то не облаивала ее, а замирала и вопросительно оглядывалась в ожидании выстрела. Она вообще мало лаяла, только от сильного возбуждения или в норах, которые мы стали иногда посещать. Сперва это были лисы, но однажды она выволокла из отнорка барсучонка. И я решил, что пора…
Вячеслав Петрович сидел во дворе и по своему обыкновению что-то ремонтировал в рамках. Гекла с пластиковым колоколом на шее лежала под столом у него в ногах.
— Будь здрав, хозяин! Это что у нее за украшение?
— Привет! Порвал ей ухо надысь барсучина. Знатный зверюга. Жиру — пара кило.
— Так украшение-то зачем?
— Так ухо-то зашили в Мошково и вот, надели корону моей принцессе, чтоб, значить, не расчесывала.
— Значит, работает собака. Радоваться надо.
— А я и радуюсь. Это уже третий барсук, а сезон только открылся. Я жир уже продавать начал.
— Кстати, я зачем к тебе пришел? Мне шкура свежая нужна. Барсучья.
— Так в сарае должна быть, если Маша не выбросила. Тебе зачем?
— Шейлу притравить малость.
— Ты вот что сделай, — сказал Вячеслав Петрович. — Повесь шкуру на крепкой веревке, чулком ее сделай. Ну и пусть сучонка твоя на ней висит. И шея укрепится, а это важно, и озлобится собака на барсучий дух…
И моя Шейла сутками висела на шкуре, превращая ее в мочалку, отвлекаясь только на попить. Пришло время настоящей охоты. Мы у жилой норы. Я точно знал, что здесь живет семья барсуков: «городок» постоянно чистился, и в сторонке я нашел пару свежих туалетов. Прижав палец к губам, я дал Василию понять, что разговоры на норе недопустимы, и указал, куда встать. Тактику мы обсудили еще в автомобиле, по дороге сюда, договорились стоять смирно и следить за выходами внимательно, а как только покажется барсучья голова, стрелять по переносице, но только после стопроцентной уверенности, что это не Шейла. Вася был опытным охотником и подобных проколов не допускал, но я должен был предупредить. Перед тактическим совещанием я поинтересовался:
— А ты почему один? Где Лейла?
— Да кто ж ее знает! С ранья во дворе крутилась, а как ехать, ее нет.
— Так надо было вчера еще запереть. Ты что, их вообще не закрываешь?
— Воют они, спасу нет.
— Это понятно, они к свободе привыкли. А свободу что собакам, что людям надо малыми дозами давать, иначе жди беды.
Василий слился с листвой, держа в руках старую, но надежную пятизарядку. Я решил взять проверенную курковку. Зарядились мы нолями в контейнере, чтобы ненароком собаку не зацепить. Шейла без раздумий пошла в нору. Я заметил, что она не заходит, если нора пустая. Минуты через три Василий дернулся, но даже не приложился прикладом. К нему вылезла Шейла, отряхнулась, обежала по кругу и опять понорилась. Глухой лай раздался почти сразу. Адреналин шарахнул по голове. Лай постоянно перемещался, и казалось, что собака двигается прямо под поверхностью. Звук пошел из норы напротив меня, послышалось шевеление. Мелькнуло темное тельце. Звук сместился влево, стал глуше и, наконец, совсем стих. Я даже подпрыгнул от выстрела, настолько он был неожиданным. Василий сделал шаг вперед и с трудом поднял из норы за шкирку барсука и вцепившуюся ему в филейную часть Шейлу. Собака извивалась сильным телом и пыталась оторвать кусок от тушки.
— Не гигант, но и не малыш. С полем!
— С полем! И тебя, Шейла, с полем!
Так мы начали бомбить барсучьи городки. Не скажу, что всегда удачно, бывало, что настеганный барсук, не желая выходить, водил собаку кругами, а бывало, собака выходила из норы с ободранной мордой. Мастерство Шейлы росло от норы к норе…
Но вот с Геклой случилась беда. Узнав о ней, я сразу поспешил к Вячеславу Петровичу. Еще не старый и крепкий мужчина прямо на глазах превратился в старика: горе его было безмерно.
— Ну, Петрович, дружище, нельзя так. Как так случилось?
У мужчины затряслись плечи, он готов был расплакаться.
— Да бог его знает, как получилось. С племянниками, Шуркой и Максимкой. В логу у меня за баней. Я ведь дальше и не хожу. Недавно взяли там небольшого. А в этот раз он ходит и ходит кругами, вот остановился, слышу — сейчас схватятся. Но она вышла. Морда ободранная, я ей водички, она попьет и обратно в нору…
Петрович, сжав кулаки, почти кричал:
— Ага, слышу — схватились, и он, ирод, пыхтит, и она рычит, повизгивает. Потом как завизжит, смертельно так. Видимо, сильно он ее прихватил. Мы за лопаты. Час рыли, в корнях все, глина как кирпич. А она, девочка моя, уже молчит. Отрыли, она еще жива была. За горло он ее. Разорвал все. Крови много. Хотел ее к ветеринару, а она по дороге отошла…
Слезы все-таки прорвались наружу, и старик отвернулся, зашаркал к крылечку…
Зайдя к Василию, я увидел неприглядную картину. За неопрятным столом один на один с початой бутылкой сидел мой товарищ.
— Садись. Выпей! — говорит.
— А у тебя что за горе?
— Да какое горе? Расстройство одно. Эти два упыря пролезли в загон к моим овечкам и пятерых рядком положили. Барана моего породистого, с Алтая которого привез. Производителя. Так его тоже порезали. Лейла за ноги, а Алдан в горло.
— Кровавый вторник какой-то...
— А что еще случилось?
— У Петровича сука в норе погибла. Горло барсук ей вырвал. Вот так. Пойду я…
Этот норник я приглядел давно и время от времени наведывался к нему. Городок расположился на краю кошенины, у глубокого лога, поросшего по краям густым черемушником. Все тропы вели в этот лог, на поле никто не выходил, по крайней мере, я следов не обнаружил. Шейла метнулась в нору и тут же вышла, пошла по краю городка, причуяв что-то на земле, определилась с входом. Ее долго не было, я уже устал стоять, но она вышла с другой стороны. На коричневой морде было нарисовано недоумение. Видимо, барсук был в норе, но она не могла его найти. Похоже, одиночка забился в дальнем отнорке и дневал в тишине и прохладе. Шейла глянула на меня, и мне даже показалось, что она пожала плечами. Вернулась в нору.
Минут через пятнадцать послышался глухой лай. Ближе, ближе. Я уже различал, как ярится собака, делая хватки за барсучьи «штаны», гоня зверя к выходу. Вот лай уже рядом. Как так получилось, я не понял, но барсук высунул голову из соседней норы, в трех метрах, и скрылся. Я метнулся в надежде успеть выстрелить, но хитрый зверь пропустил собаку вперед и развернулся в широком выходе. Шейла оказалась на линии выстрела. Каков хитрец! Спалил стрелка. Вот они опять ушли в глубину. Нет, надо снимать собаку с норы, но лай все глуше и глуше. Какой же глубины этот городок?
Остановились. Барсук «забухал». Я не знаю, как он издает такие звуки, но по моей версии, он сильно бьет спиной о потолок норы, чтобы не пропустить собаку вперед, к морде. Или оттесняет ее в тупик. И тут я догадался, чем это может закончиться. Надо срочно копать, пока барсук не зарыл Шейлу в тупике.
Уже на полпути к уазику я вспомнил, как вчера пришел сосед и попросил лопату. Так, назад. Упал на землю, слушаю. Лает. Надо все же ехать за лопатой. Успею!
Взяв лопату и в подмогу самого соседа как косвенного виновника, я мчу назад. Опять на землю. Тишина. Гробовая. Яростно вдвоем с соседом копаем мягкую, податливую землю. Уже по пояс. Вдвоем тесно. Кидаю землю один. Прошли два отнорка. Прислушиваюсь. Тишина. Кричу в нору. Тишина. Кидать землю уже высоко, холодная глина сыпется на разгоряченную спину. Сосед роет приступок, потому как уже выше головы. Видим различные разветвления норы. Я начинаю расширять траншею, чтобы охватить большую площадь. За многие годы барсуки тут таких проспектов нарыли, что и я бы пролез. Вдруг пахнуло псиной, и как раз открылись три отнорка. Вот шерсть. Шейла здесь его драла. Зову. Тишина. Рою в ту сторону. Воздуха не хватает…
Она была еще теплой и без единой царапины. Опытный зверь не дал ей шансов пройти к морде. Когда я ее хоронил на краю лога, под поднимающейся луной, мое сердце окаменело. Потеря что-то истребила во мне. Поломала. Никогда я больше не запущу в сердце никого, кроме людей. Собака теперь для меня помощник, не более того. Слишком велика горечь потери…
Василий так же сидел за столом. Только стол был поприличнее и закуски побольше. Я молча сел, налил без разрешения.
— Что-то случилось?
— Случилось. Я Лейлу заберу у тебя. Отдам Петровичу. Ему нужнее. И советую тебе Алдана пристрелить.
— Как пристрелить? Ты что такое несешь?
— Из ружья. Ты хозяин. А мы в ответе за тех, кого приручили.