На гусей... с собакой

Как-то на весенней охоте я не смог найти чисто битого гуся. Охотился в наших Ракитах. Это местное название обширных зарослей низкорослого, до двух метров, но густого тальника.

Зимой Ракиты почти полностью заносятся снегом, и становятся видны только лишь верхушки кустарников, служащих кормом и убежищем для зайцев-беляков.

Весной, по мере таяния снега, Ракиты заливаются талой водой, образуя какое-то подобие пресноводных мангровых зарослей с «заливами» и плесами в его «проплешинах».

Воды — где по колено, где и глубже — вперемешку со снежными островками-буграми, оседающими день ото дня под пригревающим весенним солнцем.

Очень удобные места для маскировки. И главное: весенний гусь постоянно «тянул» вдоль этих Ракитов, а то и садился на отдых в его «заливы».

Я выбрасывал на такие линзы талой воды гусиные чучела, а на снежные «кочки» — профиля. И довольно успешно охотился, радуясь весеннему пробуждению природы и возможности побыть наедине, чтобы хотя бы на какое-то непродолжительное время оставить все свои проблемы.

А взятый за зорю сытый пролетный гусь, а то и пара — приятный бонус! Как там у Аксакова (по памяти): «Очень весело на дальнем расстоянии вырвать из станицы чистого пером, сытого телом прилетного гуся!» Вот только одна досада: битый, «сытый телом» гусь часто терялся (особенно подранок) либо в самом кустарнике, либо даже в кучках снега — пробив их «пушечным ядром».

Вот так, отстояв однажды вечернюю зорьку в своем импровизированном снежном скрадке под прикрытием густого куста тальника и потеряв таким образом одного битого «наверняка», решил следующим утром «стоптать» туда со своей таксой Барби — «решительно умнейшей из всех собак», из моих по крайней мере.

Несмотря на свою миниатюрность и «норную специализацию», она постоянно и с успехом помогала мне в облавных осенних охотах на косуль, зайцев и лисиц. Гоняла их со звонким голосом-колокольчиком. Хоть и не парато, но верно! А уж подранка — обязательно сыщет!

К тому же, когда я возвращался домой с добытыми утками и гусями, она проявляла интерес и к этой, казалось бы, чуждой для нее добыче. С азартом обнюхивала их, уткнувшись своим носиком-пуговкой в плотное оперение.

Идти было далековато: километров пять, через пастбищные луга, частично затопляемые, по весне, талой водой и служащие местом отдыха про-летным околоводным пернатым и местом брачных турниров для куликов турухтанов.

Путь пролегал по «сильно пересеченной местности», по жухлой прошлогодней траве, кое-где меся ногами скользкую весеннюю грязь, в иных местах преодолевая разливы талой воды.

Вот я, еще затемно, чтобы поспеть к рассвету на место, посадил свою «Барбусю» в рюкзак (куда обычно укладывал «гусиные приманки») и подался к едва угадывающимся в темноте контурам Ракитов. Благо, луна освещала наш «тернистый» путь своим призрачным светом, подавая такую же надежду в деле поиска того пропавшего гуся.

Да я и сам не очень-то надеялся на по-добную удачу, более предвкушая возможный утренний пролет. По такой распутице идти (а точнее сказать: продвигаться) никак не меньше двух часов.

И моя миниатюрная помощница, высунув свою лопоухую голову из жерла рюкзака, повизгивая от радости, взирала на открывающуюся панораму и в качестве благодарности, норовила лизнуть меня в ухо. Посмотреть со стороны: «Машенька и Медведь»: «Высоко сижу, далеко гляжу!»

Добрались до моей вчерашней засидки. Светало. Только перевел дух и скомандовал своей таксе, вытряхнув ее из рюкзака: «Ищи!», она сразу же засуетилась, закрутила своим хвостиком-прутиком.

Затем решительно плюхнулась в талую воду, переплыла к следующему сугробу и, вскарабкавшись на него, даже не отряхнув с себя ледяную воду, сунулась в тальниковую гущу. Заскулила, даже затявкала и принялась решительно разгребать слежавшийся снег своими маленькими кривоватыми лапками.

Смотрю, а она уже тянет за крыло того потерянного гуся! Вот так! И минуты не прошло, а я вчера полчаса его искал, пока совсем не стемнело. Чудо! Достали совместными усилиями того гуся (величиной чуть ли не с саму Барбусю). Радость!!!

Протер Барбина насухо полотенцем, предусмотрительно взятым с собой. Пока возился с этим гусем (он совсем уже застыл), предпринимая попытки усадить его на снежную кочку, и, придав ему «живой вид», потерял из виду свою таксу.

Она же, выбравшись на близкий край Ракитов, припав носом к земле, сновала по влажной прошлогодней траве, беспрестанно виляя своим хвостиком. Наверное, распутывая мышиные следочки, а может, и ночные заячьи — их в Ракитах полно!

А тут слышу гусиный гогот. Гляжу: вдоль края Ракитов тянет пара, да низко так, чуть ли не касаясь верхушек кустарников. И вдруг их монотонный гогот резко поменялся на какой-то звонкий клич, и они, развернувшись, истребителями устремились по направлению к моей Барбусе!

Я аж опешил и даже испытал какой-то мимолетный страх: такими грозными показались мне эти огромные птицы и такой маленькой и беззащитной такса. Барби же, увидев их, как-то вся подобралась, а затем, сделав «свечку» и тявкнув, бросилась наутек.

В мою сторону! Гуси — за ней. Я даже и не успел толком замаскироваться. Схватил ружье, и вот они: Барби под ногами, а гуси — почти над головой! Дуплетом снял обоих! Вот это да!!! Так запросто сама добыча в руки прилетела! Смотрю, а Барби уже опять на «исходной позиции» — по краю Ракитов шныряет.

Каким-то своим, только ей известным делом увлечена. Хоть мне и не нужно было еще добывать гусей, надо и честь знать, в смысле: норму добычи, но захотелось проверить свою догадку. А тут как по заказу: еще пара гусей показалась. Правда, с другой стороны, вдалеке. Летят и «пе-реговариваются» о чем-то меж собой.

Барби, услышав их, привстала, по-заячьи, на задние лапки. Узрела, тявкнула, и все повторилось! Гуси опять налетели на меня в упор! Но этих отпустил уже без выстрела.

Я после этого неоднократно охотился с такой «приманкой». Затем поделился этим способом охоты со своими друзьями-охотниками. У кого-то получалось (даже с дратхааром!), а кто-то сказал, что это — «лажа». Видимо, все зависит от собаки. И даже не от ее величины и окраса, а скорее от манеры поведения.

Чтобы она не «натирала шпоры» своему хозяину, а «показывала» себя налетающим гусям, умела привлечь их своим поведением и затем «подтягивала» их на выстрел. Этому собаку трудно обучить, хотя, наверное, и возможно. Но лучше, если она сама «поймет», что от нее требуется.

Размышлял: почему гуси так себя ведут? Но у самих же гусей об том не спросишь. Наверное, весенние гуси, разбившись на пары, ищут себе место для гнездований, а может, облетают свои уже «застолбленные» места.

Вот и пытаются отогнать потенциальную помеху, колонков, куниц, лисиц, бродячих кошек и собак (их в последнее время особенно много развелось). А может, гусак таким образом демонстрирует свою «удаль» перед подружкой? Как знать! Главное, что действует!

Кстати, уже позже, где-то читал о таком способе охоты. Но там рекомендовалось использовать собачку небольших размеров и рыжей масти! Чтобы она более походила внешностью на лисицу. Ну пусть у них так!

А у нас, как я уже поведал: вот таким способом один мой знакомый егерь небезуспешно охотился с крупным куцехвостым дратхааром. А моя такса, хотя размером и статью как-то могла отдаленно сойти за линялую лисицу, но своим черным с подпалом окрасом — вряд ли…

Еще прибавлю: в том и «весь фокус», что налетающие гуси мало внимания обращали на самого охотника, концентрируясь на собаке. Я сам несколько раз наблюдал (на двух совместных охотах), как тот егерь внаглую шел по гривкам между камышовых зарослей, а его дратхаар как по веревочке выводил на него гусей.

Егерь даже не брал на себя труд как-нибудь спрятаться, прикрыться! Просто присаживался на корточки, принимая удобную позу для стрельбы, и гусь подваливал к нему на верный выстрел. Конечно, он одевался соответственно предстоящей охоте (в покровительствующий данной местности окрас), не делал никаких резких движений, не кричал. Но ведь так и следует себя вести на любой охоте!

* * *
Не всегда тот или иной способ охоты выглядит очевидным. Потому многим охотникам то, о чем я поведал, может показаться даже из области охотничьих баек.

Типа описания в одном из рассказов В. Правдухина охоты на зайцев при помощи огромного камня, капустных листьев и молотого перца! Но не стоит восклицать по-чеховски: «Этого не может быть потому, что этого не может быть никогда!» Везде разные конкретные условия охоты: сама местность, ландшафт, возможность маскировки.

Да и наконец, важным фактором будет: ждешь налетающую стаю или пару-тройку гусей (а то и одиночку). Стая, скорее всего, не станет реагировать на ту же собачку (лисицу и прочее). У стаи иная задача: без риска и опаски сесть на поле или водоем, отдохнуть и покормиться. А вот у пары (тройки) — задачи несколько иные! Как раз малые группы гусей (от одного до трех) и реагировали на собаку. А стая — ни разу!

Если охотиться с профилями и чучелами осенью в поле, ожидая подлета гусиных стай — тут, конечно, собака будет только помехой, какой бы послушной она ни была. Здесь нужна максимальная маскировка.

Я это понимаю, не один десяток лет охотился на гуся. И на осеннего (в полях, на местах ночевки и дневки), и на весеннего (на полях, болотах, разливах, в тех же Ракитах).

Кроме чучел и профилей, использовал также и подсадных гусей из оставленных и поправившихся подранков. Кстати сказать: у меня одна гусиная пара (гусак — из «домашнего» гусенка, а гусыня из вылеченного подранка) пару раз выводила своих гусят! Весной на манного гуся (всегда лучше «работал» — гусак) дикие сородичи реагировали гораздо лучше, чем осенью!

И опять закономерность: лучше всего подманивались как раз одиночки-пары-тройки. Они практически без облетов шли на манного!

А вот стая вела себя так же (или почти так же), как и с выставленными чучелами (профилями). Впрочем, я всегда окружал манных гусей этими «обманками»: на воде — меньшим количеством (до 5 штук), на полях — до 20. Может, есть разница в охоте на конкретный вид гусей, не знаю.

За всю свою охотничью практику я добыл более сотни серых и лишь пару гуменников (дуплетом на весеннем пролете). Поэтому за другие виды говорить не могу!