Как-то приехал в конце марта на Птичий рынок, свою кое-какую птицу продать, да и себе чего-то подобрать. Март – птица паруется; пропустишь время, потом поздно будет. Кого привез? То, что лишнее и не устраивает. Кто плохо кормит, летит, да мало ли чего, вместе с тем есть отдельные особи, которым подобрать пару трудно.
Не всегда это удачно получается. Бывают и более объективные причины: кто-то из голубей пал зимой, кого-то заловил ястреб. Более того, есть такие случаи в голубиной охоте, особенно осенью, когда внезапно задует сильный ветер и набегут черные тучи, а партия в небе. Сядут, посмотришь, 5–6 штук не хватает – потерялись.
Заплатил за место, огляделся, выставил голубей на прилавок, пробежал по рядам, посмотрел, что меня интересует, прикупил две-три птички, засунул под прилавок в садок. Думаю, что от них ожидать? Вообще-то приличные голубеводы берут птицу с будки и платят гораздо дороже, чем на рынке, там и гарантия, и востребованные качества твоих любимцев, и красота. Конечно, за долговечную практику я имею определенное количество знакомых, держащих идентичную птицу. Но не всегда удается то, чего хочется.
Слово «красота» – самое востребованное в душе голубятника, не зря ведь столько в фольклоре, художественных произведениях, песнях и кинофильмах связано с голубями. Самых красивых девчонок и женщин называли голубками. В репертуаре группы «Лесоповал» есть одна вещь, где поется: «Я куплю тебе дом у пруда в Подмосковье, заведу голубей...», да и Бальзаминов, желая жениться на богатой, говорил маменьке, что, мол, у невесты есть башня, где можно и голубей гонять. Держать и гонять птицу, по-видимому, в душе народа – верх блаженства и наслаждения. Жизнь очень трудная, а ведь человек рожден и для наслаждения. Работа, семья, дом, все нарастающий темп жизни, да мало ли чего – тяжело. Но вот придешь домой с работы. Немного отдохнешь. И быстрей на голубятню. Посмотришь на эти ангельские создания и сразу станешь чище душой и спокойнее нравом. Жить хочется. А когда твоя птица встанет ввысь и будет смотреться на голубом фоне. Где-то в октябре–ноябре. Величиной с точку, тут уж тебя обуяет чувство гордости и пламенный восторг за себя и вообще за человека, который может наблюдать такую благодать.
Сидят два мужика на рынке бок в бок, продают голубей, греются на неярких лучах мартовского солнца, лузгают семечки, беседуют. О чем? Естественно, о птице, потом о футболе, потом о бабах, в заключение о политике.
Познакомились. Сосед почти мой ровесник, так что много общего. Николай, так звали коллегу, мужчина некрупный, мелкокостный, худощав, с вьющимися, уже начавшими седеть волосами, спокойной и ясной речью, но, что поражало в нем, так это его глаза. Раньше говорили о таких, что ими бы обладал британский моряк, сошедший на берег где-нибудь в Сингапуре. Глаза свободы.
В 1948 году, когда ему было восемь лет, арестовали в один день и отца, и мать – видных комсомольских деятелей, орденоносцев, с наградами первых номеров. Его определили в детоприемник. Родственники забрать к себе отказались – самих посадят. Убегал он оттуда очень много раз, беспризорничал. Ну и натерпелся же в той страшной жизни. Рассказывал мне, какие помойки в Москве самые вкусные и перечислял адреса. Сам я родился и вырос на Малой Бронной, так что центр города знаю, как свою квартиру, оказалось, что лучшая располагалась у кинотеатра «Ударник» во дворе Дома Правительства. Как маленький пацан не пошел воровать, не спился, не сел, а выжил и стал человеком?
Откуда он получил страсть к голубям, не понял, то ли по наследству, что мало вероятно, но, скорее всего, от своей беспризорной жизни. В то время сильные духом и самостоятельные пацаны мечтали и заводили своих голубей. Строили нехитрую голубятенку, заводили дешевенькую птицу, сами добывали средства на корм и гоняли своих «одров» с большим азартом. Чем вызывали зависть и уважение сверстников и даже старших коллег. В конце 70-х была у него хорошая будка в районе Лужников, где он проживал в 2-этажном деревянном доме. В те времена соседи в маленьких строениях знали друг о друге все. Надо отметить, что Николай, кроме страсти к птице, еще очень уважал грибную охоту. Будучи в лесу, в районе Белых Столбов, в те времена это были самые грибные места, нашел он висевшую на сучке березы ржавую тулку «БМ» и замшелый патронташ с 6 медными патронами. Видимо, горе-охотник принял на вальдшнепиной тяге лишнего на грудь и не нашел своего ружья. Для Николая это был дар Божий. Оттер керосином оружие и патронташ и спрятал его в голубятне.
Пригодится. В один из осенних дней пошел он попариться в баню. Это важное дело он очень уважал. После приятной процедуры, как и положено русскому человеку, слегка накатил и пошел домой. Разморило, тело охватила приятная истома и захотелось добавить. Вспомнил, что под голубятней в погребе, где хранились разные соленья, имеется 3-литровая банка с самогоном. Открыл будку, выпил сколько надо, присел на полку и уснул.
Сон прервало шипенье, вспышки огня и тихие переговоры людей, которые мобильным автогеном вырезали сейфовый замок двери голубятни буквально в 3-х метрах от Николая. Один из злоумышленников сказал: «Как бы еврей там не оказался». За курчавые волосы в округе он имел эту кличку. – «Да нет, он по пятницам в баню ходит, сейчас, наверное, с женой спит». Надо отметить, что в те времена голубей было много, в отдельном дворе летало до 3-х и даже больше партий, и все ловились. Разборки из-за голубей спьяну случались довольно часто, кроме того, мало кто из аборигенов не сделал 1–2 ходки к хозяину, отсюда суровые нравы и новые сроки.
Подснять птицу считалось лихачеством, и занимались этим делом и пацаны, и профессионалы. Сидит он в погребе в полной темноте и не знает, что делать. Николай сделал испуганное лицо и сказал мне: «Они бы меня убили». Ноги задеревенели, лоб покрылся испариной, руки машинально нащупали что-то длинное. Ружье. Вот и пригодилось. Патронташ рядом. Зарядил быстренько два ствола, взвел курки и, когда под нажимом «фомки» дверь распахнулась, с близкого расстояния дунул одному из них в ногу. Второго – как ветром унесло в темноту.
Подранок, охая на четвереньках, а потом, хромая и матерясь, скрылся между гаражей.
Что делать? Всего трясет. Утром забрал ружье и оставшиеся патроны, пошел в отделение, написал заявление, затем ему надели наручники и препроводили в следственный изолятор. Мужика, в которого стрелял, вроде бы узнал, где-то видел, но заявления от него не поступало. Следователи не обвиняли его в применении оружия, а лишь в незаконном его хранении. На все вопросы отвечал как на духу. Пошел уже третий месяц разбирательств.
Всю жизнь буду вспоминать этого человека. Он внезапно вошел в комнату, внимательно посмотрел на меня, взял дело, прочел, разорвал и выбросил в корзину. Отвел меня к стенке и сказал на ухо: «Ты мужик молодой, сварщик, не пропадешь. Вали из Москвы года на два, и что бы духа твоего здесь не было». На следующий день меня выпустили. Мужик жил в нашем доме и его возила черная «Волга». В дальнейшем узнал, что он спросил у соседей: «Что-то Кольки давно не видно?» Те и объяснили. Николай недоумевающе спросил у меня: «Вадим, кто это был?» Желая потрафить знакомому, отвечаю: «Конечно, Коль, генерал, а кто же еще в следственном изоляторе может дело порвать?»
Собрал Николай вещички, жену и уехал в Михнево, что в Подмосковье. Устроился на какое-то предприятие, жил в общаге и ровно два года в Москве не появлялся. Жизнь наладилась. Лет через пять встретил он на Калитниковском рынке своего «крестника», тот шел на костылях и, узнав Николая, немедленно ретировался. В заключение нашей беседы подумалось: «Николай в своей нелегкой жизни столько натерпелся, другим бы и на две жизни хватило. Можно натренировать мускулы, существенно повысить интеллект, но изменить сердце невозможно».
Комментарии (0)