В своих «Заметках фенолога», опубликованных в «Вечерней Москве» за 5 апреля 1950 года, известный писатель-натуралист, «патриарх» отечественной фенологии Дмитрий Павлович Зуев отмечал: «<…> Первый период весны иныче сперва забежал вперед, но позднее (27–28 марта) затормозился позимком (так называли в народе весенний снегопад. — О.Т.). Проталины прикрыло белым снегом. <…> Непостоянен обманщик-апрель: «на дню семь погод».
<…> Ни холоднее марта, ни теплее мая никогда за полвека не бывал апрель. <…>.
Читаем у Зуева дальше. На Благовещение (7 апреля 1951 года) в Москве выпал обильный снег и таким же щедрым на возвращение зимы был и 1955 год, когда 22 апреля Подмосковье накрыл такой снегопад, что было полное ощущение февраля. Не «оплошал» на возврат холодов и год 1954-й, когда «зимние замашки обманчивого апреля растянулись с 8 по 12 числа».
А вот в 1948 году, как сообщает все тот же Дмитрий Павлович, «<…> на полмесяца раньше среднего срока (18 мая) зацвела черемуха. А самый ранний срок ее цветения в Подмосковье был отмечен 4 мая 1920 года. Раньше этого за многолетия черемуха у нас не зацветала <…>. Черемуха открывает третий «тур» фенологической весны — до отцветания сирени. <…>».
Сразу скажем, что в нынешний год черемуха на Подмосковной Мещере зацвела 25 апреля, что в общем-то повторяет сроки этого явления за последние эдак лет пятнадцать. А это значит, что относительно зуевских наблюдений зацветание черемухи за последние полвека фактически «сдвинулось» с середины мая на вторую половину апреля. Но нынешние весны не остановились и в этом своем «изобретении», и вот уж который год подряд черемухи цвет совпадает с цветением сирени, а если и происходит между ними некоторый интервал, то всего лишь в неделю разницы, не более.
Уже много лет кряду сезон «неодетой весны», как назвал это время М.М. Пришвин, а это как раз время охоты на тяге, настолько уменьшился в сроках, что весна с периода снеготаяния уже давно «шагает» прямо в лето.
А вот в нынешний год эта самая «неодетая весна», словно «заплутав» в зимних месяцах, «побродив» по их бесснежью, взяла да и в самый свой срок «обрядилась» в зиму, после чего за три дня набросила на березовые рощи молодой лист, так и не дав всласть полюбоваться собой.
И все же главный виновник в нынешней непонятной весне — зима, что «притворилась» не своим временем года, позабыла про метели и морозы, про вьюги и радующие глаз сосульки «на оттепель», «одела» дни в плотную небесную хмурь, что не пробивали солнечные лучи, и «кисла» весь свой сезон в бесснежии, навевая тоску да дремоту.
Ну что говорить! Были зимы всякие. Но чтоб такая, что «снега не допросишься», впервые! И если в январе снегов еще ждали, надеялись, что вот-вот присыплет он своим белым покрывалом изнывшую от затянувшегося осеннего неудобья землю, то в феврале все те надежды отпали.
Да и дождей в эту зиму, оттепельных, как это часто бывает, тоже не было, словно не осталось в небесных закромах воды ни на снега, ни на дожди.
Только вот дела! Как не выдавала себя зима за весну, а все плохо получалась у нее эта затея. Не было в ее контрасте того антуража, того блеска, той атмосферы внутреннего убранства, что свойственны весне в пору, когда тают снега, и полой водице тесно в земле, и стоит она лужами в низинах, на ухабах лесных дорог, прозрачными озерцами отражая на себе то голубое небо, то ловя своим зеркальным взглядом россыпи звезд. И вальдшнепиным вечерком или на глухариной зорьке вдруг ни с того ни с сего шибко потянет из глубины леса легким холодящим ветерком, «замешанном» на прелости листвы, запахе молодой хвои, и дух оттаявшей земли возрадует душу так, что словами не выразить.
И даже прибывающая ото дня ко дню долгота дня не давала зиме той «весенней картинки», которую так хотелось видеть. Жаждалось весны настоящей. И она пришла с мартом. Правда, без капелей, но уже с солнышком, выразительным теплом и контрастом погоды, как, впрочем, и ожидалось. 11 апреля у кормушки, в хороводе синичек, я заметил десяток зябликов. Обрадовался. Вот она, весна!
На Евдокию, 14 марта, разогрелось до +18 °С, бабочки ожили, появились комариные «толкунки», пробился цвет мать-и-мачехи, и даже проснувшийся шмель загудел в ветвях запылившего пыльцой орешника. Запушились «котики» на вербах, готовые совсем скоро выдать медовый цвет.
Вот только отсутствие половодья, которого так желалось, держало лесные речушки в своих берегах. На лугах «колосилась» не примятая снегом сухая трава, и даже кюветы у дорог были наглухо сухи. Полез раньше времени иксодовый клещ, и каждый поход в лес приносил богатый «урожай» по их сбору.
Да вот только долгота дня, заметно не дотягивающаяся до привычных апрельских значений, говорила о том, что хоть и опережает нынешняя весна в чем-то свои сроки, но все же нет слаженности в ее течении.
А через три дня, на Герасима, «грачи на крыле зиму принесли». Опомнилась вьюжная, решила на посошок, как тогда подумалось, метелью поиграть.
Но страха этот снег не вселил. Возврат зимних холодов в первый весенний месяц — обычное дело. В «нормальные» зимы на это и не обращаешь внимания. Но на фоне прошедшей зимы, когда снега ждали как манны небесной, обильная метель в середине марта воспринимается совсем иначе, с явным упреком весне.
К счастью, этот мартовский снег был недолог. Пролежал он короткий срок да и стаял. Вновь установилась сушь, да высокий температурный плюс, и было такое ощущение, что на календаре вовсе не март, а вторая половина апреля, оттого и дела охотничьи засуетились.
А может быть, уж и тяга есть? — спрашивал я себя. Ведь случалась тяга вальдшнепа на Подмосковной Мещере в середине марта, а уж в двадцатых числах частенько удавалось послушать первых долгоносиков. Бывало и такое, что снега кругом полным полно и проталин нет, и вечера знойные, ветреные, а тяга уже есть.
Но в эту весну было все иначе. И вроде бы погода первой половины марта должна была гарантировать уж очень раннюю тягу, на зависть всем веснам прошлых лет, но ничего подобного не случилось. И старое дедовское правило о том, что вальдшнепы весной появляются с первыми проталинами, не сработало.
Да и «молчаливые» утра без пения птиц в предрассветный час указывали на то, что весна еще только просыпается, и антураж апрельской обстановки в лесу есть всего лишь неудачная декорация, устроенная зимой, что сама себя обделила снегом. И вообще в этой тишине зорь было ощущение настороженности, что вскоре должно что-то в природе случиться. Но что?
Впрочем, и на глухариных токах было не столь атмосферно, как хотелось бы. Позднее начало токования прямо на самом пике темнозорья и ранний слет на землю уже не удивляли. А вот отсутствие азарта в токовании, выразившееся в длительных перемолчках, отсутствии копалух, и раннее покидание тока прямо указывали на то, что тока находятся еще в самой ранней фазе своего становления, и ни столь необычная зима, ни бесснежное начало марта не «сдвинули» их с привычного ритма.
Активный прилет глухарок на ток стал происходить с конца марта. Именно в эти дни, 25 марта, утром, на пороге рассвета, стоя в сосновом мелколесье на окраине глухариного тока, я и услышал первого в эту весну вальдшнепа.
Впрочем, в последующих разговорах с охотниками мне назывались и иные даты первой тяги. Но все они не выбились из календаря обычного срока тяг на Подмосковной Мещере за последние два десятка лет.
Отметим, что все первые тяги нынешней весны были слабыми. И 25 марта вечером, и 27–30 марта за вечернюю зорю наблюдалось не более 2–3 валюшней. И чем больше увеличивался день, «откатывая» наступление темноты, тем позже начиналась тяга. Но конец марта есть пора еще быстрого вечерья; от заката до полной темноты время еще коротко, потому и тяга в своей продолжительности в эту пору очень мала.
4 апреля. После теплого дня (+16 °С) изумительная вальдшнепиная зорька: 18 вальдшнепов с интервалом между тянущими куликами не более 5–10 минут, тяга до глубокой темноты. Понятное дело — пролет!
Вот под этот антураж ранней весны заговорили в охотничьих «верхах» о переносе сроков охоты в Подмосковье на неделю раньше определенных: на юге с 12 апреля, на севере с 19 апреля. Так и было сделано.
Сразу скажем, что это единственный случай за все время открытия весенней охоты, когда были изменены установленные законом календарные сроки охоты. И если бы не скорый «подвох» весны, изменение сроков охоты сработало бы на пользу. Но случилось то, что случилось. И было такое ощущение, что все те охотничьи чиновники, кто принимал решение о переносе сроков охоты, были не иначе как в «сговоре» с обьектами охоты. И прежде всего с вальдшнепами. Шутка, конечно!
Неужто на 5 дней до переноса срока охоты не был известен прогноз погоды с 5 по 10 апреля? Гидрометцентр с экранов телевизоров еще за неделю грозился грядущей непогодой и настоятельно не велел автолюбителям менять зимнюю резину на летнюю. А охотничьи «верхи» о грядущем форс-мажоре в природе не знали? Одним словом, такое хорошее дело с переносом сроков охоты «провернули», а вышло все как всегда, с «причудой».
В ночь с 5 на 6 апреля, под Благовещение, ударил такой снегопад, что к утру 7 апреля не то что в поле, но и в лесу не пройти. А тут еще и морозы «укрепили» зимний дух. Какие уж тут вальдшнепы! В лес на ток глухариный тоже было не пройти: снега почти по колено. На лесных озерцах и по берегам не шибких в течении речушек, на болотных омутках встал лед. Какая уж тут охота с подсадной! Но охота с подсадной есть отдельная тема, и нагрянувшие холода ей не очень помешали. А вот вальдшнепы… Ну какие тут вальдшнепы? Их словно сдуло снегопадом с угодий!
Особенно пострадали охотники юга Подмосковья, т.к. именно на период с 5 по 16 апреля, когда в этой части Подмосковной Мещеры была открыта охота, и пришлись самые студеные дни позимков. Охотники северной части области все же прихватили сезон охоты последними пяти днями.
После недели холодов тяга вальдшнепа восстанавливалась медленно и, можно сказать, с какой-то осторожностью. И лишь с 17 апреля весна проснулась, и резкое тепло, до +20° и выше, «погнало» ее в лето. Начался резкий прилет птиц. Прилетели черные дрозды, зарянки. Их пением ожили зори. Тут как тут были трясогузки. Потянулись на север гусиные косяки (первые были замечены еще до позимка). Вскоре появился лист на березах, зацвела медовым цветов верба, зазеленела изумрудом молодая травка, забубнили лягушачьи хороводы, которые прежде осадил холод, и голос кукушки звучал на одетый лес (первое кукование 22 апреля). 18 апреля в вечернюю тягу вновь был пролет вальдшнепа: 16 птиц за зорю. Но это была единственная и последняя хорошая тяга в охотничий сезон на севере Подмосковной Мещеры. Далее тяга на моих вечерках ограничивалась двумя-тремя вальдшнепами.
С цветом черемухи вновь пришли холода. И май пришел на Подмосковную Мещеру не только с буйной первой зеленью, но и с заморозками и даже снегом.
Анализируя нынешнюю «странную» весну и сравнивая ее с прошедшими, можно с уверенностью сказать, что доверять раннему мартовско-апрельскому теплу, а уж тем более идти у него на поводу, не стоит, уж очень обманчиво оно. Ну а сами сроки охоты, в частности на вальдшнепа, уже давно «смотрят» в сторону своего увеличения, хотя бы на те же 16 календарных дней, или же на столько же дней, но с разбивкой на весь апрель, с обязательными днями покоя. Это было бы правильно!
А еще (не в упрек, конечно, а так, на будущее) чиновникам от охоты все же надо «дружить» с Гидрометцентром, дабы не подставлять ни охотников, ни губернатора, которые в нынешнюю заплутавшую весну им поверили!