Дупель — король красной дичи, мечта охотника с легавой или спаниелем, небольшая птица семейства бекасовых, воспетая маститыми классиками охотничьей литературы.
Внешне дупель очень похож на бекаса, но наблюдательный взгляд охотника-натуралиста всегда заметит отличия. У дупеля брюшко грязновато-серое с пестринами, у бекаса — белое. Дупель вдвое больше бекаса и имеет более короткий и сильный клюв, от основания которого до глаз идет темная полоска.
Токование дупеля происходит на земле, и мало кому удавалось наблюдать это прекрасное зрелище. Как только на болото опускается сумрак, в тишине раздаются странные звуки: словно кто-то водит пальцем по зубьям расчески. Это самцы начинают свой ток. Точно тетерева, они распускают веером хвост, опускают крылья, принимают причудливые и порой смешные позы, с важностью прохаживаются по токовищу.
Иногда между самцами вспыхивают ссоры, и тогда перья соперников встают дыбом, и они бросаются в драку. Их турнир длится всю ночь, а к утру на затоптанной траве остаются лишь свидетельства страстей: вырванные перья и следы птичьих лап. Уставшие самцы расходятся по своим углам, чтобы встретиться здесь завтра, когда сгустятся сумерки.
Самки для гнезда выбирают сухое место среди кочек, зачастую недалеко от места токования. В начале июня появляются четыре (реже три) яйца грушевидной формы, неярких, зеленовато-охристых оттенков, с тонкими бурыми крапинками. В течение 18–20 дней самка согревает кладку, почти не отлучаясь. Птенцы развиваются быстро и уже через пару дней покидают гнездо, следуя за матерью.
Через двадцать дней они впервые взлетают, еще неуверенно, но с каждым днем птенцы крепнут, и уже к августу молодняк и перелинявшие взрослые птицы сбиваются в небольшие стайки и перебираются на открытые кормовые участки, образуя высыпки.
Отличить молодых дупелей в полете несложно: они летят плавно, сочетая частые взмахи крыльев с планированием. Не спеша, готовясь к дальним перелетам, молодое поколение этого года осваивает болотистые просторы — до следующей весны, когда их ждет собственный выход на токовище.
Едва август перевалит за середину, как дупели первыми подают сигнал к летнему исходу.
В отличие от других куликов, они не ждут первых заморозков, словно торопясь успеть до прощальных аккордов увядающего лета. Но единично встречаются до середины сентября.
Перед дальним путешествием птицы превращаются в живые «бочонки сала», становясь неповоротливыми и тяжелыми. У некоторых особенно упитанных птиц при падении после выстрела кожа на груди не выдерживает напора жира, и сквозь лопнувшую покровную ткань проступает плотный слой желтоватой подкожной прослойки — природный запас для дальнего пути.
Перелеты на зимовку старые птицы совершают в одиночку, молодые же летят небольшими группами.
Когда над поймами начинают стелиться утренние туманы, а болотная трава желтеет по краям, открывается сезон охоты на дупеля. Весенняя охота на него строго запрещена, а вот с конца июля можно отправляться за дупелем с верным четвероногим помощником — легавой или спаниелем.
Открытие сезона всегда праздник для охотничьей души. Уже который год я встречаю его в родной Клязьминской пойме. Утро начинается с тишины — той особой, предрассветной, когда воздух густеет и плотный туман над землей окутывает ее сладкой дремотой. Скошенный луг! Что может быть лучше для охоты на дупеля?! Старенький ИЖ-12 уже в руках, в стволах девятка-самокрутка. Моя верная черно-пегая помощница Марта семенит впереди, окуная нос в мокрую от росы траву, стараясь уловить птичий дух. Расходимся с другом метров на двести, но держим друг друга в поле зрения.
Практически сразу слышится дуплет. Я решаю идти дальше, к небольшой «потной» низине. В воздухе стоят запахи последних цветов, скошенной травы и меда. Солнце не торопится разгонять туман, и становится немного зябко. Марта поднимает двух дупелей, за ними еще одного. Высыпка! Две птицы находят свое место в сетке ягдташа.
Дальше луговое озеро, а точнее ляда, именуемая у нас Керовой, перед ней небольшое болотце. Надо бы его проверить, оно каждый год кормит. Решаю обойти его с другой стороны. Солнце сквозь прорехи тумана плетет золотую вязь на кочках. Марта шлепает по жиже и тростнику, стараюсь не отставать. Из осоки она поднимает бекаса. Я стреляю. Но оба ствола пустые, и резвый кулик уходит в добром здравии. Больше в болотце никого нет.
Выходим с другой стороны Керовой ляды, аккурат перед небольшой распашкой-лужицей, заросшей невысокой травой. Дупель взлетает почти из-под ног, за ним второй; стреляю в дальнего; собака из куста ивы выгоняет третьего; стреляю по нему. Чисто бит! Беру в руки птицу — награду охотнику и собаке. Марта подает второго битого кулика. Слышу дуплет со стороны Сергея и звонкий голос его собаки. В воздухе запах сгоревшего пороха. Патрончики-самокруты не подвели.
От Керовой ляды прохожу дальше, глазами ищу дупелиные места. К высокой траве с краю лугов мы стараемся не прижиматься: в начале августа велика вероятность наткнуться на неокрепший выводок коростелей. Звонким хрусталем висят узоры паутинок, на нескошенных осенних цветах попадаются сонные шмели.
Люблю наблюдать за работой собаки, за ее охотничьим азартом, вспоминая, как натаскивал ее, ругал и радовался первым победам. Бархатные спаниелистые уши все в череде и паутине, мордаха мокрая, черный нос изрезан в кровь осокой, лапы в болотном иле… Труд собаки бесценен. Каждое движение выверено охотничьим инстинктом. Вот она работает челноком, берет след, резко заворачивает, делает прыжки-свечки, словно оттянули пружину…
Из травы выпархивает дупель. Я немного отпускаю птицу — выстрел! Марта приносит добытого кулика.
Солнце уже порядочно поднялось; туман бесформенными тающими щупальцами и лохмотьями расползается по низинам, луговым озерам, по ближайшему лесу. Дохнуло осенью и луговым простором. Делаем небольшой привал под раскидистыми дубами у озера. Слышу выстрел Сергея, мысленно поздравляю с полем. Начинает припекать, появляются комары, мошки и прочая жужжащая смесь. Глажу Марту и вспоминаю нашего первого совместно добытого дупеля.
В тот год летние дожди успокоились только в конце августа, что удержало дупелей, но ненадолго. На пролет дупеля и высыпки мы не попали и по приглашению друга приехали за коростелем в самый разгар бабьего лета — в середине сентября. Коростеля в пойме было много. Солнце только начало подниматься, а мы уже без труда добыли норму на двоих, хоть собака у меня тогда была первопольная.
Честно признаться, радовался я ее успехам больше, чем своей стрельбе и добытым птицам. Сентябрьская огромность неба и его глубина завораживали, манили вслед за перелетными птицами, а усыпанные золотом перелески отзывались светлой, щемящей тоской. На обратном пути, погруженный в свои мысли и сраженный осенней увядающей природой, я не сразу услышал крик друга.
— Леша, сейчас взлетит!
Я опешил. Кто взлетит? Где? Откуда? И тут увидел, как работает моя собака впереди меня. Трава уже давно скошена и успела немного отрасти. Чутье собаки распутывало в тот момент невидимую для охотника паутину запахов.
— Сразу не стреляй, отпусти! — подсказывал мне друг.
Марта припала к земле, будто присела, выставляя лапы вперед; она ускорялась, и, наконец, дупель взлетел. Я мысленно досчитал до трех и выстрелил. Подранок. Собака уже подобрала птицу, немного тряхнув ее в пасти, и с чувством выполненного долга поднесла ее к моим рукам. Это был дупель. Его оперение переливалось всеми оттенками болотистой земли, словно мозаика. Я трепетно расправил ему крылья, потрогал влажный, с остатками высохшей земли клюв. В тот день Марта показала мне, что такое охота с собакой, дала понять ее суть. Пришло понимание, что на охоте мы один организм. Финальная работа по дупелю, конечно же, доставила истинное наслаждение и была наградой за наш с ней совместный труд.
С тех пор прошло шесть лет, собака набралась опыта, да и я как стрелок стал гораздо лучше (поначалу-то были совсем уж нелепые, если не сказать детские, промахи). Сегодня уже и норму удалось взять, что здесь не редкость, места-то знатные, дупелиные места…
Марта уже успела задремать, напившись в озерке воды и разомлев под тенью дуба. А я гладил ее небольшую голову и наблюдал, как даже во сне она продолжала охотиться, подергивая лапами и тихо поскуливая.
Подошел Сергей, угостил бутербродом и чаем. Мы немного посидели и отправились в обратный путь — уставшие и радостные собаки, уставшие и счастливые охотники.
И все же мне не давал покоя тот бекас. Решил заскочить на болотину, взяв сразу двух собак. Байка пошла краем, Марта — впереди меня. Но в этот раз хитрый кулик нас уже не подпустил, взорвался метрах в тридцати от Марты и скрылся за кустами ивы. Пусть летит! Сегодня у него тоже счастливый день.
Счастье — родиться охотником. Говорить с природой на одном языке, впитывать красоту рассветов и закатов, любить родную землю. Радоваться собаке и меткому выстрелу. Беречь в себе и нести через поколения незримую охотничью страсть.