Российская охотничья газета №29 2012

РОССИЙСКАЯ ОХОТНИЧЬЯ ГАЗЕТА

№ 29 (937) 11 – 17 ИЮЛЯ 2012 ГОДА

\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\

ЧЕЛОВЕК У ВОДЫ

Коротки летом ночи. Едва отгорел

вечерний закат багрово-алой звенью,

притихли на время птицы,

остановилась черная вода,

придавленная мягкими сумерками, а

уже открылся восток неярким светом,

словно умытый лик приходящего

всегда Начала. И с этим теплым

светом проявились цвета и звуки.

еснушчатая от желтых кубышек река

подернулась седым туманом, лениво

ползущим с росных лугов. Прошло

какое-то время… Пепельно серый и

вялый, он, туман, вдруг стал прозрач-

ным и озолотился насквозь первыми сол-

нечными лучами. Вздохнул ветер и туман

заскользил над парной водой легко и воль-

но. В глубокой бокалде-круговерти шлепнул

торопливый хвост, а потом ударил уже гулко

и тяжело, пуская круги на зеркальной воде.

Золотой крутобокий лещ-лещёдка поднялся

к поверхности в игривой истоме? А может,

нежногрудая Русалка-берегиня всплеснула в

сонном испуге, сторонясь пучеглазого Водя-

ного – голого старика?.. «Ир-ра, ир-ра!» –

гулко и утробно отозвалась под берегом

всполошенная лягва. И словно по команде,

взорвался окрест лягушачий азартный хор,

отчаянно, словно в последний раз… Эти

резкие звуки на время нарушают звенящее

безмолвие. Но опять тихо, лишь шепчутся

камыши и тоскует вдалеке кукушка, может

быть, лицемерно сожалея о подкинутом

малыше-кукушонке?..

Ку-ку…ку-ку…

Печально и вековечно вплетается этот стон в

белотелые березняки, звонно отдается в

зеленоглазых чистых борах и черных ельни-

ках, а потом гаснет в мелколесье-чапыжни-

ке. Летнее утро…

ПРОСТО БЫЛО УТРО

В эти тихие и звенящие мягкие дни и ночи, в

соприкасающиеся вечерние и утренние зори

хорошо быть одному у реки. И всегда здесь

случаются обыкновенные простые истории, тем

не менее, памятные и близкие сердцу впоследс-

твии. Особенно в серые дни падающих снегов и

в лютую алость стеклянных морозов. И незатей-

ливые кадры видеосъемки этих простых исто-

рий, даже без рекордных рыб и яростных с

ними схваток, так по душе в долгие зимние

вечера. Как бывают потом по душе обычные

звуки за кадром: скрип снега, всплеск рыбы в

лунке, дыхание ветра… И ледовое белоснежье

на исходе жаркого лета…

СОННЫЕ ЛЕЩИ

К этому омутку, чисто глядевшему между

двух ивовых кустов, я приходил почти каждое

утро. Раздвигал жесткие «телескопы», служив-

шие мне донками, насаживал мочку навозных

червей и опарышей на крючок одной донки,

грушку тугой манки – на крючок другой. Наби-

вал самодельные мини-кормушки, висящие на

леске, пахучей прикормкой и ждал поклевку,

поглядывая на гибкие вершинки удилищ, где

подрагивали на течении колокольчики. Вскоре

один из колокольчиков непременно встряхивал-

ся, коротко звякнув. Вершинка донки прогиба-

лась по течению, осаживалась и начинала бить-

ся резкими толчками. Подсечка!.. И на леске

сверкал солнечным серебром тугой и резкий

подлещик. Он был теплым, как и вода, пах све-

жестью речных струй, взрезанным огурцом ли с

полынной горечью и одновременно теплой

травой-шелковником. А потом начинал биться

колокольчик другой донки. Но на крючке уже

сидела красноглазая сорожка-плотвичка, изум-

ленно открывая мягкие губы. Иногда я менял

насадку. Насаживал на крючок кубик ржаного

или белого пшеничного хлеба, вначале проты-

кая корку, а потом выводя жало крючка сквозь

мякиш обратно в корку. Тогда, после минут

ожидания, удилище могло резко прогнуться по

всей уже длине. И тогда – держись, снасть!.. Это

брал язь. Он неохотно выходил на поверхность,

замирал, а потом взрывался отчаянными прыж-

ками-ударами в каскаде серебряных брызг! Эта

его, язя, борьба за жизнь нередко продолжа-

лась и в неволе. Случалось, свободолюбивые

рыбины выпрыгивали из плохо завязанного

садка, который, впрочем, был «так себе», не

чета ухватистым садкам-«вершам» спортсме-

нов, хотя прочая рыба в нем сидела надежно.

Но с каждым летним днем все реже и слабее

были поклевки. И все чаще колокольчики донок

лишь мелко тряслись от воровских пощипываний

и покусываний придонной мелочи, которая лишь

обсасывала и сбивала насадку. К своему омутку я

уже приходил скорее по инерции впечатлений

конца весны и в уже упрямо-настойчивом: а

вдруг?.. Аеслиповторится то, хотьчем-топохожее

на весенний ход и рыбье разудалье в цветение

шиповника, разумом понимая обратное…

Однажды я пришел к воде почти ночью, может

быть, на зыбкой границе ночи и начала молодой

зари. И подходя к месту, вдруг замер от странных

звуков, идущих от реки. Словно звонкое причмо-

кивание и чавканье слышалось из зарослей при-

брежных кувшинок. Показалось, что я вижу, как

шевелятся листы на воде, хотя, может быть, это

просто был обман зрения, и лишь теплый воздух

струился над рекой. Я долго тихо сидел у воды, не

разматывая удочек, и убедился, что речные «поро-

сята» – создания не эфемерные, а вполне реаль-

ные. В траве время от времени слышались мягкие

шлепки и кубышки словно раздвигались чьими-то

крепкими телами.

Едва стало светло, я разделся и зашел в

теплую воду, а потом поплыл к месту, где явно

жировала какая-то рыба. Перевернув несколько

лопухов кувшинок-кубышек, я обнаружил на

нижней их стороне множество мелкой живнос-

ти. Набрав этой всякой всячины в полиэтилено-

вый пакет, я вернулся на берег, уже освещенный

солнцем. Донки в этот раз так и остались не

размотанными…

Следующей ночью-утром я уже сидел на

берегу залива, где накануне собирал пиявок и

букашек с травы. А за поворотом виднелись

кусты, у которых ждал меня заветный омуток,

омываемый стремительными струями быстрой

реки. Но мне он уже был неинтересен, словно

мимолетный и случайный приятель. Разве что

до следующей весны?... Слишком тоскливо-

пустынными стали его воды…Здесь же, далеко

в стороне от быстрого течения, царило аксаков-

ское тиховодье, еще пока не известное мне и

поэтому притягивающее…

В этот раз и снасти у меня были тиховодные.

Вскоре на воде закачались два поплавка-гуси-

ное перо, которым я по старинке отдаю пред-

почтение. Длины моих шестиметровых удилищ

как раз хватило, чтобы достать до кромки кув-

шинок, за которыми дно круто уходило вглубь.

Бровка!.. Просто классика… А насадкой у меня

в этот раз служили те самые пиявки и букашки,

подсаженные, ввиду ничтожных размеров, к

навозному червячку. Впрочем, я чередовал

потом ингредиенты этого странного «продукто-

вого» набора, добавляя к найденышам одного

или двух опарышей, потом – опять червячка-

навозника. На крючке второй удочки была

манка, сваренная на молоке, размятая с расти-

тельным маслицем и едва задетая пробкой от

пузырька с анисовым маслом.

Прикормив место, я замер у снастей, одно-

временно любуясь разгоравшейся зарей, теп-

лый свет которой уже лег на тихую воду. Чавка-

нья подводных поросят я в это утро не слышал.

По всей видимости, рыба ощущала мое при-

сутствие, как я ни старался быть осторожным.

Но в оконцах среди кубышек поднимались

дорожки пузырей. Пузырилась вода и за моими

поплавками. Вот один из них качнулся, словно

его задела нахальная чика-верховка. На какой-

то миг поплавок-гусиное перо приподнялся,

подпрыгнул в расходящихся кругах на воде, а

потом упал набок. Рука машинально легла на

комель «телескопа». Рано… Рано… А сердце,

падая куда-то вниз и замирая, приказывало –

пора!.. Рано – твердил холодный разум… Вот

поплавок медленно приподнялся и, опять кач-

нувшись, поплыл под лопушник, медленно пог-

ружаясь. А вот теперь – пора!.. Подсечка!..

Замерли птицы, погасла заря и мир окружаю-

щий стал одной лишь властной силой, там, в

глубине таинственной вселенной, где тяжело и

упруго остановилась у дна рыбина. Несоглас-

ная, она толчками гнула удилище, но вдруг

ослабла и всплыла среди кувшинок, налитых

золотым светом… Теперь уже изумленный и

сам золотой, как и солнечные кубышки, лещ

лежал на теплой воде, сонно поводя хвостом.

Поддернутый удилищем, он покорно засколь-

зил к берегу, но вдруг спохватившись, взорвал-

ся в бурунах и пене и осадился вниз, в зеленую

глубину. Едва его остановив, я медленно начал

подводить рыбину к берегу. Лещ сдался. Видно

было, как, открыв судорожно рот-трубочку, он

заскучал и лег на бок, ослепительно блеснув на

солнце. Подхваченный подсачеком, он провер-

нулся в нем, наматывая сетку на себя, а потом

ударил уже в садке, оглушительно и, казалось

бы, вольно...

Эти яростные вначале, а потом сонно-изум-

ленные лещи брали редко, но с надежным пос-

тоянством. И все же пришел момент, когда

поплавки замерли в тоскливо остекленевшей

воде, под жарким уже солнцем. Стрекозы спо-

койно и вяло сидели на них, словно знали

наперед, что опора под ними, радужно-изящны-

ми и хрупкими, теперь незыблема…

Сматывая снасти, я вдруг заметил, что на

поверхности среди травы время от времени

закручивались вялые буруны, словно кто-то

тяжелый и осторожный бродил в тени лопуш-

ника, собирая мягкими губами сладкую мошку

да зеленых пиявок. Мормышка!.. Мормыш,

бормаш, козявки-козы, мушки, черти, мура-

вьи, овсинки, кандалы, ручейники…Чередова-

ние искусственных и живых приманок, но все

они в одном обличье, в одной пищевой при-

влекательности своими мохнатыми неровнос-

тями, полосатостями, пятнистостями и округ-

лостями насекомых… А если… Собираю

обратно самый длинный «телескоп», отыски-

ваю в глубине рыбацкой коробки кусочек

поролона с порыжевшими мормышками, как

раз под цвет насекомых, и опускаю, не дыша,

мелкого «муравья» с пиявками да опарышем

под лист лопушника… Прямо в круглое

маленькое оконце среди светящихся кувши-

нок, в отвес, на полутораметровой леске, сви-

сающей с вершинки удилища… И была пок-

левка, и были еще лещи золотые и сонные,

шлепающие в изумлении губами, затянутыми

радужной, в капиллярах, пленочкой-завесой. И

было простое счастье в одинокой этой ловле

среди тихого летнего дня…

КОГДА ЗАРЯ

С ЗАРЁЮ СХОДИТСЯ

Александр ТОКАРЕВ, г.Йошкар-Ола, фото автора

9-16.indd 8

09.07.2012 16:50:12