Охота – занятие красивое!

Стрелять нужно с холодной головой, абсолютно спокойным, и я научился быть таким

— Кто Вас сделал охотником?

— Жизнь и отец, который был охотником. Правда, охотником несерьезным. Но он часто брал меня с собой, и мне это нравилось. Потом я это дело забросил. Но как-то в деревне, в Псковской области, я пошел с местными мужиками на охоту, и с этого времени началась активная охота. Примерно с 1995 года. Получается, что стаж у меня 15 лет.

— А с отцом куда ездили?

Карельского перешейка. У «Ленфильма» была своя маленькая охотничья база на Нахимовском озере, свой охотколлектив, где я получил первый охотбилет. К сожалению, все уже потеряно.

— Вы упомянули Псковскую область. Там Ваши корни?

— Не столько корни... Мои родители были все время в длительных командировках, и меня воспитывала няня, моя Арина Родионовна, которую я звал бабушкой. Вот она-то была из псковской деревни. Так что детство и юность я провел на Псковщине. Даже в школу там ходил осень и часть зимы, когда не с кем было меня оставить. Очень люблю эти места, я там свой, и основная охота у меня в Псковской области.

— Вокруг Вас в деревне осело много Ваших друзей, коллег по цеху. Это Вы их туда притянули?

— Кого-то я, кто-то сам. Это хорошие места, красивые. Рядом Пушкинские Горы. Уже лет 30 туда ездят художники на этюды. Там есть деревня Плавно, где живут художники, — семей, наверное, двадцать пять. У них там целая община — художники, скульпторы, архитекторы — в основном петербуржцы. Хабенский как-то приехал ко мне в гости и на следующий день купил дом, благо тот продавался. И история края интересная. Вот люди и врастают корнями в эту землю.

— Слышал, что Вы начали собирать какие-то артефакты на Псковской земле?

— Не только на Псковской. Мы уже два года занимаемся сбором древних каменных крестов, которые нигде не числятся и буквально валяются по всему северо-западу. Нас несколько человек, и мы уже собрали, не соврать бы, больше 50 крестов.

— А что это за кресты?

— Их историю сложно проследить, но это христианское наследие. Интересно, что некоторые из них явно переделаны из древних каменных идолов. Но в основном они датируются XIII, XIV и XV веками, вплоть до XVII века. Такие кресты, как правило, ставили на перекрестках дорог, деревенских площадях, просто во славу веры. В планах у нас — создание музея крестов под открытым небом. Таких музеев в мире два: в Швеции и Латвии, по-моему. Третий будет у нас, в Пушкинских Горах. Место уже отведено — недалеко от могилы Саввы Ямщикова. Я бы хотел, чтобы музей был посвящен ему, потому что он благословил меня на это занятие. Надеюсь, скоро начнем установку первых крестов.

— Однако я увел Вас от темы охоты…

— Это тоже охота. Очень азартное дело.

— У Вас в Псковской губернии есть свое охотничье хозяйство?

— Да. Лет 10 назад мы с друзьями-стендови­ками собрались и решили, что нам нужно свое охотхозяйство. И мы его создали в Псковской области. С тех пор основная охота там.

— Оно в непосредственной близости от Вашей деревни?

— Да, но это получилось не специально. Просто мой друг, большой и серьезный охотник Олег Покровский, очертил территорию, которую хорошо знал с точки зрения охоты. Мы там построили приличную базу и уже 10 лет содержим охотничье хозяйство для сохранения, приумножения охоты и дичи.

— Министр природных ресурсов Трутнев считает, что будущее охотничьего хозяйства лежит через развитие частного охотпользования. Правда, возникает опасение, что простые охотники будут лишены возможности охотиться на частных угодьях.

— Это не так на самом деле. Опасения сельских охотников необоснованны. Я абсолютно согласен с Трутневым, что единственное спасение нашего животного мира — через развитие частного охотничьего хозяйства. Если охота сегодня будет развиваться так же бесшабашно, как 10–15 лет назад, мы уничтожим весь животный мир страны. Я смотрю, сколько лося в Псковской области стреляли раньше и сколько сейчас (в разы меньше), и прекрасно понимаю, почему в области квоты на добычу лося уменьшили.

— Из-за чего сократилось количество лосей?

— Прежде всего из-за браконьерства. Чтобы как-то сохранить то, что осталось, мы пустили на территорию нашего хозяйства две бригады местных охотников. Договор такой: им отведена территория в нашем хозяйстве, они ею занимаются — сеют, кормят, планируют, охраняют.

— То есть они у вас как бы на субподряде?

— Мы с них денег не берем. Все абсолютно бесплатно. Главное, мы договорились, что они живут по тем срокам и законам, по которым живем мы. Например, мы не начинаем загонную охоту с 1 октября, мы начинаем ее позже, ближе к снегу. Считаем, что зверь должен отдохнуть перед началом загонных охот. Да, у нас есть свои законы, и местные охотники согласны с ними. Думаю, что за таким охотопользованием будущее. Смотрю на многих местных охотников и вижу, что они стали мудрее. Для них ясно, что охотничья бригада, бьющая в загоне свинью, уничтожает будущее своей охоты. Мы вместе с ними содержим свое охотничье хозяйство, тратим на это силы, деньги, время. И нам всем просто невыгодно, чтобы у нас не было зверя.

— А количество отстреливаемого зверя контролируете?

— Естественно, контролируем. Дого­вариваемся, какое количество лицензий они берут для себя. Сейчас с лицензиями стало лучше, потому что поголовье зверя растет, никто не жалуется.

— Успехи хозяйства основаны на дружбе с местным населением или на грамотной работе сотрудников?

— Успех хозяйства зависит, конечно, от умелого руководства, охраны и кормежки зверя. У нас директорствует грамотный охотовед, знаток охоты и прекрасный человек. А про дружбу с местными вообще никогда не надо забывать.

— У Вас в хозяйстве прекрасное поголовье кабана, много лося, есть косуля, медведь, боровая дичь...

— Я уже говорил, что лося осталось на Псковщине немного, к сожалению. Когда мы его несколько лет у себя вообще не стреляли, его было много. Главный зверь для нас — кабан. Мы его холим и лелеем. Категорически не стреляем свиней и подсвинков. На нас жалуются, что кабан поднимает дерн, портит поля и огороды. Но мы его сохраняем и приумножаем.

— А как Вам нравится термин «охотничье свиноводство» и обвинение кабана в том, что он уничтожает боровую дичь, зайца и так далее?

— Это абсолютная глупость. То количество кабана, которое сейчас в нашем хозяйстве, не сравнимо с тем, сколько его было 30 или 40 лет назад. Его было тогда значительно больше. Но тогда ведь были и заяц, и боровая дичь. У нас и сейчас все это есть. После прошедшей холоднющей и снежной зимы кабана опекать надо. Его количество даже у нас уменьшилось, а что говорить про угодья общего пользования? Мы для кабана в метровом снегу и дороги к подкормочным площадкам пробивали и кормили его, но все равно падеж был. Переохлаждение и глубокий снег — беда для него…

— Согласен с Вами, что если речь идет о разведении кабана на ограниченной загородкой территории, то этот разговор имеет смысл. На больших территориях сама природа регулирует численность кабана и других копытных.

— За загородкой может быть и свиноводство. У нас нет загородок. У нас площадь угодий 48 тысяч га. Зверь свой, непроходной, он у нас живет.

— Я немного представляю территорию Псковской области. У вас в районе сложный рельеф, много озер…

— У нас горы, начало Бежанинской возвышенности, настоящая тайга. Для кабана как раз то что нужно. В центре своего хозяйства мы вообще не охотимся, должны же быть места, где зверь отдыхает. Мы туда не ходим и там не шумим. Я сам там был всего два раза. К счастью, это такие труднодоступные места, куда добраться можно только пешком.

— А кто у вас егерями работает?

— Местные охотники. Люди опытные, с большим охотничьим стажем. Ценность каждого из них и прежде всего директора Соболева Николая Григорьевича в том, что они живут в лесу. Соболев из угодий не вылезает. Он знает каждую тропинку в лесу, каждый куст, где какой зверь. То же самое наши егеря. Это настоящие охотники. К кабанам они относятся как к своим воспитанникам. Я вижу, что им жалко, когда их стреляют. Порой и мне жалко. Если зверь идет от меня дальше, чем на 100 метров, я его не стреляю. Косули у нас немного, медведя маловато, но тоже есть. Что касается боровой дичи, у нас ее прилично.

— В пойме реки Сороти Вы проводили крупные соревнования легавых собак...

— Это не наша территория, но рядом с нами, а поскольку мы все члены областного общества охотников, то здесь мы уже дважды устраивали испытания легавых собак. К нам приезжали из Белоруссии, Украины, Прибалтики, Финляндии. И мы делали настоящие рабочие испытания. Без показухи и фарса.

— Вы стендовик и охотник по перу?

— Да, я очень люблю охоту по перу и мечтаю обзавестись легавой собакой.

— Какой?

— Очень хочу дратхаара, он отвечает всем моим требованиям. Подходит для наших широт, охот, для нашей зимы. Работает и по кабану, и по лосю, и по птице. Надеюсь, в ближайший год мы будем гулять по пойме Сороти вдвоем.

— Как Вы попали в стендовую стрельбу?

— Это было в конце 90-х годов. Снимал кино. По сценарию у нас два героя стреляли на стенде. И в первый же день после съемок я остался на стенде, а уже через два дня купил себе стендовое ружье. Первые 2–3 года я все свое свободное время проводил на стенде.

— Вы азартный человек?

— Да. Дело в том, что стенд если кого захватит, то захватит ужасно. Я до сих пор хожу на стенд, изредка участвую в каких-то соревнованиях. Это невероятно успокаивает. Для меня это абсолютное отключение головы от всего, кроме стрельбы. Не выход накопившейся энергии и не всплеск темперамента. Стрелять нужно с холодной головой, абсолютно спокойным, и я научился быть таким. Этот спорт тем уникален и хорош, что учит успокаиваться, собираться, контролировать себя, настраивать на определенную волну. И конечно, он красив. Я, например, всегда любуюсь стрелками, а когда стреляет женщина, это невероятно красиво.

— Навыки, приобретенные на стенде, помогают Вам в охоте?

— Конечно. Навыки, приобретенные в любой стрельбе, помогают стрелять из любого оружия.

— Стрельба как спорт — это абсолютный контроль над собой, а охота — мгновенный выброс адреналина. Как себя контролировать?

— Ну, естественно, на охоте выброс адреналина больше, чем на стенде. Но все-таки стрелки-стендовики чаще попадают в цель, меньше делают подранков. Бывает, и они промахиваются, делают глупые ошибки на охоте — это естественно и неизбежно. Но все-таки значительно меньше. Более того, у спортсмена в крови правильное обращение с оружием. А это очень важно, потому что на охоте бывают разные случаи. Мы, например, охотимся только в своих компаниях, с проверенными людьми. И если к нам приходит новичок, то, встав на номер, я, например, всегда смотрю, как там ведет себя мой сосед с 9-миллиметровым карабином?

— Мне кто-то говорил, что Дмитрий Месхиев предпочитает даже на загонных охотах охотиться с гладкоствольным оружием.

— Я иногда охочусь на загонных охотах с гладкоствольным оружием, но это зависит от угодий. Если мы в глухом лесу, где почти нет прогалов и где нужно стрелять накоротке, правильнее все-таки стрелять из гладкого ствола, еще и из полуавтомата, потому что очень мал сектор стрельбы, очень быстро и близко проходит зверь. При этом в основном на загонных охотах я охочусь с 9-миллиметровым карабином.

— Полуавтоматом?

— Либо полуавтоматом, когда это глухой лес. Когда это более-менее открытая территория, я, естественно, охочусь с болтовиком. Считаю, что на загонных охотах нужно категорически запретить охотиться с патроном менее чем 9,3х62, потому что этот патрон оставляет мало подранков и обладает большой останавливающей силой.

— Да, это очень комфортный патрон.

— Категорически более комфортный, чем, например, патроны 300 «Винчестер Магнум». А наш любимый калибр 7,62 и маловат, и слабоват, особенно если речь идет об охоте на лося. Из своего опыта могу сказать, что однажды из «Тигра» я добыл крупного лося, но сделал пять выстрелов, и все по месту.

— Министр Трутнев сказал, что он будет пытаться договариваться с нашей промышленностью о прекращении конверсии военного стрелкового оружия в охотничье…

— Это абсолютно правильно. Считаю, что военное стрелковое оружие, которое переделывают в охотничье, ничем от боевого не отличается. Военное оружие делается не для того, чтобы убить, а чтобы вывести как можно больше солдат из строя. Но охота не война. Мы должны добыть животное, которое иногда по весу в 5–7 раз больше, чем человек, и нам нужно его положить одним выстрелом.

— Как я понял, у Вас дома некий маленький арсенал оружия?

— Не могу сказать, что у меня его безумно много, но то, что мне нужно, я имею. У меня три карабина — один полуавтомат, один болтовик и мелкашка нарезная. У меня стендовое ружье (но это не считается) плюс вертикалка «Браунинг» и «Браунинг Аuто-5» c длинным 800 мм стволом, с которым я очень редко охочусь.

— А итальянцы?

— С оружием как с женщиной — оно должно нравиться. Я владею тем оружием, которое мне нравится и которое считаю для себя удобным. Если кто-то предпочитает «Беретту», — слава Богу, замечательно. Ну любят у нас охотники «Блазер», а я не люблю. Но, собственно, это не значит, что «Блазер» — плохое оружие.

— У Вас нет ни одного отечественного ствола?

— Из отечественных у меня есть «Тигр», но я с этим оружием практически не охочусь.

— Вы, кстати, упомянули, что любите «играться» с оружием?..

— Так вся охота — это мужские игры. И жизнь в лесу, и амуниция, и оружие, и ножи. При этом я абсолютно убежден, что у охотника все должно быть красиво, начиная с одежды и заканчивая оружием. Охота — занятие красивое.

— Когда охотитесь в компании друзей и кому-то везет, а Вам нет, это Вас «заводит»?

— На коллективной охоте меня научили считать, что зверя добыли все, а не тот, кто стрелял. Важно, как сработала команда. Когда мой друг в первом загоне берет кабана под 200 килограммов, я испытываю невероятное удовлетворение.

— Какая охота самая любимая?

— Весенняя по птице. Поскольку я неплохо стреляю, то у меня практически не бывает случайно битых птиц. И в этом, наверное, самый большой кайф для меня. Я весь год жду этой охоты. Еще очень люблю загонные охоты, а на вышках я не большой любитель сидеть. Меня, как правило, егеря ставят на дальние номера. Когда я остаюсь совсем один, а кругом зима, снег, испытытваю огромное удовольствие.

— Какая охота Вам больше нравится — индивидуальная либо коллективная?

— И та и другая. Охотиться совсем одному редко приходится, тем более на копытных с подхода. И еще я не трофейщик, не стреляю зверя ради трофея. Но совершенно не осуждаю охотников-трофейщиков — у каждого свои привязанности.

— Не знаю ни одного трофейного охотника, который бы не ел то, что настрелял.

— Конечно, все едят! Это в природе человека: что добыл, то и ешь. Я неплохо готовлю дичь. Кормлю всю семью. У меня даже есть некоторые «хитрости» в приготовлении дикого мяса. Все едят, и все довольны.

— У нас получился портрет человека, который любит жить вкусно.

— Да. Несмотря на горести! Я оптимист: люблю работать, готовить, охотиться.

Сконструировал себе модель жизни, где главное место отведено охоте. Живу от охотничьего сезона до сезона. Из-за охоты не езжу на львиную долю кинофестивалей. Если стоит выбор: ехать на охоту или на кинофестиваль — я еду на охоту. Однажды не поехал на Венецианский кинофестиваль, а отправился охотиться с друзьями. У меня все распланировано. Знаю, когда и куда я еду на охоту.

— Боитесь неожиданностей?

— Я человек консервативный — люблю то, к чему привыкаю. «Стабильность — признак мастерства» — так в стрельбе говорят. Поэтому я живу абсолютно распланированной жизнью. Моя семья с этим смирилась.

— Что бы Вы пожелали читателям журнала?

— Охотникам — хороших сезонов и правильных охот, членам их семей — терпения, мудрости и умения готовить то, что приносят домой охотники; женам — не забывать говорить своим мужьям, что им пора ехать на охоту.