Можно предположить, что Всевышний в свое время не досмотрел эту землю, и она до сих пор остается неприглядной. Зимой тут свирепствуют морозы вперемежку со злым байкальским ветром, летом же все живое страдает от иссушающей жары.
Я служил тогда в отдельном батальоне связи стрелковой дивизии, готовившей новое пополнение фронту. Приближался конец суровой зимы. У нас было несколько лошадей, а сено оказалось на исходе. По приказу комбата старший лейтенант Панасюк с солдатом Смирновым запрягли в розвальни лошадь и поехали за сеном в ближайший совхоз, который, однако, находился довольно далеко, ехать пришлось долго. Лошадь была местной бурятской породы, и ни снега, ни мороза не боялась. Да и офицер с солдатом служили здесь не день-два, поэтому утеплились, как следует: обулись в валенки и поверх зимней военной формы накинули на себя длиннополые до пят тулупы. С безоблачного синего неба ярко светило, хотя и не грело солнце, а кругом расстилался безрадостный и однообразный пейзаж: вокруг голо – ни леса, ни подлеска, ни даже небольшой группки деревьев. Ближайшая сопка торчала как лысая голова исполина.
– Что пишут из дома? – спросил солдата офицер.
– Трудно там. Мать получила похоронку на отца. Теперь вся в слезах и заботах, ведь у нее кроме меня еще трое, и все мал мала меньше. Пишет: «Теперь ты у меня единственная надежда, жду не дождусь, пока кончится эта проклятая война, и ты вернешься домой».
– Да, нелегко твоей матери, – сочувственно проговорил Панасюк, и чтобы отвлечь солдата от грустных мыслей, перевел разговор на другое.
Зимний день короткий, и он уже перевалил за свою половину, а солнце собралось прикрыться очередной высокой сопкой. И тут солдат вдруг произнес с тревогой:
– Что-то лошадь забеспокоилась.
На что Панасюк ответил:
– Выкинь тяжелые мысли из головы! Вокруг ни души. К тому же у меня полностью заряжен пистолет.
– А все-таки лошадь чем-то встревожена, – вновь прозвучал голос солдата.
– Прекратите паниковать, – разразился приказным тоном Панасюк, хотя и у него закралось какое-то чувство беспокойства, на всякий случай он вынул из кобуры свой ТТ.
А в это время лошадь без понуканья самостоятельно перешла на рысь. Из-за высоко поднятых воротников тулупов сидевшим в низких санях военным обзор был ограничен, и, покрутив головами в разные стороны, они было успокоились. А лошадь вдруг испуганно рванулась и понеслась вскачь, чуть не опрокинув сани. И тут раздался дрожащий вопль солдата:
– Гляньте назад, там волки!
Панасюк пугливо оглянулся: пока еще далеко от саней бежало несколько волков, но расстояние между санями и серыми хищниками быстро сокращалось, а никаких сельскохозяйственных построек не было видно.
– Товарищ старший лейтенант! Смотрите, справа от нас один! – надрывным голосом прокричал Смирнов.
Офицер увидел настигающего сани волка, крикнул Смирнову, чтобы тот следил за левой стороной, и, направив ствол пистолета на волка, дрожащей рукой нажал спусковой крючок. Из пистолета вырвался снопик огня, и волк куда-то делся.
– Промах! – горько прохрипел Смирнов.
Слева сани догонял другой волк. Выждав, пока он приблизится к саням почти вплотную, Панасюк выстрелил и увидел, что волк уткнулся мордой в снег. К нему подлетели и остановились несколько сородичей. Панасюк вспомнил, что где-то читал или от кого-то слышал, что волки пожирают своих убитых или раненых соплеменников. На какое-то время волки исчезли из поля зрения военных, но лошадь продолжала нестись, не сбавляя скорость. Панасюк уже собрался крикнуть Смирнову, чтобы он успокоил коня, так как ему кажется, что волки от них отстали, но увидел их снова и крикнул:
– Смирнов! Гляди в оба! Они снова у нас на запятках! Берегись!
На это солдат спокойно посоветовал:
– Береги патроны!
Волки совсем близко, того и гляди заскочат в сани. Панасюк прицелился и выстрелил, один из волков головой запахал снег. А бедный конь, весь в мыле, стал сдавать, бег его замедлился, и тут на него набросилось несколько волков. В этот момент впереди замаячил свет. Как потом оказалось, это сторожиха зажгла «летучую мышь».
– Это сторожка, бежим к ней! Выпрыгивай из саней! Бегом за мной! – командовал старший лейтенант уже на бегу, рванувшись к сторожке. Но Смирнов явно не успевал за быстроногим офицером, а только крикнул ему вдогонку:
– А как же я? Я же без оружия!
Но Панасюк, что есть духу несся к сторожке, моля Бога о спасении. А когда вскочил на ступеньки сторожки, задыхаясь прохрипел:
– Там... Смирнов... и конь, а у меня кончились патроны.
На самом деле в его пистолете осталось еще два патрона.
– Я отбивался от волков рукояткой пистолета, – продолжал он уверять сторожиху, что боролся, а не трусливо сбежал от безоружного солдата.
Сторожиха дважды выстрелила из ружья в ту сторону, откуда прибежал старший лейтенант, надеясь отпугнуть волков. Было уже темно, и выяснить, чем закончилась волчья свадьба, они не могли. Только доложили по телефону о случившемся.
Приехавшие утром офицеры особого отдела и военного трибунала дивизии увидели на месте ночной трагедии растерзанное тело солдата Смирнова и обгрызенный скелет лошади.
Панасюк, за то, что бросил солдата в минуты смертельной опасности, был лишен офицерского звания и приговорен к 10 годам тюремного заключения с заменой на отправку на фронт, в штрафную роту.
Комментарии (0)